Баронесса. В поисках Ники, мятежницы из рода Ротшильдов - Ханна Ротшильд

На семейство работали повара мирового класса, подавались тончайшие вина, проводились празднества, концерты и балы. Кузен Ники Альфред построил в Холтоне дом с цирковой ареной, катком, внутренним бассейном и индийским павильоном, чтобы доставить гостям все мыслимые наслаждения. Альфред – редкость среди Ротшильдов – питал любовь к музыке; он написал шесть фортепианных пьес под общим названием «Бутоны роз» и обзавелся собственным оркестром. Дирижировал он в цилиндре и голубом фраке, размахивая украшенной бриллиантами палочкой из самшита. Не всем гостям это приходилось по вкусу. «Показуха! Беззастенчивое богатство, которое суют тебе прямо в нос!» – писал секретарь Гладстона Эдуард Гамильтон и добавлял, что «с отделкой явно переборщили, глазу не на чем отдохнуть от настоящего золота и сусальной позолоты». Другой гость Альфреда, писатель Дэвид Линдси, замечал: «Число евреев в этом дворце превосходит всякое вероятие. Я довольно внимательно изучал проблему антисемитизма в надежде как-то противостоять этим низменным порывам, но почувствовал некоторое сочувствие к [тем, кто называет] евреев паразитами цивилизации».

Во Франции Эмиль Золя выставил Жака де Ротшильда у позорного столба. Описание, оставленное этим гостем, казалось чересчур узнаваемым: «Повсеместно он стремится к свирепым завоеваниям, подкарауливает добычу, из всех сосет кровь и тучнеет за счет чужой жизни». Другой писатель, Энтони Троллоп, отплатил Ротшильдам за гостеприимство, опубликовав в 1885 году социальную сатиру, опять же весьма откровенно изображавшую Ротшильдов. Едва ли кто из читавших «Как мы теперь живем» сомневался, что Мельмот, «омерзительный жирный богатей… подлый хулиган из трущоб», который явился из чужой страны и захватил лондонскую биржу, списан с прадеда Ники Лайонела. Правда, критиковали не все. Дизраэли, сам по крови еврей, писал: «Лично я убежден, что чем больше Ротшильдов, тем лучше».

Постепенно семья встраивалась в британское общество. Альфред оказался первым евреем во главе Английского банка (он стал директором в 1869 году, в возрасте двадцати шести лет, и занимал этот пост двадцать лет, до 1889 года). Сам Альфред так и не добился вожделенного признания в аристократических кругах, но его внебрачная дочь Альмина вышла замуж за графа Карнарвона и на свое приданое финансировала те самые раскопки в Египте, в результате которых была найдена гробница Тутанхамона. Прадед Ники Лайонел, ее кузен Джимми и дед Натти сделались членами парламента. Эмма, бабушка Ники, дружила с Дизраэли; Герберт Асквит часто наведывался в Уэдесдон. Уинстон Черчилль многократно гостил в их доме, присутствовал и на первом балу Ники. Моя тезка Ханна Ротшильд вышла замуж за лорда Роузбери, главу Консервативной партии, будущего премьер-министра (никто из мужчин, носивших фамилию Ротшильд, на свадьбу не явился: Ханна вышла замуж за гоя).

Тем не менее королева Виктория отвергала прошения даровать прадеду Ники Альфреду титул. «Сделать еврея пэром – на такой шаг она не согласна», – писала о себе в третьем лице королева, хотя Альфред финансировал строительство домов для бедных, одалживал правительству деньги, поддержал выпуск казначейских обязательств США и организовал фонд помощи во время Ирландского голода. Да и расходы правительства ее величества частенько зависели от одобрения Альфреда. И все же семейству пришлось подождать: лишь в следующем поколении сын Лайонела Натти, дед Ники, сделался первым евреем – членом палаты лордов.

В Америке Ника оказалась в совершенно иной среде. Она любила живую музыку, искусство, звуки, которые исчезают, едва родившись. Она собрала тысячи пластинок и сотни часов любительских записей, но совершенно очевидно, что более всего она ценила непосредственно само представление, и ей было важно присутствовать там, а не владеть записями.

У нее был скромный дом, никаких ценных вещей. Вместо Рубенса, Рейнольдса, Ван Дейка, Гуарди и Буше Ника налепила прямо на штукатурку обложки старых альбомов, а вместо черного хода, предназначавшегося для незаметно появлявшихся и ускользавших слуг, устроила проходы для своих кошек. Шторы просвечивали, вся мебель, за исключением большого стейнвейевского рояля, была сугубо функциональной. Напоминанием о европейском прошлом Ники, об огромном семейном состоянии и совершенно ином образе жизни оставался титул, бумага с монограммой, «бентли», меха и ожерелье из идеальных жемчужин.

Гостей Ники не кормили, только выпивка лилась ручьем. На вопрос режиссера документальных фильмов Брюса Рикера, не посылают ли ей родственники вино из знаменитых подвалов Ротшильдов, Ника сердито фыркнула: «Вот уж нет! – И добавила: – Из них и бакса не выжмешь». На взгляд стороннего наблюдателя, Ника разорвала все связи с прошлым.

И все же, хотя она не покупала и не коллекционировала предметы роскоши, одну семейную традицию Ника продолжила. Ее предки, и женщины в особенности, усердно помогали тем, кому не столь повезло в жизни, и старались делать добрые дела в своем окружении. Так, в лондонском Уайтчепеле Ротшильды содержали синагоги, школы и финансировали строительство современного жилья. Осознав, что на собеседование важно явиться в хорошей паре обуви, они позаботились о том, чтобы всем ученикам и выпускникам бесплатной школы Ротшильдов выдавали ежегодно новые башмаки. Многими видами благотворительности Эмма и ее внучки занимались лично.

Служащие Тринга первыми в стране получили бесплатное медицинское обслуживание. Задолго до того, как в аристократических особняках появились современные удобства, каждый дом в поместье Ротшильдов уже был снабжен и водопроводом, и системой канализации. Бабушка Ники Эмма составила список всех добрых дел, в которых она приняла участие, – около четырехсот, от ремонта домов до оплаты проезда ручного барашка в Канаду, вслед за семьей еврейских эмигрантов. Рядом с ней возникали объединения швей, хор, реабилитационные санатории, общества родовспоможения, а в Тринге – антиалкогольная «Компания единой надежды». В благотворительности обязаны были принимать участие и невестка Эммы Розика, и внучки, когда подросли. В праздничные дни все дети в Тринге получали сувенирную кружку со сладостями и новенький блестящий шиллинг, взрослые могли обращаться зимой в «угольный клуб» и в любое время года – за пособием по безработице. Небольшой страховой взнос обеспечивал местному населению бесплатную медицинскую помощь и уход. Каждой семье выделялся участок. По словам одного из служащих, «работа в Тринг-Парке обеспечивала человека от колыбели до могилы».

Ника перенесла этот обычай в Нью-Йорк. Она пыталась помочь любому человеку или животному, если замечала его нужду. Бабушка Эмма занималась благотворительностью систематически, Ника – по вдохновению. Сын Телониуса Монка Тут, в детстве немало времени проводивший с Никой, удивлялся ее щедрости. «Не перечислить, сколько всего она делала для облегчения и даже для спасения жизни музыкантов, – рассказывал он мне. – То мы выкупали чей-нибудь инструмент из ломбарда, то набирали еду для голодных или платили за жилье, чтобы человека не выставили на улицу. Ездили в больницу к одиноким, кого больше никто не навещал. Помогали парню добыть пропитание, потому что у него подружка только что родила. Со всеми своими проблемами музыканты обращались к Нике, и она всегда отзывалась: Санта-Клаус и мать Тереза в одном лице».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});