История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография - Валерий Черепица

Во время чтения Розенбаумом поданного ему рапорта, а также его вопросов, что называется, по ходу к Антоновичу, последний дополнил список лиц, встречавшихся с краснофлотцами в Межевичах, еще двумя матросами — Казимиром Цемерским и Станиславом Гадомским. Перейдя затем к устному анализу контрабандистской деятельности в зоне речной границы, офицеры выяснили, что все без исключения лица (числом 15–18 человек), принимавшие участие во встречах с советскими моряками, не упускали случая перебросить на ту сторону того или иного количества водки или сахарина. Сахарин особенно ценился на советской стороне. Там за него платили в большинстве случаев царскими золотыми монетами достоинством 5 рублей, что по официальному курсу в переводе на польские марки (в то время злотых еще не было — В.Ч.) означало 9 тысяч; на черном же рынке стоимость этих монет была значительно выше. Доллар же по официальному курсу в ту пору шел за 3,5 тысячи польских марок. Получив такие сведения, Розенбаум страшно возмутился тем, что Антонович до сих пор об этом молчал, и тотчас же поставил данное упущение капитану на вид, как явное упущение последнего по службе.

В первом же месячном сообщении во II отдел Розенбаум, естественно, упомянул и о золотой валюте, и о служебных упущениях капитана Антоновича. Последний, уходя из кабинета командующего в день подачи рапорта, не только раскаивался в своей недальновидности, но и обещал исправить свои ошибки, не прибегая к обыскам. Через неделю после отправки сообщения Табачин-скому к майору Розенбауму зашел в кабинет завхоз флотилии подхорунжий морской интендатуры, представленный уже к производству в подпоручики, Мечислав Витковский с целым ворохом хозяйственных бумаг, что называется, на утверждение. В ходе этой совместной рутинной работы, он, как бы между прочим, заметил: «Господин командор, а наши матросы на границе неплохо зарабатывают. Сам видел как боцман Василевский в Купеческом банке менял золотые русские рубли на польские марки». На что Розенбаум с невозмутимым видом сказал, что в «отношении Василевского господин подхорунжий определенно ошибается, так как он уже отчислен из флотилии и находится в распоряжении Морского департамента». Между тем сказанное интендантом вынудило Розенбаума уже через час быть у своего хорошего знакомого директора Купеческого банка Годлевского, с помощью которого он установил, что не только Василевский, но и еще всех 13 чинов флотилии, обменивали в этом банке царские золотые рубли. На основании донесения Розенбаума об этом Табачинскому, по распоряжению последнего начальник Пинского жандармского дивизиона тотчас же произвел аресты упомянутых в донесении лиц. Все они впоследствии были осуждены на 3–4 года каторжных работ.

Успехи на «валютном фронте» невыгодно оттеняли работу Розенбаума по части политического сыска среди вольнонаемных в порту. Об недостатках в этой области командующему флотилией открыто заявил начальник местной наружной и тайной политической полиции Яцынич, сообщивший также об своем опасении, что «выявленная на крэсах всходних коммунистическая организация «Свободный Рабочий» («Вольны Роботник») может вполне иметь свою ячейку и среди вольнонаемных портовых мастерских. Найти таковую для Розенбаума означало спасение своей репутации и перед Табачинским, и перед Яцыничем.

Воспользовавшись нехваткой на предприятии квалифицированных токарей, он дал указание капитан-инженеру Витольду Шульцу поместить в лодзинских газетах объявление об нужде в рабочих данной квалификации, а сам под видом их (с помощью и при поддержке Табачинского и Яцынича) внедрил в пинскую рабочую среду действительно опытных токарей из Лодзи, но находившихся уже несколько лет на службе у тайной полиции. Это были Станислав Шиманский, Люциан Лясота и Вильгельм Вальден.

Поскольку эти агенты пришли в кабинет к Розенбауму для получения рабочих удостоверений личности (лигитымаций), между ними состоялся разговор, в ходе которого выяснилось, что свою задачу последние твердо знают, ибо соответствующие инструкции уже получили, и дело лишь в том, как обеспечить им передачу информации наверх. На вопрос Розенбаума, имеют ли они соответствующие клички, Шиманский ответил, что таковых они не имеют и все время работают под своими фамилиями. Собравшиеся тут же условились, что для передачи нужных сведений они будут, как приезжие, заходить в кабинет командующего с просьбой о выдаче им аванса. И уже через несколько дней, к концу рабочего дня, к Розенбауму явились Шиманский и Вальден. Здесь они сообщили следующее: благодаря своей высокой квалификации, они быстро вошли в дружеские отношения с местными рабочими, причем последние вполне убеждены в их принадлежности к лодзинским революционным организациям, ибо неслучайно старший мастер по слесарному делу Кароль Кухта, работавший долгое время на электростанции в Варшаве, неоднократно заводил с ними разговоры об рабочих организациях в Лодзи, жаловался на эксплуатацию пролетариата и говорил о необходимости выступлений против произвола фабрикантов, указывая при этом на СССР, где рабочие, по его словам, «чувствуют себя не только свободными людьми, но и хозяевами своего отечества, а мы, дураки, только стонем да ахаем а нас увольняют по своему произволу, и безработица увеличивается с каждым днем». Вальден и Шиманский во всем поддакивали Кухте, а Шиманский даже заявил, что если бы местные рабочие так организовались, как у них, в Лодзи, где особенно сильна организация «Свободный Рабочий», то и здесь, в Пинске, скорее бы «засветило солнце Свободы». Этой фразы оказалось вполне достаточно, чтобы Кухта ударился в откровенность и сказал, что здесь, на крэсах, действует эта же организация с центром в Белостоке, и что среди рабочих мастерских уже есть ее члены. В ответ на эту откровенность Шиманский высказал Кухте свое пожелание рассказать местным рабочим о лодзинской организации «Свободный рабочий», которая, по его словам, «располагает не только видным числом членов и денежным капиталом, но и тесными связями с Советским Союзом». Кухта радостно принял это предложение Шиманского и попросил его в воскресенье прийти к нему домой на обед (где-то к 12 часам), а уж он соберет у себя членов и сочувствующих этой организации местных рабочих, чтобы послушать сообщение «лодзинского товарища».

Сообщив это, агенты стали просить Розенбаума для пользы дела дать возможность состояться этому собранию рабочих и против Кухты — явного активиста — пока ничего не предпринимать. Розенбаум им это пообещал. Более того, для усыпления бдительности Кухты командующий флотилией через день посетил портовые мастерские, специально подошел к станку мастера и при этом попросил его о личной услуге — отремонтировать прямо на дому замки на чемодане, добавив при этом, что об этой их договоренности инженер-капитан Шульц как непосредственный начальник рабочего будет им обязательно предупрежден. Кухта добросовестно исполнил просьбу Розенбаума: вечером после работы он взял у него чемодан и уже в субботу утром принес его командору в полностью исправленном состоянии. Розенбаум, получив чемодан, не только похвалил Кухту за его умение и мастерство, но и заплатил ему 50 марок, т. е. сделал все, чтобы снять какие бы то ни было подозрения к нему со стороны рабочего.

Настало воскресенье 7-го февраля. В течение всего дня к Розенбауму не поступало никаких сведений о запланированном у Кухты собрании рабочих. В понедельник, во время обеденного перерыва, в кабинет к нему попросился Шиманский под видом просьбы о назначении ему пособия на обзаведение домашним хозяйством. В кабинет к командующему его ввел адъютант-поручик Мечислав Адамович, которого Розенбаум тотчас же отпустил, вдогонку попросив к трем часам вызвать к нему завхоза подпоручика Витковского. Оставшись вдвоем, Шиманский сразу же доложил, что упомянутое собрание состоялось, и что на нем, кроме Кухты и их, т. е. Шиманского, Вальдена и Лясоты, присутствовали еще 8 рабочих. «Доклад» о лодзинской организации произвел сильное впечатление на слушателей, ибо сразу же после него было составлено постановление о привлечении еще большего количества рабочих мастерских в местную ячейку «Свободного Рабочего». В числе голосовавших за это решение были — старший мастер слесарного дела Кароль Кухта, мастер столярного цеха Бронислав Безмен, электромонтер Константин Клешко, плотник Павел Покршива, Владислав Боцян, кузнец Семен Шешко, слесари Михаил Лядо, Ольгерд Капустинский, Петр Пененжек.

Выслушав внимательно Шиманского, Розенбаум поручил всем троим агентам продолжать слежку за деятельностью пинской организации «Свободный Рабочий», тут же пообещав до поры до времени воздержаться от принятия каких-то репрессивных мер в отношении членов ячейки, чтобы не вызвать этим подозрений по поводу агентов, а также и с целью выявления лиц, сочувствующих коммунистам. О таковом решении майор сообщил коменданту полиции Яцыничу, который вполне одобрил эту тактику действий. Слежка в порту осуществлялась до конца марта 1922 года. Она позволила дополнительно выявить следующих активистов организации — электромонтера Ольгерда Огурецкого, стажера Григория Гржималу, плотников Боруха Бермана, Арона Айзенштадта, Нахима Нейвассера и других. Когда было установлено, что на предприятии с общим количеством в 300 человек (вместе с рабочими по подъему судов) около 50 человек имеют отношение к «Свободному Рабочему», Розенбаум в письменной форме сообщил Яцыничу, что дальше медлить нельзя». После этого в порту начались аресты[13]. Для проформы в числе первых были арестованы Шиманский, Лясота и Вальден. Сделано это было для снятия с них подозрений за участие в провокаторской деятельности, но через неделю все они были возвращены из-под ареста и приступили к привычной для себя «работе» в порту.