Мой бывший муж - Оливия Лейк

что просто сделать и забыть не выйдет: она не даст, а может и сам не смогу. Не знаю. Я сейчас ни в чем не уверен.

Я поднимался в роскошном лифте не менее шикарного отеля с видом на Кремль. Хорошее место выбрала, чтобы аркан на меня набросить. Извинюсь перед Викой за то что голову морочил, скажу, что не могу так Катю свою обидеть. Она и Ника для меня на первом месте. Да, так и скажу.

Я открыл люкс на крайнем этаже своим ключом, стучать не стал. Тут же окутал интимный полумрак со свечами и запахом пряной ванили. Напряжение сразу прошило, когда потянул дверь в спальню. Она поддалась, и я окунулся в мягкий свет, дурманящий голову. Вика из него была соткана. Совершенно обнаженная, только туфли и невероятное бриллиантовое колье, мерцающее на пышной груди.

Я сглотнул напряженно, впуская в себя хмельную страсть. Лжец. Я искал оправдание своему приезду, но в душе знал, что еду трахаться: сочно, громко, пошло. Чтобы она кричала от восторга, а я рычал от удовольствия. Я нихрена не стойкий оловянный солдатик. Совсем не святой праведник, чтобы от такого подарка отказаться.

Я сорвал с себя пиджак и рубашку, прежде чем Вику на кровать толкнуть. Никакой нежности и разговоров. Никаких условий. Никаких «нет»!

– Вад… – я не дал сказать, рукой ей рот закрыл и ноги широко развел. Меня разрывало при виде золотистой плоти с темной сердцевиной. Брюки не снял, только приспустил, болт напряженный в руке взвесил и нетерпеливо воткнул, жестко тараня изнывающее лоно. Негой захлебнулся и руку изо рта ее убрал, на лобок перемещая, растирая клитор влажный. Я не позволял ко мне тянутся, грубо ее зафиксировав, но Вика кричала и извивалась, распаляя меня все сильнее. Я сохранил остатки разума и успел достать член, кончая на атласные простыни.

– Наконец-то! – простанала она и поднялась. Брюки мои спустила вместе с боксерами и член насухо облизала, стирая следы соков и семени. Ствол каменный, а яйца звенят от спермы накопившейся, пока до капли не выдавлю – не слезу. Вика подготовилась и потянулась ко мне с презервативом. Я предусмотрительно взял другой, из тех, что на тумбе лежали, и натянул гандон на подрагивающую плоть. Резко перевернул, голову в подушку уткнул и сзади пристроился. Дальше творилось безумие, бурное и непристойное. Упал без сил уже под утро. Жесткое, бредовое утро.

Я открыл глаза, как в хмельном тумане. Сощурился на яркое солнце, заливавшее комнату. Какой-то задней мыслью отметил, что сегодня будет хороший день: морозный, но ясный. Сел в кровати и сразу споткнулся взглядом о смятые простыни со следами спермы и смазки. Напряженным взглядом спальню обвел: использованные презервативы и изорванные упаковки от них. Вот это блядство. Натуральное гребаное блядство! Гандон я, а не те скафандры, что свидетельствовали о моем падении.

Я был один в постели, но в ванной явственно текла вода. Что же я наделал… Пиздец. Полный пиздец! Я сипло воздух из легких выпустил и косым взглядом на плече полоску алую заметил. Вскочил резко и к зеркальным панелям спиной встал. Все исполосовано ногтями.

– Ебаный в рот! – выругался сквозь зубы. Я ничего не чувствовал. Ни желания, ни тяги, ни влюбленности, только стыд. Сейчас я смотрел на ситуацию своими глазами, не затуманенными низменными порывами. Меня прошибло чувство омерзения и гадливости. Я попал. Вот сейчас виноват безоговорочно.

Увидел черные боксеры, натянул брезгливо и «Ролекс» свой взял. Девять уже. Блядь! Я же Нику обещал в школу отвезти. Блядь. Блядь! Я опоздал. Везде опоздал.

Брюки молниеносно натянул и рубашку на плечи набросил, когда звук шагов резанул слух. Я замер тревожно, представил, что сейчас Катя сюда войдет: ошеломленным взглядом кровать осмотрит и на мне бархатные темные глаза остановит, а в них презрение. Одно презрение отныне.

На пороге, естественно, появилась Вика. Свежая, ухоженная. Она улыбалась, протягивая ко мне руки.

– Вадик… – мягко мурлыкнула.

Блядь, да какой я к черту «Вадик»?! Бесит жутко это умилительно-ласкательное. Я постарался не грубо поймать ее запястья, чтобы не дать обнять меня и в свой омут затянуть.

– Я опаздываю уже, – сухо проговорил и рубашку в брюки заправил. – Дочери обещал в школу отвезти. – В щеку клюнул и пиджак схватил. – Я позвоню.

В лифте Катю набрал, но она не отвечала. Каждый следующий гудок тревожной тяжестью в груди отзывался.

– Возьми трубку, Мальвина моя, – молил, машину с парковки выгоняя. Когда отчаялся, водителя набрал: – Миш, здорова. Ты Нику в школу отвозил сегодня?

– Нет, Вадим Александрович, Екатерина Алексеевна позвонила и сказала, что сама.

– Ясно. Ладно, жди у Евразии, скоро буду.

Я летел домой похлеще гонщика Спиди, гонимый дурным предчувствием. Я не знал, какой разговор у нас с Катей выйдет, но об этой ночи она узнать не должна. Категорически просто. Я ошибся. Господи, как же я ошибся. Оступился, но со всеми же бывает, да? Но Катя предательства не простит: узнает и конец всему придет.

Я припарковался напротив подъезда, что на Малой Бронной просто противозаконно. Перекрыл проезд не хило, но мне спешить нужно. Взлетел на двенадцатый этаж и дверь открыл. Катя дома – я ощутил ее присутствие, еще до того, как саму увидел. Собранная, деловая, красивая и родная до безумия. Даже в брючном строгом костюме выглядела женственной и прекрасной.

– Остыла? – поинтересовался нарочито небрежно, будто не было прошедшей ночи. Словно я дома ночевал.

– Я ждала адвокатов, а не тебя.

Она тоже была поразительно спокойна.

– Кать, ну какие адвокаты? Давай поговорим без нервов.

– Без нервов мы вчера говорили, – холодно улыбнулась она. Чужой, незнакомой мне улыбкой. – Ты ушел из дома, Вадим. Или не помнишь?

– Ты чемодан передо мной поставила! – выдержка изменила мне. – И Ника дома была, или при ней нужно было уговаривать тебя и на колени падать?!

– Я дала тебе выбор, Полонский, и ты ушел! – ее спокойствие испарилось тут же.

– Блядь, Катя, ты через рот желания свои можешь озвучивать?! Я не обязан угадывать, чего ты хочешь, а мысли читать не умею!

– Где ты ночевал? – спросила вдруг очень тихо. Это испугало больше, чем диалог на повышенных. Затишье – бури предвестник.

Я смутился, взгляд отводя, и буркнул:

– В отеле. Меня жена из дома вежливо убраться попросила.

Мной была выбрана тактика отрицания, потому что слишком хорошо знаю Мальвину свою. Если уверится в измене, ни за что не простит.

Катя резко голову вскинула, остро меня изучая, и с неожиданной силой в грудь толкнула.

– Что ты врешь мне! – и еще раз ударила. – От тебя за метр блядством несет! Ты воняешь бабой! – и всхлипнула натужно. – Тебя Ника до последнего ждала, а ты трахал