Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том III. Книга I - Юрий Александрович Лебедев

себе – мне рассказывал сам Жорж Абрамович. Это было уже в начале двухтысячных. Он говорил, что его разыскали различные знакомые, в частности по электронной почте. Меня он посвятил в это, поскольку я помогал ему наладить компьютер и научиться пользоваться электронной почтой. И опять – не специально, а как-то «между прочим» Жорж Абрамович сообщил, что вот написал ему тот-то, и этот… А потом пожаловался: «И вообще, вдруг нашлась куча людей, «интересующихся»… Ходят, звонят, просят какие-то сведения…». Может, эта «куча» состояла из 2–3 человек, я не знаю. Но то, что не один – это точно!

Ю. Л. Теперь ещё одна тема… Может быть, ты и не говорил с Жоржем на эту тему, но у тебя должно быть представление о том, почему Ковали в 1932 году вернулись из Америки?

Н. Х. Да нет, я на эту тему во время одного из посещений задал Жоржу Абрамовичу прямой вопрос. А задал я вопрос потому, что по разговору в тот раз получалось, что, по мнению Жоржа Абрамовича, «тут» много всяких недостатков, а «там» много всяких плюсов. И по всему складывалось впечатление, что он с сожалением вспоминает о возвращении. Я и спросил: «А почему же Вы приехали сюда?». На что он ответил: «У нас в Сью-сити на одной стороне улицы были дома, а на другой – городской парк. И почти напротив нашего дома на воротах парка висела табличка: «Неграм, евреям, и с собаками вход воспрещен!»». Больше он ничего не сказал, но этой фразой ответил на вопрос – почему же они тогда уехали?

Ю. Л. Ты сказал о сожалении… Уточни – считаешь ли ты, что это сожаление было только совершенно естественным сожалением «по молодости», или его «американская закваска» требовала чего-то другого от образа жизни?

Н. Х. Как я понимаю (а это понимание – не результат конкретных разговоров, а общее впечатление от общения с ним), ему не хватало «здесь» двух вещей – свободы личности и возможностей реализовать эту свободу. И пояснить это я могу на одном примере. Как-то мы говорили с ним об Америке, о каких-то событиях там, происходивших вдалеке от его Сью-Сити. И Жорж Абрамович что-то мне стал рассказывать об этом. Я удивился: «А когда же Вы успели побывать там – это же далеко от Вашего города?». И подумал еще, что он мне ответит как-нибудь «закодировано», в том смысле, чтобы показать – был там и после 1932 года. А он ответил: «Коля! Да там возможностей-то было много! Я ещё до 18 лет всю Америку объехал автостопом!». Я удивился: «А как же Вам разрешили это родители?». Но он пояснил: «А какое разрешение? Выходил на дорогу, поднимал руку, никаких денег было не нужно, и ехал!».

И я замечал, что часто, когда возникали какие-то проблемы по работе (не научной, а обыкновенной, разные институтские проблемы административно-бюрократического характера), он ощущал тесноту рамок, в которых находился. Ну, конечно, стесняли они не только его, дело стесняли! И он со своим американским акцентом цедил какую-нибудь фразу, смысл которой сводился к тому, что он должен себя смирить, а хорошо бы было, что бы здесь было как «там».

Ю. Л. Следующий вопрос. Как ты можешь объяснить, что в 1964 году Жорж Абрамович Коваль вступил в КПСС?

Н. Х. Честно говоря, я никогда не задумывался, почему Жорж Абрамович вступил в КПСС. Но есть много людей, которые мне объясняли, почему они вступили в КПСС. Как правило, объяснения сводились к одной из двух причин. Одна – это убежденность в том, что без членства в КПСС ничего серьёзного в карьере добиться нельзя. Но у Жоржа Абрамовича не было стремления к каким-то «карьерным целям», он не мечтал стать проректором или ректором или ещё что-то получить… Другая причина была идейная. Считалось, что, поскольку «КПСС – руководящая и направляющая сила», то отсюда вытекало: если я туда не вступлю, то вступит какой-нибудь дурак, а от этого будет только хуже. Но я думаю, что с Жоржем Абрамовичем ни тот, ни другой вариант на 100 % не проходит. И решающую роль могла сыграть одна черта его характера, которая определяла его поведение во многих жизненных ситуациях. Жорж Абрамович был абсолютно неконфликтный человек. И даже когда житейские обстоятельства требовали конфликтного поведения, он всячески старался избежать участия в такой ситуации. Возникал, например, какой-то вопрос, важный для преподавания «его» курса «Автоматика и автоматизация производства» или для кафедры в целом, ну, скажем, связанный с числом учебных часов, который нужно было «пробивать» где-то в учебной части или ректорате. Кто ходил по кабинетам? Шмульян, Семёнов ходили к проректору, к ректору, «стучали кулаком», «говорили на повышенных тонах» и добивались результата. Подобных «походов» Жоржа Абрамовича я припомнить не могу. Известно, что бывали у него «бытовые конфликты» с Изабеллой Эммануиловной Фурмер. Они ведь сидели в одной маленькой комнатке при входе на кафедру. И во всех этих «конфликтах» Жорж Абрамович в конце концов соглашался с Изабеллой Эммануиловной, даже если ему от этого становилось хуже. Так и членом КПСС Жорж Абрамович мог стать, согласившись с уговорами на вступление (а они ведь велись со многими[98]), чтобы не возникло конфликта – почему, дескать, отказываетесь? И не столько боязнь «наказания», а, скорее, именно нежелание создавать жизненный конфликт и порождать «лишние разговоры» о себе и могло быть причиной его вступления в партию.

Ю. Л. Один частный вопрос. Как тебе показалась манера вождения Жоржа? Разные люди оценивают ее по-разному.

Н. Х. Он водил машину хорошо. И стиль вождения у него был не агрессивный, аккуратный – заранее продумывал, куда ему нужно повернуть. Но был он человеком уже пожилым, и, бывало, просто забывал поворачивать! Едем мы однажды по мосту на Кутузовском проспекте. Жорж Абрамович говорит, что нужно свернуть направо под мост, включает правый поворотник, продолжая разговаривать со мной, и мы едем себе дальше с включённым поворотником мимо моста всё дальше и дальше… В поведении Ж. А. за рулем я заметил одну черту его характера, которой не замечал в его обыденной жизни. Он иногда терялся! Особенно, если попадал в пробку. Вероятно, он просто не мог представить себе причин возникновения таких ситуаций, если, как это делал он всегда, ездить по правилам!

Ю. Л. А ты помнишь, как он ушел с кафедры?

Н. Х. Он ушел, когда я уехал на работу в Тунис. Приехал, а он уже не работает. Сначала, правда, он ещё частенько бывал на кафедре, даже работал временным преподавателем, а