Почти живые - Сергей Дышев

— Вот же повезло девочке с таким заботливым папой!

Эта фраза как сладкий обвал, как золотой дождь, как елейный душ. Ольга замолкает, смотрит на Сергея влюбленными глазами и нежно прикладывает к его губам палец.

— Все, — говорит она с мягкой настойчивостью. — Больше ни слова! Покупаем кота, потому что Ксюша сама просила меня об этом.

Сергей соглашается: раз девочка просила, то базара нет. И все-таки покупает и кота, и куклу с собственным домиком.

* * *

Ольга держит над ним зонт. Два больших пакета Сергей несет под мышками, из-за них не видит дороги и шлепает ботинками по лужам. Дождь усиливается с каждой минутой. Сырой воздух пахнет мокрой зеленью и раскисшей землей.

— Может, надо прихватить шампанского? — предлагает он.

Нет, больше ничего не надо. Мама и так заждалась. Ольга обещала прийти через час, а уже прошло два с половиной. Нужно пощадить мамины нервы. Должно быть, она сейчас стоит у окна, глядя на остановку автобуса, освещенную одиноким фонарем, и поглядывает на телефон: позвонить дочери или нет?

— Как маму зовут? — спрашивает Сергей.

— Ирина Геннадиевна.

— Заметно, что я небрит?

О какой чепухе он спрашивает! Ольга тоже начинает волноваться. Чем ближе дом, тем тревожнее у нее на душе. Да что ж это с ней! Прочь тягостные мысли! Маме стоит только увидеть Сергея, чтобы понять Ольгу. Такой парень не может не произвести впечатления. Поставить его рядом с Глебом — все равно что рядом с молодым и гибким тигром поставить толстого, неповоротливого носорога. Мама увидит Сергея, и сердце ее оттает.

— Вот мой дом, — говорит Ольга.

Серый громоздкий дом кажется старым, выброшенным на берег кораблем. Под козырьками темных подъездов висят голые провода. Сколько Ольга помнит себя, лампочек здесь никогда не было… Они шагают медленно, чтобы ненароком не споткнуться о выбоину или не ступить в глубокую лужу. Ольга на ходу достает ключ от домофона — знает, что вслепую очень трудно набрать номер квартиры, проще открыть замок самой. Она идет на два шага впереди Сергея. Тут кстати дверь подъезда открывается — кто-то выходит… Но нет, человек замирает на пороге, будто не решается его перешагнуть. Сырой воздух разрывают два оглушительных щелчка, молнией ослепляют огненные вспышки. Ольга от неожиданности вскрикивает и в то же мгновение узнает человека, стоящего во мраке подъезда. Это Глеб! Она оборачивается, чтобы убедиться, что Сергей с ней рядом, что он защитит ее, и с ужасом видит лежащего посреди лужи плюшевого кота.

— Сергей!

Она кидается в темноту и едва не спотыкается о распростертое на мокром асфальте тело. Сергей лежит навзничь, широко раскинув в стороны руки, словно пытается дотянуться до кукольных аксессуаров, раскиданных повсюду.

— Господи, что же это… — сломанным голосом бормочет Ольга, падая на колени рядом с Сергеем. — Помогите кто-нибудь! Умоляю, помогите!.. Сережа… Сереженька…

Она пытается перевернуть его на спину, ощупывает шею и щеки. Ее рука становится липкой от крови. Ольга стонет, будто разодрала ладонь обо что-то острое, к дождевым каплям на ее лице добавляются горько-соленые слезы. Она плачет все громче, и ее плач напоминает дикий, страшный, нечеловеческий вой… Кто-то ее окликает, вокруг собираются люди. Женский голос призывает вызвать «Скорую», мужской голос настаивает на том, что сначала надо вызвать милицию. Еще кто-то интересуется, сделали ли пострадавшему искусственное дыхание…

* * *

Ольгу не пустили в приемное отделение. Мучительно заикающийся врач с обвислыми по краям, как у казака, усами потребовал у нее паспорт, переписал данные и, дергая головой от старания говорить гладко, посоветовал «д-дуть д-домой от греха п-подальше».

Контролер в трамвае сначала пялился на ее порванные на коленях колготки, а потом потребовал предъявить билет, но Ольга так накричала на него, да еще замахнулась рукой, что контролер торопливо ретировался и сошел на следующей остановке. При выходе с трамвая она толкнула в спину какого-то мужчину, который уж слишком медленно преодолевал ступеньки. Мужчина едва удержался на ногах, повернулся к Ольге, чтобы высказать ей свое неудовольствие, и она выдохнула ему прямо в лицо:

— Пошел вон, подонок!

Мужчина так и остался стоять на остановке с раскрытым ртом.

А Ольга, кусая губы, быстро шла по темной улице и бормотала:

— Подонки! Все вокруг подонки! Ненавижу… ненавижу…

Люди, проходившие мимо нее, были здоровы, веселы, кто-то пил пиво, кто-то курил, кто-то кидал на Ольгу недвусмысленные взгляды, а Сергей в это время лежал на операционном столе с оголенной грудью, в которой застряли две пули; и посвистывал безостановочно прибор искусственной вентиляции легких, и едва слышно пощелкивал индикатор сердечных сокращений, и покрывался крупными каплями пота лоб хирурга, и равнодушно созерцала сине-бледное лицо раненого операционная сестра, думая при этом: «Жаль, конечно, но он не выживет. Опять, наверное, бандитские разборки…»

На углу своего дома Ольга остановилась, прижалась к фонарному столбу, вынула из сумочки сигареты и закурила. Две милицейские машины беззвучно выплескивали пучки света из проблесковых маячков. Сутулый мужчина в длинном светлом плаще сидел на корточках в том месте, где лежал Сергей, и собирал в полиэтиленовый мешочек крохотные пудреницы, зеркальца, гребешки. Куклу и кота, должно быть, кто-то подобрал до приезда милиции. «Зачем это все?» — с отупляющим равнодушием подумала Ольга.

Она кинула окурок в лужу и направилась к подъезду. Милиционеры проводили ее долгим взглядом, кто-то даже пустил ей в лицо луч фонарика, но никто не остановил и ни о чем не спросил.

* * *

Казалось, что в доме — все, как прежде. Только Ксюшка не выбежала из своей комнаты встречать ее. И, может быть, мягче обычного был взгляд у мамы, какой-то расслабленный, удовлетворенный, отдохнувший.

— Ты одна? — равнодушно спросила она, хотя не могла не видеть, что в прихожей, кроме Ольги, нет никого. — А что у тебя с ногами? Ты видела, что у тебя порваны колготки?

Рваные колготки! Вот самая главная проблема на этот момент!

Ольга как швырнет сумочку в угол! Села на обувной стульчик — и в слезы. Мама подошла, погладила ее по голове, вздохнула и голосом умудренной женщины произнесла:

— Ничего, доченька. Ничего. Все будет хорошо. Думаешь, я мало слез в молодости пролила? И что? Где эти слезы? Высохли, и ни следов, ни памяти. Правильно говорят — водица это…

— Что?! — Ольга подняла голову и скинула ладонь мамы. — Водица?! Ты знаешь, что произошло? Ты ведь еще ничего не знаешь! Ты ведь сидишь здесь, как зайчиха в норе! Да ты…

Она осеклась, сорвала с себя плащ, швырнула его куда-то и решительно направилась к телефону.

— Кому ты собралась звонить? — спросила мама, и только сейчас в ее голосе проявились тревожные нотки.

— В милицию! Не уходи, послушай! Тебе будет интересно!

Ольга плюхнулась на диван, поставила аппарат себе на колени и стала набирать «02». Палец ее дрожал, несколько раз она нажала не ту клавишу. Вдруг на телефон легла пухлая рука.

— Не надо никуда звонить, — раздался мужской голос. — Я сам во всем признаюсь.

Ольга подняла глаза и увидела Глеба.

* * *

Он стоял перед ней, бледный, с блестящими глазами, склонив голову с покорной обреченностью. Галстук съехал набок, из-под брючного ремня выпростался край рубашки. Рядом, держа его за палец, стояла Ксюшка.

Ольга откинула телефон в сторону, вскочила на ноги и вцепилась Глебу в горло.

— Подонок!! Негодяй!! — кричала она, раздавая ему пощечины и царапая его пухлые щеки. — Подонок!! Убийца!! Да как ты смел!! Как ты смел…

Слезы заливали ее лицо. Глеб не сопротивлялся. Ксюшка тоже заплакала и тонким голоском запищала:

— Не бей его, мамка!

В какой-то момент девочка оказалась между Глебом и Ольгой. Рыдая, Ольга отвернулась, закрыла лицо руками и, покачиваясь, подошла к окну. Она слышала, как всхлипывает дочь и Глеб тихо приговаривает:

— Не плачь, моя девочка. Не надо. Все будет хорошо…

Ольге показалось, что ее сердце не выдержит всего этого и разорвется, как граната. Задыхаясь от невыносимой боли, она повернулась и срывающимся голосом произнесла:

— Доча, этот дядя — убийца! Он стрелял в моего друга…

Ксюшка двумя руками схватилась за нижний край Глебова пиджака, отрицательно покачала головой и, насупившись, пробормотала:

— Нет, он хороший. Он мне зайца подарил. И мы с ним играли в прятки. А ты его налупила…

В дверях комнаты, как привидение, появилась мама. Она была бледна, ее подвижные глаза не находили себе места; взгляд женщины перебегал с внучки на дочь, потом на Глеба и так далее по кругу.