Лидер «Ташкент» - Василий Ерошенко

Что касается Латышева, то на этого способного и деятельного флотского инженера помимо общих обязанностей командира электромоторной группы вскоре были возложены основные заботы о новом противоминном защитном устройстве.

Немецкие магнитные мины явились одним из неприятных сюрпризов войны. Мы я говорю о корабельных офицерах — мало знали об этом оружии противника, о том, как оно действует. Помню, в начале войны приходилось слышать и такие суждения, будто магнитная мина, когда над ней проходит корабль, подвсплывает и ударяется об его днище. К борьбе с этими минами мы заблаговременно не подготовились, Обычные же средства противоминной защиты, которым у нас всегда уделялось много внимания, тут помочь не могли.

Первые подрывы кораблей на магнитных минах заставили принимать срочные меры. На кораблях начали монтировать специальные устройства, призванные уничтожать или хотя бы ослаблять магнитное поле, образуемое стальным корабельным корпусом и приводящее в действие механизм мины.

Основу таких устройств, на первых порах довольно примитивных, составляла обнесенная вокруг всего корпуса обмотка, по которой пропускался электрический ток. При изменении курса корабля силу тока требовалось также изменять, руководствуясь особой таблицей. На некоторых кораблях обмотку прилаживали на скобах, приваренных к борту. У нас проложили ее вдоль ватервейсов — желобов, предназначенных для стока воды с палубы.

Для обслуживания нового вида корабельной техники выделили группу краснофлотцев-электриков, которых и возглавил Латышев. Он с головой ушел в освоение этого своего заведования, а затем с увлечением занялся его совершенствованием. Но вряд ли Алексею Павловичу, могла тогда прийти в голову, что в будущем ему суждено стать большим специалистом в области размагничивания кораблей.

Первые наши средства защиты от магнитных, мин, конечно, оставляли желать лучшего. Однако что-то давали и они. Корабли стали увереннее плавать в тех районах, где предполагалось присутствие магнитных мин. А флотские минеры тем временем самоотверженно раскрывали секреты нового морского оружия. Их героический труд — исследование мин неизвестных ранее видов было делом опасным и не обходилось без жертв — позволил найти в дальнейшем вполне эффективные способы противодействия также и этому боевому средству врага. Ставка фашистских стратегов на магнитную мину как на оружие, способное уничтожить наш флот или запереть его в базах, была бита.

«Ташкент» начал выходить из Севастополя в непродолжительные и недалекие учебные походы. Они посвящались отработке конкретных задач курса боевой подготовки и проверке тактико-технических данных корабля. Значение этих выходов заключалось и в том, что экипаж привыкал к военным условиям плавания, требовавшим особой бдительности. И сама учеба теперь могла в любую минуту перейти в бой.

Нельзя было не оценить организаторские способности командира БЧ-II Новика. Его подчиненные — командиры орудийных башен Константин Алексеев, Вениамин Макухин и Михаил Татаринов — были самыми молодыми из командиров подразделений «Ташкента». Все три лейтенанта только что окончили училище. К тому же им досталась совершенно новая техника. Николай Спиридонович Новик очень быстро поставил на ноги молодых артиллеристов, приучил к необходимой самостоятельности. Бесспорна заслуга его и в том, что орудийные расчеты, составленные из моряков с разных кораблей, за короткий срок приобрели хорошую слаженность. Это отметил и командующий эскадрой, когда в его присутствии «Ташкент» стрелял на Севастопольском рейде.

Но пройти нормальный курс огневой подготовки комендоры лидера все же не смогли. И их умение использовать свое оружие предстояло проверять не на учениях, а в бою.

Следует сказать, что уже первые недели войны существенно изменили представления корабельных артиллеристов, да и командиров кораблей о том, как будет выглядеть наш конкретный противник. Ведь раньше мы исходили из того, что вести огонь придется прежде всего по чисто морским целям — неприятельским кораблям. Стрельбы по берегу тоже включались в планы боевой подготовки, однако не считались главными. Но война на Черноморском театре складывалась так, что потребовалось в первую очередь готовиться к стрельбам именно по береговым целям. Из морских же стрельб оставалось весьма актуальным отражение атак торпедных катеров. И предметом все большей заботы становилась подготовка зенитчиков.

Приходилось признать, что довоенные методы их обучения кое в чем отстали от требований современного боя. Корабельные зенитчики учились стрелять по целям, летящим на сравнительно небольшой высоте и с не ахти какой скоростью. Самолеты реального противника летали и гораздо выше, и намного быстрее. А как мы судили до войны о результатах учебных стрельб? Если разрывы проектировались на буксируемом самолетом рукаве, стрельба уже получала положительную оценку. Если же потом в рукаве обнаруживали дырочку — пробоинку, было уже совсем хорошо. Но ведь, пожалуй, и тогда в принципе было известно, что современный самолет может получить много пробоин и все-таки продолжать полет, оставаться боеспособным.

Дело было, однако, не только в качестве учебных стрельб и их оценках. Наши 37 — миллиметровые автоматы (а некоторые корабли еще не получили их и имели на вооружении совсем старые, лендеровские зенитные пушки) оказались недостаточно сильным оружием против новейших самолетов. Об этом и до войны заходила иногда речь в товарищеском командирском кругу. Но слишком громко выражать сомнения в совершенстве какого-либо вида нашего оружия было, так сказать, не в духе того времени. И приходилось успокаивать себя тем, что высшему начальству, наверное, виднее.

Иллюзии относительно возможностей наших наличных зенитных средств держались у некоторых товарищей еще долго. Помню, уже в августе мы, идя к Одессе, заставили своим огнем отвернуть встретившийся немецкий бомбардировщик. И один находившийся на «Ташкенте» работник политотдела сказал мне с восхищением: «Твой корабль совершенно неуязвим с воздуха!..».

Разубеждать его я не стал. Но для меня, как и для Сергеева, Орловского или Новика, уже давно было ясно: отпугивать самолеты противника нашими автоматами можно, а вот сбивать — труднее.

До самолетов, идущих на высоте более двух с половиной тысяч метров, нам вообще было не достать. А когда они шли пониже, «юнкерс» или «хейнкель», казалось прямо прошитый автоматной очередью, совершенно не обязательно после этого падал.

«Что хорошо у нас, то хорошо! — говорили мы друг другу, вспоминая про главный калибр, нашу гордость. — Но как бы нам, раздобыть посильнее зенитки?» Дальше я расскажу, как мы их потом получили.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});