Дневник тайных пророчеств - Евгения Грановская

– Я верю в Христа, – ответил судья Гриффит, вынув на секунду трубку изо рта.

– Вы – в Христа, турецкий посланник – в Аллаха, – пожал плечами Шюре. – А в общем, мы с вами, так же как и негры, верим в то, что мир наполнен незримыми сущностями. Бог далеко, а колдун с целой армией послушных ему духов рядом. И с ним лучше не ссориться, иначе несдобровать!

Шюре закурил папиросу, махнул перед лицом рукой, отгоняя дым, и продолжил:

– Время от времени прогрессивно настроенные европейцы пытаются противостоять колдунам. Как правило, они используют в качестве заклинания строки из Библии. А христианские миссионеры сочиняют специальные молитвы для околдованных прихожан.

– Помогает? – насмешливо спросил Николай Степанович.

Шюре покачал головой:

– Нет. Те, кого колдун обрек на смерть, в предсказанный час ложатся на землю и умирают. Одни в муках, другие безболезненно. Но конец всегда один.

– Чтобы умереть, нужна причина, – возразил басом помещик Куницын. – Люди не умирают просто так.

– Нет никаких причин, – заверил его Шюре. – Кроме одной: колдун проклял человека.

– Это правда, – подтвердил, вздохнув, судья Гриффит. – Если колдун сказал, что ты умрешь, – ты умрешь. Таков здешний закон.

Гумилев отпил вермута, облизнул губы и поинтересовался:

– А чем именно занимаются африканские чародеи?

– Сфера их действия практически не ограничена, – ответил Шюре. – Они призывают дождь, насылают порчу и спасают от порчи, оживляют мертвецов. За особую плату они могут превратить человека в животное и даже сделать его невидимым, натерев его кожу соком экзотических растений.

– Вы это серьезно? – пробасил помещик Куницын, пыхтя вонючей сигарой.

– Абсолютно, – кивнул Шюре.

Куницын криво ухмыльнулся и повернул лысоватую голову к судье Гриффиту.

– Послушайте, Гриффит, наш дорогой месье Шюре – человек молодой и с богатой фантазией, но вы – образованный и пожилой джентльмен. Неужели и вы верите во всю эту ерунду?

Судья Гриффит вынул изо рта трубку, посмотрел на нее и изрек:

– Credo quia absurdum est. «Верую, ибо сие абсурдно». В отличие от Тертуллиана, я верю лишь в то, что видел собственными глазами. А я видел много необыкновенного.

– Все, что вы говорите, очень интересно, – снова вступил в разговор Гумилев. – Но если бы здешние чародеи вершили только зло, их бы давно истребили.

Шюре засмеялся.

– Вы правы, Николя. Иногда эти черномазые мерзавцы вершат и добрые дела. Например, безошибочно находят преступников.

– И передают их властям?

Француз покачал головой:

– Нет, почти никогда. Они находят преступника и доводят его до самоубийства. Они заставляют преступника казнить себя самой лютой казнью. Причем самые загадочные и кровожадные из колдунов – это члены братства «зверей». Ближайшее к нам племя колдунов – это племя «черных леопардов». Эти колдуны обладают уникальным даром – они предсказывают будущее!

– Как-то раз, – задумчиво проговорил судья Гриффит, – я видел колдуна, который вонзил себе кинжал в сердце, а потом вбил себе в горло железный штырь. Затем он вынул кинжал и штырь, и его раны тут же затянулись. Это то, что я видел собственными глазами.

– Чушь! – пробасил помещик Куницын. – Эти черномазые бестии просто задурили вам голову. В русских деревнях тоже верят в леших и кащеев, но это ни о чем не говорит.

– Я просто рассказываю, а верить или нет – дело ваше, – пожал плечами судья Гриффит.

Куницын фыркнул и повернулся к Браккато, который по-прежнему сидел в углу с раскрытой газетой в руках, не принимая участия в разговоре.

– Ну, а вы-то что скажете, господин Браккато? Вы ведь охотник! Вам наверняка доводилось забираться в самые глухие уголки Африканского материка. Видели вы там что-нибудь необычное?

Усатый итальянец опустил газету и небрежно проговорил:

– Не дай вам бог оказаться ночью в западноафриканском буше. Живым вы оттуда не уйдете.

И снова опустил взгляд на газетную страницу.

– А как насчет «черных леопардов»? – поинтересовался Куницын. – Вы их видели?

– Их невозможно увидеть, – ответил за итальянца Шюре. – Они невидимки, оборотни. Кстати, у негров на этот счет есть поверье. Если ты убиваешь пантеру – то где-то в лесах умирает и член братства. Пантера – это своего рода эквивалент его души.

В пальцах у Гумилева с хрустом сломалась толстая спичка.

– Если эти гиены «вещие», стало быть, они могут предсказать будущее? – поинтересовался он у Шюре.

– Конечно, – кивнул француз.

– И как они это делают? – спросил Гумилев. – Вертят хрустальный шар?

Шюре улыбнулся и покачал головой:

– Нет, хрусталь в здешних местах не водится. Они бросают на землю кости животных и косточки плодов и предсказывают будущее по их расположению.

– Что-то вроде гадания на кофейной гуще, – констатировал Гумилев. – Кстати, неужели никто не пытался войти в контакт с этими «человеко-зверями»?

– Они ведут скрытный образ жизни, – ответил француз. – Большинство из них никогда не показываются даже своим землякам. Что уж говорить о белых людях.

– Держу пари на ящик коньяка, что я найду это племя, – сказал вдруг Гумилев.

Все повернулись к нему.

– Каким образом? – вежливо поинтересовался судья Гриффит.

– Выманю этих дьяволов из логова. Вы сказали, что каждая убитая пантера – это душа колдуна. Посмотрим, насколько они дорожат своими душами.

Шюре и Гриффит переглянулись.

– Это сумасшествие, – сказал судья. – Вы подпишете себе смертный приговор. И, уверяю вас, колдуны не дадут вам умереть легкой смертью. Они очень мстительны.

– И тем не менее я рискну, – сказал Гумилев. – Все здешние чудеса – не более чем фокусы. И я буду рад доказать вам это.

– Но зачем? – удивленно спросил Шюре. – Зачем вам это, Николя?

– Я приехал в Африку по заданию Музея этнографии, – ответил Николай Степанович. – В сферу моих интересов входят не только абиссинские предметы обихода, но и легенды с преданиями. Кроме того, мне чертовски любопытно.

– Хотел бы я отправиться туда с вами, – глухо проговорил Петруччио Браккато.

– Синьор Браккато, у нас с вами договор, – напомнил ему Куницын.

– Да, я помню.

Дверь открылась, и в «кают-компанию» вошел негр-слуга с подносом, на котором стояла склянка с какой-то бурой жидкостью.

– А, явился, голубчик! – со свирепой насмешливостью сказал ему Куницын. – А ну, поди сюда!

Чернокожий слуга подошел к помещику и с поклоном протянул ему поднос.

– Видали болвана? – проговорил Куницын, обращаясь одновременно и к слуге, и к присутствующим. – Он должен был принести мне лекарство десять минут назад! Эй, черномазый!

Слуга что-то пролопотал на своем языке.

– И чего лопочет – не пойму, – хмуро сказал Куницын. – Всему этих обезьян надо учить. Ну, ничего, мою школу он запомнит.

Куницын поманил к себе негра пальцем и, когда тот наклонился, ударил его кулаком по зубам. Ударил лениво, без замаха, как пинают под зад нашкодившего пса.

Слуга упал на пол, но тут же встал, готовый выполнить любое приказание своего хозяина. Всем присутствующим стало неловко.

Шюре и Гриффит сделали вид, что ничего не произошло. Браккато смотрел на негра равнодушным и как бы отсутствующим взглядом, как человек, который давно познал человеческую природу и уже перестал удивляться.

Лишь Гумилев побледнел и поднялся с кресла.

– Господин Куницын, – сухо произнес он, – вам не кажется, что это не очень благородно?

Говорил он по-русски, спокойно, без аффектации.

– Что-о? – протянул помещик, ошарашенно глядя на молодого человека.

– Вы ударили человека, который не может ответить вам тем же, – так же спокойно сказал Гумилев. – А это свинство. Впрочем, я оставляю за вами право доказать обратное.

Месье Шюре повернулся к Гриффиту и быстро спросил по-французски:

– О чем они говорят?

– Кажется, наш русский приятель решил вызвать своего земляка на дуэль, – ответил англичанин.

Между тем крупное лицо Куницына побагровело и покрылось каплями пота.

– Да вы… Да ты… Да ты понимаешь, с кем говоришь, мальчишка? – рявкнул он таким басом, что на столике зазвенели рюмки. – У меня два завода и ткацкая фабрика! Да я тебя…

– Стало быть, вы не намерены доказывать обратное, – насмешливо констатировал Николай Степанович.

Куницын в ярости вскочил с кресла. Гумилев спокойно взглянул ему в лицо.

– Я с тобой посчитаюсь! – прорычал помещик. – Но не здесь и не сейчас. Слишком много чести для такой мокрицы, как ты. Ты сдохнешь, как собака, и сгниешь под африканским солнцем. Я тебя размажу. Я тебя разорву. Я тебя…

Тут Браккато, до сих пор сидевший неподвижно, выхватил из-за пояса нож и метнул его. Нож вонзился в стену гостиной, заставив всех вздрогнуть и отвлечься.

Острие ножа пригвоздило к стене черного скорпиона. В то время, когда все разглядывали скорпиона, Гумилев посмотрел на меткого итальянца. Тот сидел в кресле с самым беззаботным видом. На какое-то мгновение взгляды их встретились, и Браккато слегка приподнял уголки губ, изобразив вежливую улыбку.