Эхопраксия - Питер Уоттс

Иногда Брюкс издевался над собственной нехваткой воображения, проклинал неспособность скинуть оковы и просто видеть сны, как остальные, во всем их блистательном галлюциногенном самозабвении. Даже сейчас ему время от времени приходилось напоминать себе, что это не слабость, а наоборот — сила.

Даже во сне Дэниэл Брюкс ничего не принимал на веру.

* * *

Для себя каждый бессмертен; человек, может, и знает, что умрет, но никогда не сможет понять, что уже мертв.

Сэмюэл Батлер

Солнечные лучи вонзились в глаза, проникнув сквозь прорези в жалюзи. Во рту у Брюкса пересохло, в голове стучало, а в пальцах будто бежал ток. «Руки отлежал», — подумал он и попытался представить, как это умудрился, перекинув ноги через край кровати.

Стоило подошвам коснуться пола, как их пронзили те же иголки.

«Прекрасно».

Брюкс нашел дорогу в туалет, который Лаккетт показал ему прошлой ночью, и опорожнил мочевой пузырь, чувствуя покалывание в каждой конечности. Правда, к тому времени, как он смыл воду, ощущения ослабли. Слегка пошатываясь, Дэн вышел из кельи и отправился искать другие живые тела.

За стеной что-то с грохотом упало. Брюкс на секунду остановился, а потом его внимание привлекла открытая дверь дальше по коридору. Там дергалось и задыхалось, словно под ударами тока, обнаженное пятнистое существо.

Дэн замер, его почти парализовало от шока. Спустя какое-то время он задвигался вновь, позабыв о собственных мелких неудобствах, когда понял, что видит. Это был пугало Macaco: спина выгнута, зубы оскалены, плоть натянулась на скулах так туго, что, казалось, лицо сейчас порвется прямо посередине. Брюкс подбежал к японцу, но вдруг остановился.

Каждый мускул Macaco свела судорога. Дело было в каком-то двигательном расстройстве. Причина крылась в нейрологии.

Булавки в конечностях сразу вернулись и принялись колоть с новой силой. Все еще не веря, Брюкс посмотрел на собственные пальцы. Как он не старался, остановить их дрожь не смог.

Когда раздались крики, он их едва расслышал.

* * *

Что бы это ни было, оно убивало тихо. По большей части.

Не потому, что было безболезненным. Жертвы, шатаясь, выбирались из укрытий и бились на полу; их искаженные лица напоминали агонизирующие дьявольские маски. Они не спадали лаже с мертвых, по прежнему выступали вены, алые глаза покрывали брызги точечных эмболий, и каждое лицо застыло в окаменевшей гримасе. Ни стона, ни слова — ни от кого. Брюкс ничего не мог сделать, кроме как переступить через тела. Он шел на одинокий голос, кричавший где-то впереди, и не чувствовал ничего, кроме электрического напряжения, растущего в пальцах рук и ног, не мог думать ни о чем, кроме: «Это во мне, во мне. Оно во мне…»

Твари, шагавшие идеальным строем, появились из-за угла прямо перед ним: четыре человеческих тела двигались синхронно и были живее тех, кто лежал на полу, но внутри оставались такими же мертвыми. Валери шла посередине. Четыре пары мельтешащих глаз на мгновение зафиксировались на Брюксе, а потом возобновили свой лихорадочный всенаправленный танец. Вампирша в его сторону даже не взглянула. Она двигалась как взведенная пружина, словно все ее суставы были слегка смещены. У одного зомби не было ног: углеродные протезы еле слышно пищали при контакте с полом. Кроме этих признаков трения, Брюкс даже звука их шагов не слышал. Он инстинктивно распластался по стене, молясь каким-то плейстоценовым богам, чтобы те даровали ему невидимость. Или, по крайней мере, незначительность. Валери прошла совсем рядом, смотря строго по прямой.

Брюкс крепко зажмурился. Тихие крики наполнили тьму. Он даже почувствовал нечто сродни гордости, что сам не издал ни звука. А когда открыл глаза, чудовище исчезло.

Вопли стали более слабыми и не такими пронзительными: словно у какого-то ужасающего прожектора на маяке, зовущего сквозь туман войны, садились батарейки. Только это была не война, а бойня, в ходе которой одно племя гигантов вырезаю другое, а любому ископаемому исходнику, имевшему глупость попасться под ноги, даже горло из милости не перерезали бы.

«Добро пожаловать на перемирие».

Брюкс пошел на звук. Он сильно сомневался, что сможет помочь, хотя оставался вариант эвтаназии. Однако если оно кричало, то, возможно, еще могло говорить. И рассказать… хоть что-то…

В некотором роде оно уже говорило. Например, Брюкс понял, что перед местной напастью равны далеко не все. Похоже, Двухпалатники повалились буквально за несколько минут — их схватили за горло и превратили в мучающийся камень прежде, чем они успели закричать. Правда, не все. На вампиршу и ее миньонов зараза не действовала. Еще на крикуна и на Дэна.

Пока.

Но он, несомненно, был заражен. Что-то уже работало над периферийной проводкой, замыкало управление мелкой моторикой и пробиралось дальше, по главным кабелям. Может, у крикуна все началось раньше, и он — это Брюкс минут через десять? Может, он тут, за этой дверью?

Дэн распахнул ее.

Внутри оказалась келья, ничем не отличавшаяся от той, где спал Брюкс, но на полу, скользком от мочи, корчился Лаккетт, словно налим на крючке. Его ряса превратилась в мокрую тряпку от пота, который потоками тек с лица и конечностей послушника; от промежности расходились темные пятна.

На крючок он попался не ртом. Тот шел из порта на шее, трясущимся волокном, уходил в розетку, расположенную на стене, чуть выше пола. Лаккетт бился в конвульсиях. Он ударился головой о край перевернутого стула. От сотрясения вроде немного пришел в себя: перестал кричать, взгляд прояснился и что-то, похожее на сознание, мелькнуло под толстым слоем тупой животной боли.

— Брюкс, — застонал Лаккетт. — Брюкс, возьми…

О, черт, как больно…

Дэн встал на колени и положил руку на плечо мужчины:

— Я…

От прикосновения послушник резко дернулся и снова заорал:

— Больно! Как же, сука, больно!

Он судорожно махнул рукой: судя по всему, жест был намеренным — указанием, пробившимся сквозь рев помех от миллиона закоротивших двигательных нервов. Брюкс подчинился и подошел к небольшому шкафчику со стеклянными дверцами, установленному прямо в стене. Ромбики лечебной керамики аккуратными рядами стояли за дверцей: СЧАСТЬЕ, ОРГАЗМ, УГНЕТАТЕЛИ АППЕТИТА…

АНАЛЬГЕТИК.

Брюкс взял лекарство с полки, встал на колени рядом с Лаккеттом и схватил его за оптоволокно у затылка: запутался, принялся неуклюже шарить, когда пальцы не расслышали команду мозга. Послушник снова закричал, выгнулся от конвульсий, его спина походила на натянутый лук. По комнате поплыл запах кала. Брюкс наконец ухватился за рычаг и повернул. Гнездо со щелчком освободилось. Свет залил стены бурным потоком: сигналы с камер, графики кривых, пустыня, окрашенная кричащей мешаниной искусственных расцветок. Некий ручной оракул, лишившись прямого доступа в мозг Лаккетта, продолжил беседу уже в реальном мире.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});