Несчастный случай? - Дарио Фо

ВТОРОЙ КОМИССАР (на ухо). Хочешь погубить нас, несмышленыш? (На противоположной стороне сцены, справа, Журналистка и Сумасшедший продолжают беседу, не обращая внимания на полицейских).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Неужели не понимаешь, что нам надо сохранить секрет? Если синьорина узнает, что тут проводится контр-расследование, мы пропали!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Какое контр-расследование? (ему опять зажимают трубкой рот). Алло?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Еще спрашиваешь? Тогда чего же кричал, что все знаешь, а на самом деле, выходит ничего не знаешь? Болтает, болтает, устраивает скандал…

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Нет, не устраиваю… Я хочу знать…

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Молчите! (Ударяет его трубкой по руке). Звоните и все!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Алло… алло, кто говорит?

ЖУРНАЛИСТКА (которая тем временем продолжала беседу с Сумасшедшим). Ой, как интересно! Синьор начальник, вы можете ни о чем больше не беспокоиться… капитан… то есть, бывший капитан, все объяснил мне!

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Что объяснил?.

ЖУРНАЛИСТКА. Кто он такой на самом деле!

НАЧАЛЬНИК и КОМИССАР. Он вам это сказал?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, я не мог больше лгать… К тому же она сама обо всем догадалась.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Но вы, по крайней мере, заставили ее пообещать не писать об этом в газете?

ЖУРНАЛИСТКА. Ну, конечно же, напишу! (Читает в блокноте). Вот так: „В полицейском управлении я обнаружила священника в штатском“!

НАЧАЛЬНИК и КОМИССАР. Священника?!

СУМАСШЕДШИЙ. Да, извините, что я скрыл это от вас. (Совершенно неожиданно расстегивает воротник, под которым обнаруживается белый стоячий воротничок с черной вставкой посередине — классическое отличие священника).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (хлопая себя по лбу). Он еще и священник! Неужели вы верите ему?

(Второй комиссар хватает огромную печать и затыкает Бертоццо рот).

ВТОРОЙ КОМИССАР. Ты нас довел окончательно!

(Сумасшедший достает красную круглую шапочку и величественными, продуманными движениями надевает себе на затылок, расстегивает пиджак, и мы видим, золотой с серебром крест в стиле барокко, затем вынимает из кармана и надевает на палец перстень с огромным фиолетового цвета камнем).

СУМАСШЕДШИЙ. Позвольте представиться: отец Аугусто Бернье, уполномоченный папского престола по связи с итальянской полицией. (Протягивает руку с кольцом для поцелуя сержанту, и тот ревностно выполняет его пожелание).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР (вырвавшись вперед, вынимает на мгновение печать изо рта). По связи с полицией?

СУМАСШЕДШИЙ. После последнего покушения на святейшего папу, вы меня понимаете, это наш долг. Как легат, отвечающий за его безопасность, я должен все предусмотреть… наладить контакты…

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Ну, нет! Нет! Это уж чересчур: теперь еще и легат его Святейшества!

ВТОРОЙ КОМИССАР (вновь сует ему в рот, как соску, печать). Мы отлично знаем, что все это сплошное надувательство!.. Но он ведь изображает священника с умыслом, чтобы спасти нас… понимаешь?!

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Чтобы спасти нас? А ты что, переживаешь мистический кошмар? Хочешь душу спасать?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Послушай, кончай дурака валять, целуй кольцо! (Вынуждает Бертоцци приблизить губы к кольцу Сумасшедшего, который тем временем непринужденно, ненавязчиво заставляет всех присутствующих совершить этот обряд покорности).

ПЕРВЫЙ КОМИССАР. Да нет же, черт возьми! Кольцо — не буду! Отказываюсь. Да вы, похоже, все с ума посходили! Он свихнул вас!

(Второй комиссар и сержант очень быстро и ловко наклеивают ему на лицо множество пластырей, закрыв рот и губы, всю нижнюю половину лица).

ЖУРНАЛИСТКА. А что с ним случилось, с бедняжкой?

СУМАСШЕДШИЙ. У него кризис… я думаю. (Извлекает из молитвенника шприц и собирается сделать ему укол). Подержите его, это ему, несомненно, поможет. Это бенедиктинское успокоительное.

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИЙ. Бенедиктинское?

СУМАСШЕДШИЙ. Да, в этом флаконе! (С ловкостью кобры делает Бертоццо инъекцию, словно выстрел из пищали, потом осматривает шприц). Осталось еще немного… А вы не хотите? (И, не дожидаясь ответа, делает укол и начальнику полиции, тот приглушенно стонет).

ЖУРНАЛИСТКА. Вы не поверите, ваше высокопреосвященство, но когда несколько минут назад вы провозгласили, имея в виду полицейские скандалы, „Это всегда наилучший способ пропеть аллилуйя!“, я сразу же отметила… простите мне подобную дерзость…

СУМАСШЕДШИЙ. Ничего, ничего…

ЖУРНАЛИСТИКА. Я подумала: „О, но это лексика священнослужителя!“ Вы не обиделись, не так ли?

СУМАСШЕДШИЙ. А почему я должен обидеться? Это верно, я действительно говорил как священнослужитель, каковым и являюсь. (Первый комиссар тем временем пишет фломастером на обратной стороне портрета президента: „Это — сумасшедший!“ и показывает, держась за спиной Сумасшедшего). С другой стороны, святой Григорий Маньо, когда его только что избрали папой, обнаружив, что пытаются с помощью разных махинаций и уловок скрыть грандиозные скандалы, в гневе произнес свою знаменитую фразу: „NOMUS AUT VELIMUS, OMNIBUS GENTIBUS, JUSTITIAM ET VERITATEM…“

ЖУРНАЛИСТКА. Будьте добры, ваше высокопреосвященство, знаете, я трижды проваливалась на экзамене по латыни…

СУМАСШЕДШИЙ. Вы правы. Короче говоря, он сказал: „Хотите или не хотите, но я установлю истину и справедливость и не допущу больше никаких скандалов. И вам не придется опасаться, что скандалы будут подрывать все авторитеты. Пусть разразится скандал, но такой, какой укреплял бы мощь и продлевал век государства!“

ЖУРНАЛИСТКА. Поразительно!.. Вас не затруднит записать эту фразу всю целиком… вот здесь?

(Сумасшедший принимается писать фразу святого Григория в блокнот Журналистки. Тем временем Второй комиссар отнял у Первого портрет президента и разрывает его в клочки).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ (набрасываясь на него). Что вы сделали? Порвали портрет президента? Разве не знаете, что это преступление? Что с вами стряслось?

ВТОРОЙ КОМИССАР. Но, синьор начальник, он пишет такие вещи! (Указывает на Бертоццо).

НАЧАЛЬНИК ПОЛИЦИИ. Я могу, конечно, в чей-то согласиться с вами. Действительно он слишком часто обращается к народу с патетическими посланиями… Но это отнюдь не означает, что надо рвать его портреты… Постыдитесь!

(Журналистка стоит за спиной Сумасшедшего, наблюдая, как он пишет фразу святого Григория).

ЖУРНАЛИСТКА. Иными словами, выясняется, что скандал, если даже нет повода для него, необходимо изобрести, так как это поразительный способ поддерживать власть: он дает разрядку недовольству угнетенных масс.

СУМАСШЕДШИЙ. Конечно. Это катарсис, освобождающий от всякого напряжения… И вы, независимые журналисты, достойные жрецы этого культа!

ЖУРНАЛИСТКА. Достойные? Конечно, но только не с точки зрения членов нашего нелепого правительства, которые выходят из себя, спешат, как маньяки заглушить любой скандал, лишь только мы обнародуем его.

СУМАСШЕДШИЙ. Вот именно, выходит из себя наше правительство… Оно ведь бурбонское… феодальное… А посмотрите на те страны, которые уже эволюционировали… например, на север Европы! Помните скандал под названием „Духи“ в Европе? Военный министр оказался связанным с проститутками, наркоманами, шпионами!!! Что, разве от этого рухнуло государство? Рухнула биржа? Ничего подобного. Наоборот, никогда еще ни биржа, ни государство не были такими могущественными, как после этого скандала. Люди думали: „Да, порок есть, однако его нельзя утаить, рано или поздно он выплывает наружу… Мы купаемся в пороке и даже глотаем с удовольствием, но никто же не уверяет, будто это чай с лимоном! Вот что самое главное!“

НАЧАЛЬНИК ПОЛЩИИ. Проще сказать, что скандал — это навоз, удобрение для социал-демократии!

СУМАСШЕДШИЙ. Правильно! В точку попал! Скандал — это навоз для социал-демократии! Скажу больше: скандал — это лучшее противоядие против самого страшного яда, каким является совесть народа. Если только в народе проснется совесть, мы пропали! И действительно, разве Соединенные Штаты, а это по-настоящему демократическая страна, когда-нибудь накладывали цензуру на все, что касается бойни, какую американцы устраивали во Вьетнаме? Наоборот: во всех газетах публиковались фотографии убитых женщин и детей, разгромленных селений. А вспомните скандал, связанный с нервно-паралитическим газом? Его производят в Америке в таком объеме, что хватит трижды уничтожить все человечество! Может быть, тут сработала цензура? Ничего подобного! Напротив! Включаешь телевизор и видишь бесконечные составы. Куда идут эти поезда? К морю! А что везут? Нервно-паралитический газ! Цистерны опускают на дно в нескольких километрах от берега! И случись небольшое землетрясение или налетит тайфун, цистерны разрушатся и нервно-паралитический газ — буль-буль-буль — всплывет на поверхность, и мы все отдадим концы! Трижды! Никогда не замалчивались подобные скандалы. И это справедливо! Ведь таким образом люди получают возможность возмущаться и ужасаться: что за правительство у нас! Мерзкие генералы! Убийцы! Повозмущаются, повозмущаются и — хлоп: начинается „свобода отрыжки“. И обратите внимание: эта система принята не только эксплуататорами, но и эксплуатируемыми. Помните демонстрацию строителей в Нью-Йорке: тысячи рабочих в касках вышли на площадь вооруженные палками, готовые дать урок этим грязным бунтарям, белым и цветным, которые ходят повсюду с плакатами „Война войне“, „Долой эксплуатацию человека человеком!“, угрожал своим хозяевам. Это поразительно! Эксплуататоры защищают эксплуататоров!