Короли рая - Нелл Ричард

– Нет, сын мой, дар мой. Не говори таких вещей. Послушай меня.

– Нет, мне это надоело, я не хочу…

– Ты меня выслушаешь.

Он попытался не быть таким слабым и сдержать немужественный всхлип, сотрясший его тело.

– Я очень больна, – сказала она, но это не помогло. – Забудь, во что я верю, или богов, или что думают люди. Ты всего лишь мальчик, посему еще не можешь видеть, но ты хороший, ты особенный и мудрый. Но этот мир темен, холоден и жесток, Рока. Он съедает слабость и выплевывает ее, – она сжала его ладонь. – Ты должен взять этого хорошего мальчика и поместить его здесь. – Она приложила пальцы к его груди.

– Спрячь его так глубоко, сынок, что найти его сможем лишь мы с тобой, в потайное местечко. Спрячь его там, пока не станет безопасно вернуться. – Она сглотнула, взяла Року за бугристый подбородок и держала с такой силой, что стало больно. – А потом схвати этот мир за горло и удуши его. Это все, что подразумевают легенды. Помни богов и истории. Помни все, чему я тебя обучила. Мне следовало бы научить тебя большему, и прости, что я сделала недостаточно. Однажды ты сможешь воспользоваться этим, – она дотронулась до его головы, – и разрушить это место, если захочешь, или отстроить заново. Ты сможешь отыскать Носса, Рока, или края мира. Сможешь всё изменить. Всё что угодно. Сможешь написать собственную историю и быть свободным. И ни эти подлые мужчины, ни эти перепуганные женщины не смогут остановить тебя, твой разум и твоих старых богов. Ты понимаешь?

Он не понимал, никоим образом. Но смотрел, как его слезы скатываются ей на руку, и просто молча кивнул. Она потянула Року вниз, и он стиснул ее в объятиях, и они оставались в таком положении какое-то время, пока он водил ладонями по ее золотистым волосам и раскачивался из стороны в сторону. Он поцеловал ее в макушку и сказал, что любит ее, и подумал: а вдруг каким-то образом у них все еще может получиться? Они попадут в долину закона. Бэйла выздоровеет и устрашит Кунлу своими словами, а присяжные услышат правду и защитят их…

– С нами все будет хорошо, мама. Я не дам тебя в обиду. Ты сделала достаточно, более чем достаточно, и теперь мой черед.

Она молчала, и это показалось ему странным.

– Мама? – Он ослабил хватку.

Ее руки обмякли, а он даже и не заметил. Когда он отпустил ее, она задрожала, будто от холода.

– Перестань. Мама? Мама, проснись!

Придерживая ее, он увидел, что глаза ее закатились, рот раскрыт и слюна пенится, как у бешеной собаки.

– Нет, нет, пожалуйста, нет. Бэйла! Прекрати это! Не сейчас! Не сейчас!

Она еще раз дернулась и замерла, затем простонала, и с ее губ потекла слюна. Рока уловил неприятный запах и понял, что ее кишечник опорожнился. Она едва дышала. Не сводя глаз, он поднял мать, плача, как маленький мальчик, целуя ее лицо и пытаясь заставить ее вновь сосредоточить взгляд.

– Нет, нет, нет. – Он баюкал ее, силясь поднять на ноги, но она обвисла в его руках.

Он сдался, сел на траву и положил голову Бэйлы к себе на колени, гладя ее золотистые волосы и глядя на облака.

Я убил ее, осознал он. Я слишком боялся уйти, и наконец мое проклятие убило ее.

Если он уйдет снова, она, несомненно, со временем оправится. Но ему не хватало сил отнести ее в долину – или даже обратно в деревню. Если же он останется, от его проклятия ей может сделаться еще хуже, а Рока не сумеет долго сохранять жизнь им обоим под открытым небом. Я мог бы сбегать и привести Каро, подумал он, и тот мог бы снова помочь ей.

Но в таком случае он ни за что не попадет в долину вовремя. Они с Бэйлой станут изгоями, и ее последние дни перед тем, как жрицы найдут и убьют ее, будут потрачены на сожаления о неудаче, о том, что ее «особенный» сын не оправдал доверия.

Рока знал: она предпочла бы умереть в степях. Вмерзнуть в холодную землю, чтобы вороны и волки обглодали ее труп.

Ему удалось сдержать позыв ко рвоте.

– Я поистине демон. Это моя вина.

Он никогда не верил в чушь о заколдованных лесах, богах или пророчествах, но вот он здесь, иной и одинокий, а его святая мать, которую следовало бы чтить, вместо этого умирает в каком-то поле, неоплаканная и забытая всеми, кроме него. Кого еще можно винить?

Кожа Бэйлы стала бледной и липкой, белки глаз виднелись сквозь щелочки век. Я не могу просто бросить ее. Он знал, что ей хотелось быть сожженной, вернуться в пепел – из которого, как она верила, произошли люди. Но у Роки не было ни деревьев на топливо, ни времени.

Я не важна, услышал он ее поучение, но если умрешь ты, значит, все мои жертвы были напрасны. Ты должен попасть в долину закона.

– Я не могу. – Он закрыл глаза. – Не могу просто бросить тебя здесь.

Ты должен, сын мой. Оставь ребячество в прошлом. Это слабость, а ты никогда больше не должен быть слабым.

Он кивнул, достал свой нож и погладил ее волосы.

– Мне жаль. Мне жаль, мама, мне так жаль.

Он не мог знать, страдает ли она. Он поднес лезвие к ее волосам и отрезал идеальные, золотисто-каштановые локоны длиной в ладонь и, положив прядь в карман куртки, взглянул на небо. Он увидел зимних птиц – возможно, зябликов, пересекающих равнину в поисках лучшей земли. Даже белые облака дружно удалились, пренебрегая им, как и в тот раз, когда мамаши в Хальброне пытались забрать его руки. Мир такой большой, ужасающий и необъяснимый, а я всего лишь одинокий маленький мальчик.

Он заморозил слова Бэйлы в своем сознании, как молитву. Единственная вера, которая ему когда-либо понадобится.

Спрячь этого милого мальчика так глубоко, сынок, что найти его сможем лишь мы с тобой, в потайное местечко.

Рока поискал такое место в своем сознании – место, где он будет хранить свое детство, свою мать и ее ложь-из-любви. Я и есть всё, о чем говорят истории. Я убил своим проклятием добрейшую, самую красивую женщину в мире, и меня будут вечно сжигать в недрах горы.

Это всё, чем он теперь станет, – всё, чем он когда-либо сможет быть, кроме как в этом местечке: неприкосновенном, безопасном и принадлежащем ей.

Меня создали боги моей матери – либо никто. Он хотел рассмеяться, но всхлипнул. Божественные дети. Война богов. Конец мира. Да будет так, он поверит.

– Осторожней с пророчествами, – прошептал он, вытирая щеки.

Он потратит жизнь, которая дана ему, на поиски этих богов, если они существуют, и плюнет в их лица. А если они слишком испугаются и никогда не покажут себя, он будет съедать по ночам их гребаных детей.

Я стану частью твоей книги, мама, но не как Эгиль, Хаки или Рупа. Я стану Омикой, великаном. Я стану монстром, который пугает маленьких девчонок. Вот что я такое. Я голыми руками залью кровью целый мир, и, когда они все поочередно будут мертвы – законотворцы, жрицы и все их слуги, – тогда я отправлюсь в посмертие и найду тебя и сделаю их королевой.

Он снова поклялся в этом вслух, Эдде, а затем, в третий и последний раз, Носсу. Он поклялся, не сводя глаз с горизонта, и по его ладоням разлилось тепло, когда он вытащил нож. Он поклялся кровью своей матери.

* * *

Но он чуть не умер на полпути к Алверелю. Он грезил наяву, переходя через небольшую замерзшую речку, и потерял равновесие, так удивившись, что едва сдержал падение и сильно ударился плечом о большой замшелый камень. Тот оцарапал его голову сбоку и сказал: «Парой дюймов выше, и я б раскроил тебе череп, тупица». Чувства Роки обострились, и сердце бешено застучало в груди. Он боялся не смерти, а неудачи.

Рока сел прямо и пошевелил пальцами ног. Он почувствовал что-то неладное с ними, но не имел ни времени, ни желания снять ботинок и взглянуть. Он подозревал обморожение из-за пребывания в колодках. Отсутствие резкой боли – дурной знак, и у него как будто нарушилось равновесие, но это неважно.

Он взял прореху размером с Бэйлу в мире, что угрожал его поглотить, и спрятал ее в свое потайное местечко. Труп в поле больше не был ею. Бэйла теперь жила в раю, ожидая сына. Или же она просто хладная мертвая плоть на земле, корм для животных, мух и червей.