Запретные навсегда - М. Джеймс

после пробуждения, когда я могу говорить более внятно, я немедленно звоню Виктору.

— Ты уверен, что она жива? — Спрашивает Виктор, когда я объясняю ему, что произошло, стараясь ничего не упустить. Сейчас нет смысла что-то скрывать, когда на кону так много.

— Я ни в чем не уверен, — честно говорю я ему. — Я пролежал здесь несколько дней, без сознания, а потом застрял в этой кровати, пока выздоравливал. Я едва мог встать, чтобы посрать.

— Человек, который охотился за тобой из-за того, что ты сделал, чтобы отомстить за своего брата, мертв, — устало говорит Виктор. — Я сам видел доказательство этого. На этом все должно было закончиться, но ясно, что это не так.

— После того, что случилось с Адрианой, Эдо не угрожает моей жизни. И теперь, поскольку Арт, вероятно, предполагает, что я мертв, он предпримет шаги, чтобы завладеть поместьем.

— Ты думаешь, Саша у него?

— Хотел бы я знать, — горячо говорю я Виктору. — Если она жива, у нас есть шанс. Он проявил к ней интерес, а также к тому, чтобы забрать то, что было моим, каковой он ее считал. Если он думает, что может причинить мне боль из могилы, причинив боль ей, он сделает это. Он, конечно, не будет пытаться найти меня или помочь мне. Я уверен, он рад, что я мертв.

— Нет никаких шансов получить помощь от Эдо Кашиани или какой-либо другой семьи, — задумчиво говорит Виктор, потирая рот рукой. — Теперь у нас нет ни малейшего шанса на альянс старого света. За это может быть даже нанесен ответный удар Луке. — Он испускает долгий вздох. — Я не собираюсь бросать тебя, Макс. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя и Сашу. Но публично мне придется на некоторое время дистанцироваться. Надеюсь, ты сможешь это понять.

— Я знаю, как это работает. Если бы Эдо знал, что я все еще жив, он бы закончил работу. Лука и его семья, а также ты и твои близкие не должны страдать из-за этого. Катерина и особенно дети нуждаются в безопасности… — Я качаю головой, чувствуя, как тяжесть всего этого ложится на мои плечи. — Прости, Виктор, — говорю я наконец. — Мне жаль, что я принес все это к твоему порогу.

— Не стоит, — решительно говорит Виктор. — Я знал, чем рискую, когда предоставлял тебе свою защиту, Макс. И у тебя это все еще есть, просто не так публично, как раньше.

Он на мгновение замолкает.

— Потрать время, которое тебе нужно, чтобы выздороветь и снова стать мобильным. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выяснить местонахождение Саши, и мы будем действовать дальше. Но Макс…

— Да? — Внезапный, мрачный тон его голоса заставляет мой желудок сжаться.

— Тебе нужно подготовиться к тому, что она может оказаться вне нашей досягаемости. Что она, возможно, уже мертва или ее, возможно, отправили к Обеленскому. И если это случилось, Макс…

— Не говори этого. — Узел в моем животе становится все туже, мир вокруг меня сужается.

— Я не могу начать войну с Москвой, Макс. Не из-за этого, не прямо сейчас. То, что я сделал, сменив свой бизнес, было правильным поступком, но во многих отношениях тамошняя старая гвардия видит во мне беззубого медведя, над которым другие насмехаются. Обеленский без колебаний попытается использовать это как предлог для установления своего присутствия здесь и сделает заявку на мою территорию. Я не могу…

— Ты не можешь рисковать своей семьей. Я знаю. — Я с трудом сглатываю, во рту сухо, как бумага. — Я также не могу позволить Саше умереть от рук этого человека. Если она там, то мне придется отправиться за ней.

— Я знаю, — тихо говорит Виктор. — Я бы сделал… и уже сделал, то же самое для Катерины. Если есть способ, которым я могу помочь, не рискуя своей семьей, Макс, я помогу.

— Это все, о чем я могу просить.

Когда звонок завершен, я с некоторым усилием приподнимаюсь, откидываю одеяло, чтобы посмотреть на повязку, обмотанную вокруг моего живота. На ней все еще виден слабый розовый оттенок, там, где наспех зашитая рана немного кровоточила. Каждое движение ощущается как удар ножом в живот, и я знаю, что должен быть здесь, исцеляясь, гораздо дольше, чем я могу себе позволить. Что бы ни обнаружил Виктор, мне придется действовать в соответствии с этим. Что бы это ни значило. И когда все закончится, и Саша снова будет в моих объятиях, все изменится.

Однажды я ушел от нее. Я думал, что это был правильный выбор, что я давал ей свободу и защиту, оберегал ее от опасности, гораздо большей, чем она понимала. Я ошибался. Я только сделал все хуже, и потерял все в процессе.

Игнорируя боль, я заставляю себя свесить ноги с кровати, пытаясь отдышаться от острой, скручивающей боли. Когда я чувствую, что в моих легких снова появился воздух, я заставляю себя подняться на ноги, стискивая зубы при каждом обжигающем шаге, пока направляюсь в ванную. Оказавшись там, я открываю кран с холодной водой и плещу водой на лицо. Я выгляжу бледнее, чем обычно, похудевший и слегка ввалившейся на щеках. Я не выгляжу способным кого-либо спасти, не говоря уже о том, чтобы отправиться в Россию, чтобы встретиться лицом к лицу с братвой Обеленского, чтобы вырвать Сашу из его лап.

Но я не могу оставить ее.

Я хватаюсь за край раковины, разглядывая себя в зеркале. Я мысленно перечисляю все, что я сделал, способы, которыми я потерпел неудачу, и ошибки, которые я совершил. Мои руки в крови.

Я всю свою жизнь старался не быть таким, не быть таким, каким был мой отец, каким является Эдо, какими были все влиятельные люди, окружавшие меня. Теперь ясно, что от этого никуда не деться. Я тот, кто я есть, тем, кем я был рожден, и если годы, которые я провел вне этого, вообще изменили меня, я надеюсь, что это дало мне понимание того, что я должен делать, что это сделало меня человеком, который хочет быть хорошим, и поступать правильно.

Но я не могу позволить этому больше ослаблять меня.

Одежда, в которой я был на вечеринке, давно исчезла, ее заменили спортивные штаны, которые я позаимствовал. У меня почти ничего не осталось из моих вещей, но, возвращаясь к кровати, я замечаю четки, которые были у меня в кармане и лежали свернутыми на приставном столике, вероятно, спасенные Джианой.

Я беру потертые черные бусины, перекатываю их между пальцами. Я знаю схему наизусть, слова, не задумываясь о них. Они — часть меня, жизнь, которую я пытался прожить, мужчина, которым я пытался быть, жертвы, на которые я пошел, чтобы стать кем-то другим, а не тем, кем я должен был быть. Я занял место Арта, но в некотором смысле это