НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30 - Виталий Бабенко

Я не задумывался, правильно ли было — воровать бластер у Анны Егоровны. Гордясь своей храбростью, я топал по тропинкам, надеясь сегодня же пустить бластер в дело, и неожиданно выскочил на шоссе рядом с памятным местом. Метрах в тридцати справа темнел въезд на ту самую проселочную дорогу, ведущую к поляне «посредника». Я чувствовал — пэра отдохнуть, но побежал дальше, инстинктивно держась боковой грунтовой тропки. Так же инстинктивно я остановился за кустарником, когда услышал шум встречной машины. Ф-р-р-р! — черная «Волга» промчалась мимо, И как будто в ней я увидел Сура на заднем сиденье.

Сначала я решил, что обознался, Сурену Давидовичу чистая гибель в такую погоду вылезать из подвала. Он и домой ходит только по ночам, чтобы принять ванну. Из-за проклятой астмы он и в тире стал работать — в сыром подвале ему хорошо дышится, «Их болезнь — наше здоровье», — говорит он о подвале. Нет, в черной «Волге» Сура быть не могло…

Стоп! Киселев, туда собирался Киселев! В подвале железная дверь, и на окнах решетки, но ведь Сур сам откроет дверь, не побоится! И я помчался за машиной, вылетел на холм. Так и есть… Пустое шоссе сверкало под солнцем — «Волга» свернула в лесопарк. Они приходили к Суру и увезли его на поляну «посредника» — машине другого пути не было. Или по шоссе прямо, или на ту дорогу, в лесопарк.

И я перепрыгнул через канаву и побежал в сторону поляны. Лишь теперь я догадался бросить докторские бутерброды.

НАХОДКА И ПРОПАЖА

Лес был тих. Даже синицы молчали. Душный воздух пахнул пылью, которая уже успела лечь на землю после машины. Следы новеньких покрышек на мягкой дороге вились узорчатыми змеями. Метрах в ста пятидесяти от шоссе свернули влево, Я удивился: поляна «посредника» была справа. Но машина виляла между деревьями, держась уверенно одного направления. Иногда буксовала, продирая траву до земли… Хлоп! Из-под ног метнулся заяц! Это было здорово. Это было бы здорово, если бы заяц удирал от меня, как полагается. А он, прежде чем скрыться за кустом, остановился и несколько секунд сидел спиною ко мне и крутил левым глазом вниз-вверх — рассматривал меня, понимаете? И тогда я увидел, что «Волга» шла по колее другой машины. Той же ширины, но колеса другого рисунка…

Я даже попятился и шепотом спросил у зайца: «А твое какое дело?» Получалось, что он показал мне вторые следы: длинные отпечатки его задних пап — елочкой — тянулись аккуратно по следам неизвестной машины.

Это было довольно далеко от дороги. Я стоял и смотрел на следы, когда зафыркал мотор. Я отошел, спрятался за елкой. Черная машина проплыла назад между деревьями. Водитель сидел один и смотрел на дорогу, вытянув шею. Оказывается, машина стояла совсем близко: вот два полукруга следов, где они разворачивались и поехали обратно. А кругом натоптано каблуками — много и разными. Но людей не видно. Ни шагов, ни голосов — тихо. И птицы молчали, будто они рыбы, а не птицы.

Я поискал глазами: хоть заяц-то здесь?

Он был здесь. Сидел перед можжевеловым кустом, приподняв толстую морду над кучкой хвороста. Когда я топнул на него ботинком, заяц переложил уши и лениво отпрыгнул за куст. Я заставил себя не обращать на него внимания и принялся отыскивать следы Сурена Давидовича.

Прямо передо мной была прошлогодняя тропа к оврагу, еще не просохшая под густым орешником. Издали казалось, что после снега по ней не ходили. Я сунулся туда — на обочине следы… В десятке шагов дальше, уже посреди тропы, след левого ботинка Сура. Тупоносый, с рифленой плоской подметной, так называемая «танкетка». Веркина мать ему покупала.

Я почему-то взвесил на руке бластер и двинулся к оврагу.

Теперь послушайте. Я шел по этой тропинке в сотый раз за последние два года и отлично знал, что она выводит к глубокому бочагу в ручье, что на дне оврага. Я ногами — не головой — знал, что от места, где развернулась «Волга», и до оврага метров пятьдесят. Первый поворот, налево, у сухой сосны, а спустя еще двадцать метров, где кончается орешник, второй поворот и сразу спуск в овраг. Так вот, я прошел первый поворот, не теряя следов Сура, но после второго поворота тропа исчезла. Вместе со следами она словно растворилась в земле, а впереди, взамен оврага, оказался ровный, густой осинник.

Сначала я подумал, что проскочил второй поворот. Вернулся к сухой сосне… Опять то же самое! Миновав орешник, тропа исчезла вместе со следами. Ну ладно. Тропу весной могло смыть. Я двинулся напрямик через осинник и вышел к оврагу, но не к бочагу, а много левее. Странное дело… Я пошел вправо, держась над оврагом, и потерял его. Я даже взвыл — запутался, как последний городской пижон! А плутать-то негде, овраг все время был справа от меня. Естественно, я взял еще направо, чтобы вернуться к обрыву, и очутился знаете где? На том же месте, откуда начинал, — у поворота тропы. Совсем разозлившись, я продрался через кусты вниз по склону и пошел вдоль ручья, еле выдирая ноги из грязи. И через двадцать метров уперся в откос. Овраг, который должен был тянуться еще на километр, внезапно кончился. Чертыхаясь, едва не плача, я выбрался наверх и очутился опять у второго поворота тропы! Поодаль, в кусте боярышника, сидел заяц — столбиком — и делал вид, что мои мучения его абсолютно не интересуют…

Я проголодался и устал. Из ботинок текла грязь. Футляр с бластером был весь заляпан. Я никак не мог взять в толк, что происходит, пока мне не пришла в голову одна мысль. Под крышкой футляра была подмотана бумага, а в кармане у меня была Степкина авторучка. Я достал то и другое и нарисовал план местности, как я помнил ее, до всех этих оползней.

Маршрут I — я пошел с тропы прямо и должен был выйти к бочагу, а оказался далеко справа. Маршрут II — от того же места я взял левей и оказался теперь далеко, слева от бочага. Маршрут III — я шел низом, по ручью, натолкнулся на откос и, оказывается, описал петлю снова влево, хотя воображал, что лезу прямо, никуда не сворачивая. Понимаете? Большого куска оврага вместе с песчаным бочагом, зарослями малинника, чертовыми пальцами на дне ручья, таволгой, птичьими гнездами, отличным лыжным спуском не существовало. Часть оврага сгинула, и ничего не оставалось взамен. Как бы вам объяснить? Если вы возьмете простыню и в середине ножницами вырежете дырку, то куска материи не будет. Но останется дырка. Если бы овраг рухнул в одном месте, то оставалось бы что-то вроде дыры. А тут получалось, будто вокруг вырезанного места продернули нитку и затянули ее, так что совсем ничего не оставалось — ни вырезанной материи, ни дырки. Ошалеть можно! Мне казалось, что надо попробовать еще раз, и еще, и еще. Я весь изодрался о кусты и лез к несуществующему бочагу, как черепаха на стену ящика, в который ее посадили. А толстый заяц мелькал то здесь, то там и нагло усаживался поодаль, когда у меня опускались руки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});