Посредник - Педро Касальс

Нарушив тишину, Алекс крикнул официанту:

— Две тортильи, хлеб с помидорами... и пару пива! Так мы хоть поедим, прежде чем двинуть в Ператальяду.

— Ты, я гляжу, уже вошел во вкус хлеба с помидором.

Глядя на них, когда они выходили из «Эль Велодромо», можно было бы подумать, что это — два друга-студента, попавшие сюда с какой-нибудь из улиц университетского городка в Оксфорде. Салинас в своих роговых очках смахивал на какого-нибудь преподавателя средневековой истории, Алекс же, одетый в темно-коричневую вельветовую куртку, походил па физика-теоретика. Впрочем, они были чем-то схожи, только журналист выделялся своим высоким ростом и худобой.

Они сели в «Рено-5» Алекса и за каких-нибудь полтора часа доехали до Ла-Бисбаль, не останавливаясь промчались по старым улицам городка с домами, увенчанными колоннадами-портиками, и вскоре ехали по грунтовой дороге, обсаженной платанами. Вскоре фары автомобиля высветили в сумраке арку в каменной ограде метра четыре в высоту. Салинас, достав огромный ключ, чем-то напоминавший древнее метательное оружие, открыл железную калитку. Въехав во двор, они укрыли машину в гараже, оборудованном в бывшем зернохранилище.

Уже выходя из машины, оба почувствовали, как расслабляются их мышцы, успокаиваются нервы! Ночь была тихая, никаких признаков пронизывающего северного ветра, который в этих краях называют «Трамонтаной».

— Ну и везунчик ты! — воскликнул Алекс.

— Это — единственное мое богатство, — ответил адвокат, — хотя впрочем, я этим домом не владею, только нанимаю его.

— Но живешь-то в нем ты! — заключил журналист.

— Да. И получаю от этого огромное удовольствие. Тут я провожу каждый конец недели — с пятницы по воскресенье, по понедельникам приезжаю в Барселону, улаживаю там дела с клиентами, а вечером улетаю в Мадрид... — объяснил Салинас.

— Неплохо ты, однако, устроился, совсем недурно.

— В Мадриде я работаю в своем офисе вторник, среду и четверг. В пятницу снова возвращаюсь сюда, в эту масию, — окончил свой отчет адвокат.

— И как тебе удается так жить?

— Ну, видишь ли, если бы я не вылезал из кабинета и приковал бы себя намертво к телефону, то зарабатывал бы намного больше песет... или, если хочешь, долларов, но так бы и протекла бездарно моя жизнь. Имел бы я кучу денег, мог бы позволить себе самые изысканные удовольствия... но только потом выяснилось бы, что времени на них не остается.

— Согласен с тобой, — сказал Алекс уже серьезно.

Они вошли в просторную гостиную. В глубине горел камин. Как обычно, Салинас предварительно позвонил по телефону Долорс, предупредив, что приедет сегодня. Долорс и ее муж по прозвищу Реном жили всего в полусотне метров отсюда, были арендаторами на соседнем участке. Они согласились следить за ма-сией, которую нанял адвокат, убираться в ней. К Салинасу привыкли и относились как к своему.

— Слушай, а как же это камин полыхает прямо к твоему приходу? Ты что, волшебник? — пошутил журналист.

— Нет. Все очень просто. Это все Долорс — она следит за домом.

Перед камином стояла деревянная скамья с высокой спинкой. Салинас усадил на нее своего гостя и принялся разливать в бокалы виски лучшего качества — из чистого ячменя. Глядя на огонь и отхлебывая виски маленькими глотками, адвокат сказал:

— Знаешь, что со мной сегодня случилось. Познакомился с интересной женщиной: она необычайно женственна, а ум — чисто мужской. Зовут ее Кармина.

Алекс с интересом посмотрел на друга. Он ожидал, что Салинас примется подробно рассказывать о краже оливкового масла, а тот вдруг неожиданно стал исповедоваться ему, рассказывая о женщине, которая произвела на него впечатление.

— Да, очень она на меня подействовала — словно чем-то притягивает к себе, а чем, объяснить не могу...

Барселона

Раннее утро четверга, 14 января

Прибыв в аэропорт Прат, Сала взял такси и направился на Пасео-де-ла-Бонанова. Там у него была небольшая квартирка, которой он иногда пользовался, когда оставался переночевать в Барселоне. Квартира была обставлена мебелью того сомнительного вкуса, что свойственен стандартным дорогим домам, построенным в этом районе за последние годы.

Приехав на квартиру, посредник откупорил бутылку сверхсухого шампанского «Кодорниу» и, стоя перед зеркалом, отпил прямо из горлышка, пожелав себе самому удачи. Потом налил в ванную горячей воды и погрузился в нее, поставив бутылку рядом на бортике. Так, постепенно отпивая из нее глоток за глотком и нежась в ванне, Сала пролежал минут двадцать, стараясь ни о чем не думать и полностью расслабиться.

Выйдя из ванны, он тщательно обтерся махровым полотенцем, надел пижаму, поверх нее накинул халат и, хотя часы показывали еще три часа ночи, сел за телефон. После десяти звонков на другом конце провода послышался недовольный гнусавый голос:

— Слушаю!

— Привет! Это Сала! — сказал посредник бодрым голосом.

— Да вы знаете, который час? — сонным голосом воскликнул Жаумет, который лежал в постели далеко отсюда, в Вике.

— Слушай, Жаумет! Приезжай ко мне на Пасео-де-ла-Бонанова. Сейчас же! Речь идет об очень важном деле, — приказал Сала и повесил трубку.

У Жаумета был свой бухгалтерский офис в Вике, но работал он практически только на Салу, — тот старался сократить до минимума штат своих служащих. Поэтому, хотя Жаумет и не был у посредника на службе, он вел фактически всю отчетность дельца в своем офисе, расположенном метрах в сорока от конторы посредника. Постепенно Жаумет превратился в своего рода раба Салы, хотя и утешался тем, что дела у него шли лучше, чем у всех конкурентов в Вике благодаря огромной отчетности, которую давал ему Сала для обработки.

Посредник, издевательски ухмыляясь, набрал новый номер телефона. На этот раз он звонил директору местного филиала банка, расположенного всего в ста метрах от его конторы. Сала давно уже понял, что может обойтись без лишних людей в собственной бухгалтерии, в обход закона договорившись с заинтересованными лицами.

Договоренность эта заключалась в том, что банк практически вел все его официальные финансовые дела. Таким образом Сала тоже экономил на штатных работниках, которым он обязан был по закону оплачивать часть их социального страхования, а филиал банка, ведя дела Салы, был полностью загружен работой, и его директор превратился на деле еще в одного из лакеев Салы.

Часы показывали уже десять минут четвертого, когда телефон зазвонил в доме директора. После пятого гудка тот, разъяренный, ответил:

— Да. Я слушаю!

— Доброе утро. Это Сала. Я на своей квартире в Барселоне. Речь идет о срочном деле. Жду вас. До скорого свидания! — приказал Сала.

— Хорошо... Хорошо... Но мне же еще надо одеться... и доехать на машине к вам из Вика... — запротестовал тот.

— Можете не спешить. Но и не запаздывайте, — твердо сказал Сала и повесил трубку.

Действуй в том же духе, он велел явиться к себе и коммерсанту из Барселоны, который занимался розливом масла.

«Так, — подумал Сала, — масло мы разольем прямо в Барселоне. Льготы по налогам, полагающиеся за экспорт, мне подсчитает Жаумет, а остальные финансовые бумаги отработает банк».

И тут же чуть не подскочил на месте от неожиданно возникшей мысли: «Но как же я могу заявить налоговому управлению о таком количестве масла? Как мне объяснить, откуда я его достал? Об этом Лафонн и не подумал!»

Он принялся лихорадочно искать выход. Было уже полчетвертого ночи. Затем набрал еще номер, на этот раз мадридский.

Ему ответили после первого же гудка:

— В чем дело?

— Это Сала. Я, кажется, нашел для тебя хороший выход. Тебя еще не заставили платить по векселям? — поинтересовался он.

— Пока нет. Но на той неделе наверняка потребуют... Дела у меня хуже некуда.

— Послушай! Садись на первый же самолет в Барселону. Я жду тебя на своей квартире в городе. Кажется, у меня есть хорошая идея, как тебя выручить

— Ты что, всерьез? — Человек, говоривший по телефону и явно лежавший в постели, не скрывал сомнения.

— Да, это так! Жду тебя через два часа! — распрощался Сала.

Он был доволен тем, как ловко обходил все препятствия, возникшие на пути. Но ему и в голову не приходило — не настолько он был дальновидным — что дамоклов меч уже висит над его круглой, упрямой, твердолобой головой.

Барселона

Утро четверга, 14 января

Сала держал обычно в квартире на Пасео-де-ла-Бонанова не меньше трех пар белья. Он надел черные носки, спортивные трусы, какие надевают боксеры, нательную рубашку из чистого хлопка модели «техасский фермер». Одеваться в новое белье посреднику всегда доставляло огромнейшее наслаждение — сказывались бедные детские и юношеские годы, когда переодеваться в чистое белье удавалось очень редко, как правило, к религиозным праздникам.

Затем Сала надел мокасины — имитацию модных «себаго» — и облачился в костюм неопределенного цвета, хотя я специально сшитый для него портным, но не очень удачно.