«Вдоль обрыва, по-над пропастью...» - Игорь Васильевич Кохановский

застал, а к тому же последние несколько месяцев очень был в себе, нигде не был, даже не заметил, как и время прошмыгнуло. Выпускаем «Жизнь Галилея» Брехта. Я играю Галилея. Ситуация была такая: Николай Губенко ушел сниматься, я его везде заменил и начал репетировать Галилея. Керенского, Гитлера и Чаплина сыграл я, как это говорится, на унос. А тут очень много времени пришлось потратить на то, чтобы убедить всех, что могу играть Галилея. Любимов вначале сомневался, не решался, чего-то выжидал, но потом бросился в омут, сыграл ва-банк и… вроде выиграл. (Видишь ли, я теперь очень скромный, про себя молчу, к тому же многие «доброжелатели» из родного «калефтива» все равно говорят — зазнался, стал премьером, вроде так положено, если все нормально, значит, что-то не то, значит, ссучился.) Тебе могу сказать, что все это чушь, никаких перемен в себе не ощущаю в эту сторону, разве что стал чуть больше думать, больше уверен, стал не пить. Но… думаю, надо оправдать некоторые надежды этих «доброжелателей» и в самом деле чуть зазнаться. Епифанцев, который теперь у нас в театре, говорит, что имею полное на это право. А про Галилея, Васёчек, действительно для меня это удача, да и вообще не только для меня. Люди, которым верю, говорят, что сначала никто даже не верил, но, поглядев, полностью принимают. Были всякие американские капиталистические обозреватели крупные по театру. Говорят, видели много Галилеев и что я — лучше. Это подогревает. Правда, я-то знаю, что роль бездонная — копать и копать, и что, конечно, многих может не удовлетворять, но это так и должно быть. И конечно, останавливаться я не собираюсь. Ни в этой работе, ни на этой работе. Хочу сделать моноспектакль.

Есть в Польше такой драматург, вернее, писатель Брандис.

Он у нас в загоне. А в Варшаве один актер сделал по его рассказу «Образ жизни» пьесу для одного актера, сам играет, даже есть фильм, но, говорят, на сцене это лучше. Он там два часа один на один со зрителем. Мои друзья видели, говорят — потрясающе. Обещали достать и перевести. Это пока только планы и мысли. А в ближайшее время будем ставить «Пугачёва» Есенина, я буду играть Хлопушу, а Николай Губенко (он вернулся) Пугачёва. Любимов придумал очень любопытно, и роль у меня самая лучшая, только давай! Репетируем композицию «Маяковский». Это о нем и его стихах, и сами стихи, костяк: поэма «Облако в штанах», Маяковского играют шесть человек, хор подонков, ангелы. Сцена в виде бильярдного стола, но это все я сумбурно. Приедешь — увидишь.

Вот и все о своих делах в театре.

Закончил я фильм «Я родом из детства». Там у меня небольшая, но очень хорошая роль. Впервые не стыдно. Да! Васёчек! Умоляю тебя — не ходи смотреть фильм «Стряпуха». Посмотрел уже? Напрасно. Если нет — не ходи. Я там блондин, все время с похмелья, фильм отвратительный. Правда, там есть Акимов в роли пожарника. Кстати, у Акимова дочка. Я его очень давно не видел, но слышал, что у него все хорошо, он, правда, в Пырьевы не метит, но все не так плохо, а Зарик захирел, заваливает экзамены, занимается прожектерством и, наверное, всю жизнь будет ходить в ассистентах режиссера где-нибудь на «Мосфильме» или того хуже, а надо бы выходить в первые ряды.

Гарик! Обязательно надо выходить в первые ряды, иначе можно всю жизнь только месить глину и никогда ничего не вылепить, хоть и знаешь, что можешь, а так и не вылепить. В связи с этим я плюнул на дурацкую щепетильность и, чтобы иметь возможность спокойно работать только в театре и там уже что-то создавать, написал песни к трем фильмам: в одном из них, вернее, в двух сам снимаюсь: «Я родом из детства» в Минске, скоро выйдет, «Саша-Сашенька» — комедь, тоже в Минске, пока только идут съемки, и «Последний жулик» — комедь, в Риге, там играет Губенко. Это, правда, все не «Тот, кто раньше с нею был», но и не гимны и дифирамбы, везде есть своя, Высоцкая червоточина, которую ты любишь и в которой весь смысл и смак. А потом, за это платят не очень, но можно не заботиться о том, что нечего жрать, не метаться по телевидениям и т. д.

Теперь главное: я помню твою просьбу про стихи, и я не совсем сука, и я разговаривал с Андреем (Вознесенским. — И.К.), и он обещал если не в «Юность», то в «Знамени» или еще в другом хорошем журнале. Он долго был в Ташкенте, и недавно я его видел, он опять сказал: «Давай!» Я, правда, теперь попаду в Москву только в августе, но и ты до этого времени все там продумаешь и высылай. Айда тоже в первые ряды! Мы тут трио образовали: Епифан, я и Ялович, тебя заочно взяли, ты будешь, будет квартет. Епифан начал писать, и очень недурно, пьесу его мы ставим в клубе. Ялович ставит. Ялович работает у Эфроса в Ленкоме, большой человек. Решили… ну это при встрече через год, это не горит, пока проводим подготовку к скачку. В Москве де Голль, хотя теперь он в Сибири, в Тбилиси — я, Люся и Епифан, в Анадыре — ты! Это прекрасно. Вся Россия в наших руках! Окружай! Разделяй и властвуй! Эк меня занесло! Ишь ты, подишь ты! Разошелся! Это все чушь, конечно; но ты про первые ряды, про квартет и про стихи — это точно.

Видишь, Васёчек, поймал себя на мысли, что пишу так, на всякий случай, боюсь — кто-нибудь прочтет и усмотрит в этом призыв к чему-нибудь нехорошему, к антисоветскому. Дай, думаю, напишу: «Это чушь». Вот!

Гарик! Я, конечно, много могу задать тебе вопросов про тебя! Конечно, хочется увидеться поскорее, и ты сам обо всем расскажешь. Но что спрашивать? Напиши про все, мне все интересно. Поэтому я так про себя расписал, и ты в ответ валяй так же. Давно что-то ты молчишь!..

Видел недавно Артура, он что-то пишет, дружит с Андреем Тарковским, тот кончил картину. Лёва Кочерян поехал с Кеосаяном в Молдавию снимать «Красных дьяволят», а потом поедет в Киев снимать фильм самостоятельно по Артурову сценарию. Видел Эдика, он хочет сделать про меня передачу на телевидении (Эдик Филатьев, редактор ЦТ; передачу сделать не разрешили. — И.К.), Епифан первого июля играет премьеру у нас, ввелся в «Только телеграммы», пьеса плохая. Но