Человек-ракета - Гоергий Гуревич

Попробовала бы ты убедить старика! Он был влюблен в свои опыты и считал, что ради науки можно пойти на все что угодно.

«Хорошо, — сказал я ему. — я буду бегать, но только не на спортивных соревнованиях. Я буду бегать под вашим наблюдением, вы сами будете регистрировать результаты».

«Мы потеряем на этом год работы, — отвечал мне упрямый старик. — Мне придется проводить все опыты сначала. Снова в лабораторных условиях, доказывать безвредность украинола при длительном употреблении перед научными комиссиями. А сейчас, когда мы закончим нашу с вами работу, я сразу буду иметь официальные, неопровержимые, общеизвесгпые доказательства».

Против этого трудно было спорить. Украинол — открытие мирового значения. Очень хотелось сэкономить год. Можно было поступиться тем, что где-то, кому-то мое поведение покажется неправильным.

Но месяц тому назад зашла речь о регистрации моих рекордов международной спортивной федерацией. Этого уже нельзя было допустить. Советские спортсмены всегда боролись против каких бы то ни было возбудителей. Как же можно было вносить в мировые таблицы мои рекорды, добытые таким сверхвозбудителем, как украинол! Вновь начался у нас спор с Михаилом Прокофьевичем на старую тему.

«Михаил Прокофьевич, — сказал я ему, — в конце концов, надо думать и обо мне. Вы представляете, в каком положении я окажусь, если когда-нибудь открытие будет обнародовано! Я не хочу быть посмешищем на весь мир. Я больше не выступаю».

«Ну что ж, — ответил старик с горькой усмешкой. — 0бидно, конечно, — я разочаровался в вас. Оказалось, я все-таки прав: современные студенты не любят науки. Ради науки можно пожертвовать самолюбием. Но если самолюбие вам дороже — воля ваша. Принуждать вас немогу, не имею права. Я закончу опыты над самим собой. Прощайте».

Я ушел, но через два дня возвратился. Возмушение улеглось, и жизнь показалась пустой и ненужной. Каждый день все это лето я вставал с мыслями об украиноле. Каждый день давал какие-то новые впечатления, переживания, факты, и я нес их Михаилу Прокофьевичу, чтобы обсудить, рассказать все подробнссти, обдумать условия нового опыта, внести в дневник подробности. За эти месяцы я из подопытного кролика превратился в сотрудника. Дело Михатила Прокофьевиоча давно стало и моим делом. Я вел записи, я заведовал печью. Мой уход действительно задерживал работу. Наконец, мне просто скучно было без ворчливого старика, его тесной каморкии, гудящей печи, гирлянд проводов. Я представлял себе, как Михаил Прокофьевич подводит черту под моим дневником, пишет: «опыты не закончены», «не закончены», «не закончены», как с усилием разбирает мои записи о работе сердца (этот отдел я разрабатывал самостоятельно), надкусывает палочку украинола. А можно ли ему принимать украинол? Ведь он старик, у него больное сердце. Открытие может погибнуть с ним.

В современной войне генератлы не ходят в штыки, генералов берегут. Михаил Прокофьевич был генералом науки. Он не имел права ставить опыты над собой. Я вернулся к работе, чтобы довести ее до конца, но на душе у меня было тяжело, и тяжелее всего было скрывать свою тайну от тебя.

И вот, в тот памятный день, когда я пришел звать старика на нашу свадьбу, он сообщил, что седьмого числа, через десять дней, доклад в Академии наук об украиноле. И я должен быть содокладчиком. Я опять подумал о тебе, Валя. Вдруг мне пришло в голову… Извини меня, но когда любишь, опасаешься каждой мелочи… Я подумал, что ты ведь не любила меня, пока я не был чемпионом. Имею ли я право жениться на тебе, ничего не рассказывая! Но Михаил Прокофьевич опять категорически запретил мне. Посвящать тебя в тайну до доклада, и я пришел к тебе. Пришел, чтобы отложить свадьбу под любым предлогом… Сказать, что уезжаю за границу, что хочу дождаться приезда матери. Но когда я посмотрел в твои глаза, я не смог заниматься увертками. И я спросил: «Валя, как бы ты относилась ко мне, если бы оказалось, что я не чемпион?» Ты сказала: «Уйди».

Вот и все. Я рассказал тебе все, что знаю. Может быть, я виноват, суди сама. Но мне кажется, я делал нужное дело, помогал большому открытию, и самое страшное — то, что открытие погибло. Конечно, я расскажу на заседании академии то, что сказал тебе сейчас. Это нужно сделать в патмять Михаила Прокофьевича.

— Нужно не это, — сказала Валя твердо. — Нужно приготовить украинол.

Игорь развел руками:

— Я слишком мало знаю, Валечка. Это невероятноо сложное соединение. Его химическое название занимало три строчки. Я помню только «гексозо» — в начале. А в конце — «теобромин диаминфосфат». Структурная форма была нарисована на двух страницах той тетради, которую передал мне Михаил Прокофьевич. Но тетрадь сгорела… И печь сгорела… И нейрорезонатор сломан… И создатель их замолчал навеки. Что же я смогу сделать один!

Но Валя знала, что возразить.

— Почему один? — сказала она. — А я? Я буду с тобой.

Они сидели с грустными лицами и грустными мыслями, но на самом деле были беспредельно счастливы.

28

Прошло семь лет. Игорь никому не открывал своей тайны. Попрежнему к нему наезжали иностранные корреспонденты и, присочинив от себя втрое, помещали в газетах подвалы о непревзойденном, таинственном, нечеловеческом таланте этого русского самородка, гения беговой дорожки, который, как Демпси, как Морфи, сошел с арены, не изведав поражения.

Прошло семь лет. Семь лет Игорь и Валя складывали обгорелые обрывки, изучали уцелевшие журналы и этикетки, угадывали, пробовали, отчаивались, искали новых путей.

Семь лет прошло. Восстановлена печь, выпечена в инфракрасных лучах сургучеобразная пастила. Заново сконструирован нейрорезонатор. Валя сама опробовала средство, пройдя на лыжах сто двенадцать километров за семь часов, вопрос о промышленном производстве украинола будет разрешен в течение ближайшего года.

Повсеместное применение украинола в производстве совершенно изменит условия работы. Люди забудут, что такое усталость. Проработав положенное время на, заводе, рабочие будут. Чувствовать себя сильными, свежими, бодрыми. По всей вероятности, благодаря отсутствию усталости продолжительность жизни значительно увеличится.

Украинол нужен на всех производствах, где только сохранился однообразный ручной труд. Он нужен каменщикам, землекопам, плотникам, столярам. Он незаменим при работе конвейерной системой, возле автоматических и полуавтоматических станков и при других утомительных работах.

Безусловно, сегодняшние спортсмены не заинтересованы в украиноле, но сейчас трудно представить себе. Какую форму примет спорт после его широкого внедрения в быт. Может быть, будут существовать параллельно две формы спорта: украиноловая и неукраиноловая.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});