Мое не мое тело. Пленница - Лика Семенова

Видела, как подергивались поволокой его глаза, как трепетали ноздри. Как он курил совсем недавно, утопая в дыму. Бабушка в таких ситуациях говорила: «Хоть топор вешай». Не было ни единой причины не верить. Теперь все становилось яснее, но одновременно запутывалось. Я понимала, что теперь все зависит от моей способности что-то контролировать, но чувствовала полнейшее бессилие. Если я правильно поняла, избыток этого наира превратит карнеха в чудовище, в дикого зверя, который слушает лишь свои инстинкты. Хотелось кинуться вслед за Фирой, спросить, вытрясти ответ, если понадобится, но проклятая птица меня не выпустит. Я не рискну даже пробовать.

Что это может быть? Мысли? Страхи? Больше ничего не приходило в голову. Но совсем недавно Нордер-Галь угадал, что я думала о Питере. Совпадение? Неизвестно… От предположения, что он способен копаться в мыслях сделалось панически страшно.

Я уронила голову на руки и терла виски, чувствуя, как они наливаются тяжестью. Никогда не умела спать днем — всегда вставала разбитой, с головной болью. Казалось, от лихорадочных мыслей вот-вот лопнут сосуды на висках. Если бы я только знала, внимательно бы слушала слова Зорон-Ата. Но вчера это все казалось полнейшим бредом. Он называл какие-то цифры… Проценты… Зорон-Ат сказал, что давно так не сшибало. Значит, толстяк тоже что-то чувствовал… Что было тогда? Только страх… Но если Фира способна этим наиром управлять — значит, его можно вычислить, ощутить. Выходит, до тех пор, пока не удастся снова поговорить с Фирой, я могу лишь перебирать варианты и что-то исключать. Варианты… В том и дело, что у меня их толком не было. Пока самым очевидным оставался лишь страх… Но самым главным теперь было — умудриться не превратить Нордер-Галя в зверя, который сможет убить. Нужно быть осторожной. Очень осторожной. Но как, если я не знала правил?

Я непроизвольно поглаживала стопку одежды, которую принесла Фира. Тонкий габардин. Я развернула платье шоколадного цвета в едва заметную белую полоску. Совсем новое. Юбка со складками, вырез буквой V, рукава фонариком, поясок. Я давно не видела таких хороших вещей. Под платьем лежало чистое белье. Я даже отдернула руку, будто обожглась. Розоватый атлас. Бюстгальтер, с жесткими чашечками, панталоны, пояс для чулок. И чулки… Коричневые, шелковые, со стрелками. Я даже боялась их коснуться. Как давно я не надевала чулки… Бабушка всегда говорила, что женщина без чулок — это неприлично. И сейчас от одного взгляда на эту вещь у меня заходилось сердце.

Фира была настоящей красавицей. Опрятная, хорошо одетая. Она действительно не очень походила на пленницу. Но, Фира… Это не наше имя. Такая же кличка, как и моя. Как меня назвал Нордер-Галь? Кажется, Тарис. Как лысую кошку, породистую, со сморщенной кожей. Тарис… И даже во всех этих прекрасных вещах я останусь породистой кошкой.

— Вставай, уже восемь.

Я едва не подскочила от неожиданности. Резко повернулась, чувствуя легкое головокружение. В спальню заглядывал адъютант Нордер-Галя. Я сглотнула и молча уставилась на него. Молодой, тонкий, как жердь. Черные волосы, лицо с мощной квадратной челюстью. И черные глаза, в которых совсем не было видно их проклятых зрачков. Я с облегчением вздохнула. Смотреть в такое лицо было гораздо спокойнее. Да и мальчишка не вызывал того трепета, что его командир.

Я поднялась, как он и велел.

— Пошли.

Я не шелохнулась:

— Куда?

Но я почти не слушала его. Все время пыталась понять, чувствует ли он наир. Казалось, нет. Фира говорила что-то о происхождении. Может, этот мальчишка недостаточно родовит? Я сделала пару шагов, нарочно приближаясь, не сводя глаз с его лица, но ничего не происходило. Адъютант был совершенно спокоен. Но и я тоже.

— Отведу в душ. Приказ карнеха.

Я кивнула. Упираться ни к чему.

Мы прошли мимо Асурана на насесте, вышли из каюты. Прошли по коридору, повернули один раз. Глухая дверь открылась автоматически, уехала вверх. Мы вошли в небольшую комнатку, будто облитую белым глянцем. Но все остальное было совершенно привычно. Полукруглая раковина, медный кран с вентилями. В углу над головой плоская лейка душа.

Мальчишка нажал на скрытую панель, как в спальне карнеха, открылась дверца.

— Здесь мыло, полотенца, расчески… В общем, разберешься. У тебя пятнадцать минут, я жду снаружи.

Я кивнула.

Адъютант вышел, и я не стала терять времени. Теплая вода принесла ощущение мнимого спокойствия.  Я вышла, замотавшись в серые полотенца, в которые спрятала плоскую расческу. Не уверена, что мне позволено ее брать. Мальчишка проводил меня обратно в каюту. Проклятая птица на его присутствие никак не реагировала.

— Я приду в девять сорок пять. Покажу кухню. Будь готова.

Я лишь кивнула и смотрела до тех пор, пока за мальчишкой не закрылась дверь. Только потом я с ужасом поняла, что здесь не было часов. Или я их не увидела.

Я предпочла скорее одеться и лишь потом сушить волосы. Когда кожи коснулся атлас, сердце пропустило удар. Как же права была бабушка! Она всегда была права… Я застегнула крючки бюстгальтера, чувствуя, как плотно сели чашечки. Фира каким-то чудом угадала с размером. Жаль, здесь не было зеркала, я не могла увидеть себя. Я снова и снова поглаживала ткань кончиками пальцев, будто не верила. Все это казалось небывалой роскошью. Сколько времени я не видела такого белья? Пожалуй, целый год. А, может, два…

Я не дышала, когда натягивала чулки. Поставила ногу на кровать и сантиметр за сантиметром расправляла тончайший шелк, панически боясь порвать или зацепить. Закрепила зажимами. С наслаждением провела ладонью по ноге, чувствуя восхитительную прохладную гладкость. Снова и снова. И никак не могла отнять руку, не в силах расстаться с этим ощущением. Это было неуместно, но я чувствовала себя настоящей женщиной. Впервые за долгое время. Если бы здесь было зеркало…

Я инстинктивно оглянулась, шаря взглядом, но тут же замерла, будто пораженная молнией. В дверях стоял Нордер-Галь. И я понятия не имела, как долго он смотрел.

Я подхватила платье, будто воровала, прижала к себе, прикрываясь. Пусть он уже видел меня голой, это никак не лишало меня стыдливости. Теперь замерла, будто превратилась в статую. Еще немного — и остановится сердце. Наверное, стоило опустить глаза, но взгляд будто примерз к лицу Нордер-Галя. Я инстинктивно пыталась уловить малейшие изменения, зацепиться хоть за что-то, но не могла даже понять, что чувствую сама. Оцепенение, паника, страх. И что-то едва уловимое, что беспокоило сильнее прочего, потому что я не могла это сформулировать. Оно холодило внутри. И именно сейчас, в эту минуту, холодило