Лидер «Ташкент» - Василий Ерошенко

Старпом торжественно огласил по трансляции составленный прямо на мостике приказ с объявлением благодарности артиллеристам, достигшим пусть скромного, но бесспорного боевого успеха. А Балмасов и его радисты уже вели переговоры с корпостом, и несколько минут спустя орудийные башни ударили по указанным с берега новым целям.

Около полудня мы приняли радиограмму с приказанием следовать в Севастополь для конвоирования отправляющихся в Одессу транспортов. На курсе отхода дали еще парочку залпов всеми башнями — пусть подольше помнят гитлеровцы черноморский корабельный огонек! Корпосту я приказал ждать нашего возвращения на крейсере «Коминтерн».

И в этот день нам повезло: пока были на огневой позиции, самолеты противника не показывались. Мы тогда не знали, что фашистское командование отвечает на появление под Одессой быстроходных артиллерийских кораблей переброской сюда со Средиземного моря пикирующих бомбардировщиков «Юнкерс — 87» с экипажами, имеющими опыт атак по морским целям.

Повторяю, первые наши боевые стрельбы были в общем простыми. Но это не мешало мне, подводя мысленно им итог, испытывать чувство удовлетворения. Скороспелая и далеко не завершенная огневая подготовка экипажа давала все-таки неплохие результаты. Воевать корабль мог — это факт. А учиться воевать лучше и лучше придется всю войну.

В море бывает всякое

«Ташкент» идет головным, миноносцы у нас в кильватере. Слева уже показался Тендровский маяк, за ним видна узкая, поросшая мелким кустарником песчаная коса.

Эти места хорошо знакомы черноморцам. В горячую пору летней учебы эскадра, бывало, надолго приходила из Севастополя на уединенный Тендровский рейд. Тут стояли и крейсера, и линкор, и множество кораблей поменьше. С рассветом на рейде начиналось оживленное движение: одни корабли снимаются с якоря, другие возвращаются после выполнения ночных учебных задач. Из морской дали доносится гул орудий… А в воскресные дни по рейду скользили десятки шлюпок под парусами. Весело проходили вечера. Летом на косе постоянно находились бригады рыболовецких колхозов, и молодые рыбачки любили потанцевать, попеть с краснофлотцами.

Теперь рейд пустынен, а на косе развернут Тендровский боевой участок береговой обороны, прикрывающий морскую дорогу между Крымом и осажденной Одессой.

В море пока спокойно. Но сама возможность спокойных, без помех со стороны противника, переходов, особенно днем, кажется, еще не укладывается в сознании многих членов нашего экипажа. Люди, настроенные на высокую бдительность, внутренне убеждены, что противник вот-вот должен появиться, если не в воздухе, так на воде. И если противник не появляется, его все равно обнаруживают.

— Перископ справа, курсовой сорок, дистанция три кабельтова!

— Перископ слева, курсовой сто двадцать, два кабельтова!

За час поступает три-четыре таких доклада, а то и больше. Каждый доклад заставляет менять курс, уклоняться от предполагаемой подводной лодки соответствующим маневром, который повторяют корабли, идущие за нами. А их наблюдатели в свою очередь обнаруживают другие «подводные лодки».

Что только не принимается за перископ! Плавающая консервная банка, кусок намокшего дерева, оторвавшийся поплавок рыбацкой сети… Или просто мелькнет что-то неясное под гребешком волны — и на мостик идет очередной доклад. А командиру некогда выяснять его достоверность: если уж отворачивать, то немедленно.

Как же быть с этим? Ругать чересчур усердных наблюдателей, не принимать их доклады во внимание? Но ведь вражеские подводные лодки на Черном море существуют. Потопление одной из них нашими катерами-охотниками уже подтвердилось, еще две или три потоплены предположительно. Атака из-под воды всегда возможна, и своевременное обнаружение действительного перископа вопрос жизни или смерти для корабля и всех нас. Однако нужно как-то сократить число ложных докладов, нервирующих ходовую вахту.

Пока не происходит никаких особых событий, поочередно вызываю на мостик командиров боевых частей. Осведомляюсь о состоянии техники, о замечаниях по вахте, о том, как вообще держатся и несут службу наши люди. И поскольку от всех подразделений выделяются дополнительные наблюдатели, говорим с каждым командиром и о претензиях к ним.

Потом на якорной стоянке наблюдателей специально собирал и вразумлял комиссар корабля. Линию по отношению к ним мы взяли такую: пусть каждый не только учится распознавать разные плавающие предметы, которых в море всегда хватает, но и возьмет на себя больше ответственности за свои доклады, а не бьет тревогу, когда и сам чувствует, что ему просто что-то померещилось в волнах.

А старпому не дает покоя новое противоминное защитное устройство. После того как на циркуляции палубу чуть-чуть захлестнуло волной, обмотка, в который уж раз, заискрила и дала дымок. Пришлось, конечно, отключать питание. Латышев и электрики «приводят в чувство» свое капризное заведование.

— А что будет, когда начнутся осенние штормы? — ворчит Иван Иванович Орловский. — Не нравится мне, товарищ командир, это хозяйство.

Мне тоже не нравится — с размагничивающим устройством действительно много мороки. Но что поделаешь, если лучшего пока нет! Решаем при первой же возможности переделать кожух над ватервейсами, чтобы он более надежно защищал обмотку от воды.

Разговор об обмотке прерывает доклад с КДП. Дальномерщик Григорий Подгорный обнаружил справа по курсу в полумиле от корабля плывущего человека. Скоро его рассмотрели и сигнальщики в стереотрубу. Человек плывет к кораблям, машет рукой.

Уменьшаю ход и подворачиваю навстречу пловцу. Миноносцы, на которых еще не знают, в чем дело, повторяют маневр «Ташкента». Еремеев настороженно следит за моими действиями. Мы со штурманом уже научились понимать друг друга без лишних слов. Знаю: если подойдем слишком близко к кромке военного фарватера, он вовремя предупредит.

Вдруг прямо по носу появляется немецкий бомбардировщик. Он летит встречным курсом очень низко, почти на бреющем. Наши зенитные автоматы открыли огонь, застрочили и пулеметы. Самолет несется вдоль строя кораблей, весь окруженный разрывами снарядов. Потом пытается отвернуть, но уже поздно. «Юнкерс» плюхается в воду, отскакивает от нее, как на пружинах, и плюхается снова, теперь уже окончательно. Мгновение — и он скрывается под водой.

Сразу вспоминаю про плывущего человека, о котором совсем было забыл в горячке этой минуты. До него уже не больше ста метров. Чтобы не задеть пловца винтами, приходится дать задний ход. Фрозе командует спуском барказа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});