Империя желания - Рина Кент

этому.

Мои кроссовки издают еле слышимый звук, пока я хожу по коридорам и ищу его. Поиск Нейта не занял много времени, но прежде чем я успеваю обрадоваться, мое сердце сжимается.

Он не один. Он с ведьмой. С Аспен.

Папа так её называет. Ведьма. Раньше я не использовал это прозвище для нее, но теперь сделала, потому что, возможно, она очаровывает Нейта черной магией. В конце концов, она единственная женщина, на которую он обращает внимание. Единственная женщина, с которой он расслабляется и показывает легкое подергивание губ.

Некоторые назвали бы это улыбкой. Но я всегда считала это полуулыбкой. Слегка улыбнулся, но не до конца.

Во всяком случае, он показывает её только ей, и я ненавижу и эту полуулыбку и Аспен. Ненавижу, её фигуру. Как она носит высокие каблуки и комфортно на них ходит, будто их не существует, и у нее лучшая коллекция брючных и юбочных костюмов на свете, в отличие от моих унылых джинсовых шорт и любимых белых кроссовок. Я ненавижу то, что ее волосы ярко-красные, как и помада, а не медного и ржавого цвета, как у меня.

Но больше всего я ненавижу то, насколько она совместима с Нейтом. Как легко они общаются, как хорошо смотрятся вместе, не прикладывая особых усилий. Она успешная, хитрая и начальница-стерва в их фирме. Вероятно, именно такой тип женщины и привлекает Нейта.

Я слышала, как он однажды сказал папе, что ему нравятся женщины, которые делают свою карьеру так же агрессивно, как и мужчины. Ему нравятся умные дамы с огоньком, как Аспен.

Неудивительно, что королю нравится королева.

Ведь это так, правда? Король не смотрит в сторону девушек, терпящих бедствие, не любит спасать.

Внезапно я начинаю осознавать, что я для него. Препятствие, которое тянет вниз. Обязательство, оставленное его лучшим другом.

Мои ногти впиваются в пиджак, и я чувствую, как пряный запах поднимается к моему горлу и душит. Я чувствую, как запах леса превращается в высокие деревья, сквозь которые не могу ни видеть, ни перелезть.

Я отступаю и бегу к стулу, где он меня оставил. Я просто верну ему пиджак и перестану быть занозой в его заднице. Меньше всего хочу стать надоедливым ребенком, о котором он должен заботиться по просьбе своего друга.

Я больше не ребенок. Мне двадцать, и я могу позаботиться о себе, могу справиться со всем, начиная от комы отца и заканчивая ведением дома, и вообще всего, что он оставил.

Моя грудь сжимается, когда вспоминаю состояние отца. У меня даже больше нет никого, к кому я могу обратиться.

Мои ноги останавливаются, когда я вижу знакомое лицо перед окном комнаты отца.

На ней яркое розовое платье с коктейлем цветов. Шляпа с перьями в оттенках радуги уютно сидит на голове, позволяя проглядываться осветленным прядям.

Я медленно подхожу к ней, пораженная тем, что она выглядит слишком старой, несмотря на весь ботокс и все, что она сделала с ее лицом. Будто на ней маска. Не говоря уже о том, какие у нее опухшие и большие губы, словно их ужалила десятки пчел.

— Сьюзен?

Она не разрывает зрительный контакт с отцом, и я недостаточно сильная, чтобы снова взглянуть на него в его состоянии, поэтому просто смотрю, как она наблюдает за ним.

Ее глаза охватывают его целиком, бегая взад и вперед, пока она проводит рукой в ​​перчатке по своей кожаной сумке. Тоже розовой.

— Сьюзен, — повторяю я, не уверенная, услышала ли она меня в первый раз.

— Он в таком плохом состоянии, — говорит она тихо, без всякого выражения.

Я борюсь со слезами, пытаясь вырваться, и щелкаю большим пальцем по указательному пальцу под пиджаком Нейта. В каком-то смысле он здесь со мной.

Кроме того, у меня забинтован палец, который я не замечала раньше. Это сделал он?

Мои мысли рассеиваются, когда Сьюзен смотрит на меня, ее снобистское выражение лица по-видимому никогда не исчезает.

— Ублюдок наконец получил по заслугам.

Я отшатываюсь от силы ее слов, мой подбородок дрожит.

— Как… как ты можешь такое говорить? Даже если раньше вы далеко не ладили друг с другом, прямо сейчас ему грозит смерть.

— Что и должно было случиться давным-давно. Такое зло лучше наказать раньше, чем позже.

— Сьюзен!

— Я дам тебе совет, даже если ты и отродье этого дьявола, — она подходит ближе, и все, что я чувствую, — это сильные нотки ее головокружительных духов. — Будет лучше, если ты бросишь все чемоданы и уедешь из дома. Мой адвокат Авайер сказал, что я могу вернуть дом, а также акции Weaver&Shaw, которыми владел мой муж до того, как они были возвращены твоему коварному отцу.

Я качаю головой, несмотря на попытки казаться невозмутимой. Папа потратил много времени, сил и денег, чтобы обезопасить дом и фирму. Нет, черта с два она получит все это. Потому что, я могу кое-что сделать.

Сьюзен протягивает руку в перчатке, хватает меня за подбородок большим и указательным пальцами и слегка встряхивает.

— Мне не хотелось бы раздавить такую ​​маленькую девочку, как ты, так почему бы тебе не избавить нас обоих от неприятностей и не бросить все? Когда тебе исполнится двадцать один год, у тебя появится свой трастовый фонд, и этого будет достаточно, чтобы остаться богатой на всю жизнь. Я прикажу своему адвокату составить контракт, поэтому все, что тебе нужно сделать, это подписать его.

— Нет, — бормочу я, впиваясь ногтями в пиджак.

Ее опухшие губы скручиваются.

— Что ты только что сказала?

— Нет! — я отхожу от нее, мое тело дрожит. — Я не позволю тебе забрать папино дело, заработанное тяжелым трудом. Никогда! И он не умер, Сьюзен! Он вернется и заставит тебя пожалеть о том, что ты предлагала мне это.

— Ты играешь по-крупному, но у тебя ничего нет, маленькая девочка. Будь готова быть раздавленными в суде.

Мое сердце бешено колотится в грудной клетке, пока я ищу правильные слова, чтобы бросить ей в лицо. Я никогда не позволю этой женщине забрать то, ради чего работал папа, даже если это последнее, что я сделаю.

— Это случиться с вами, миссис Шоу.

Я вздрагиваю, моя грудь сдавливает, а от звука его голоса слышно стук.

Нейт.

Он подходит к нам, и прежде чем я позволяю себе расслабиться с облегчением, его рука обнимает меня за плечо.

Рука Нейта у меня на плече.

Это какой-то сон? А может, это сон в сочетании с кошмаром.

Сьюзен поднимает подбородок, все еще скручивая губы.

— Ты ничего не можешь сделать, даже если являешься