Джихад: террористами не рождаются - Мартин Шойбле

Все это Саида не интересовало, он испытывал отвращение к алкоголю и придерживался религиозных правил. Сыграть в бильярд в свободный день было для него роскошью. Дома рядом всегда были братья и сестры, даже если он хотел в одиночестве послушать музыку. Когда он играл в бильярд, у него, правда, тоже не было личного пространства, но, по крайней мере, здесь он мог отдохнуть от членов своей семьи и провести вечер, не ссорясь с братьями. Молодым людям в Наблусе больше негде было уединиться. Возможно, еще и потому Саиду было так хорошо в мечети.

Иногда он там встречался с Рами. Они задерживались в мечети и после окончания молитвы. «В то время заняться было нечем, после пяти-шести вечера пойти было некуда», — рассказывает Рами. После Первой интифады у палестинцев еще оставалась возможность путешествовать. Можно было поехать на Средиземное море, на юг — к Мертвому морю, или на север — на озеро Кинерет. Но с началом Второй интифады путешествия прекратились. Израильские военные поставили оцепление вокруг палестинских территорий; даже в соседние города было сложно проехать.

Одна из мечетей, в которую любил ходить Саид, располагается в Наблусе в центре Старого города. Речь имама верующие слушают, сидя на ковре. Некоторые вытягивают ноги вперед, другие сидят, скрестив ноги. Пожилые люди сидят на пластмассовых стульях. На некоторых надеты белые вязанные крючком шапочки и светлые одежды по щиколотку, другие приходят в футболках прямо из-за прилавка с базара в Старом городе. Отец внушает сыну: «Сиди тихо и слушай!» На молитве присутствуют несколько детей и около десятка молодых людей; остальным от 35 до 50 лет. Во время Второй интифады, когда сюда приходил Саид, молодежи было гораздо больше. Видимо, в период кризиса религия приобрела для них большее значение. Многие потеряли друзей или родных и приходили помолиться за них.

В мечети поверх бирюзового ковра натянуты черные ленты, вдоль которых располагаются молящиеся. Образуется множество рядов, и каждому находится место для преклонения колен и поклонов. На стене тикают часы с римским циферблатом. Окна летом открыты, снаружи доносятся крики рыночных торговцев, стены слегка гасят звук. Ступени ведут к раковине, перед которой можно присесть. Мужчины заворачивают штанины и рукава рубашек, моют лицо, руки и ноги. Они знакомы друг с другом, здороваются за руку. «Ассаляму алейкум!» («Мир вам!») — частое приветствие в мечети. Мечеть, куда ходил Саид, — это мужской мир, как и многие другие мечети в Наблусе. У женщин здесь есть свое помещение, но они редко молятся в мечети.

«Ты не веришь, это харам» //

В мечети Саид наверняка познакомился и с ортодоксальными мусульманами. У этих мужчин густые бороды, а кожа на лбу потемнела и ороговела. Перед местом для молитвы у них находится камень. При глубоких наклонах лоб касается камня, так что оставляет на нем следы. Потемневшая кожа на лбу показывает окружающим, как ревностно выполняет человек свой религиозный долг. Саид часто посещал мечеть, но все-таки не был похож на этих мужчин с мозолями на лбу. В повседневной жизни он не цитировал Коран вслух. Хадисы (дошедшие до нас высказывания или рассказы о действиях Пророка) он тоже упоминал редко.

То, что религия для него много значит, окружающие замечали лишь тогда, когда речь шла о чем-то запретном, по-арабски харам. Если он слышал, что кто-то из знакомых употребляет алкоголь, его комментарий был «харам!». Если его кузен смотрел вслед девушке, он говорил «харам!», хотя некоторое время назад он и сам бы так поступил. Однажды у них с кузеном зашел разговор о ежедневной молитве. «Ты не веришь, это харам! Ты не молишься, это харам!» — сказал Саид. Он требовал от кузена изменить образ жизни: «Харам, молись!» Кузену всё возрастающая религиозность Саида действовала на нервы. «Хорошо, я буду молиться», — ответил он, но не потому, что решил измениться, а просто чтобы прекратить разговор.

Если Саид молился дома, он просил лишь о том, чтобы его оставили в комнате одного. Он не хотел молиться перед членами семьи. Может быть, ему было неловко или родственники смеялись над ним. Наверняка им было непросто привыкнуть к его религиозности. Большая семья жила в маленьком пространстве. Чьи-либо особые желания не приветствовались. Когда в комнату заходил кто-то из родственников, Саид прекращал молитву. У него был свой экземпляр Корана, но читать ему было, очевидно, трудно. Он слишком рано бросил школу, чтобы уметь бегло читать по-арабски. Наверно, поэтому он предпочитал слушать Коран с кассеты.

Одно время он постоянно слушал одну и ту же песню: «Акса, ты не одна». Такие записи можно купить в Старом городе. Торговец выставляет свой товар под массивной каменной аркой при входе на базар. Ящики и стеллажи полны кассет, компакт-дисков и DVD. Почти всё здесь — пиратские копии. Голливудские фильмы (в основном боевики, триллеры и военные фильмы), много DVD с портретом Аделя Имама — египетского комика, которого Саид раньше очень любил. Если спросить у торговца, можно получить и фильмы о мучениках из «Бригад мучеников Аль-Аксы» и компакт-диск с любимой песней Саида.

«О Акса, ты не одна, наши сердца защищают тебя», — поет мужчина. Хор повторяет за солистом припев, как и все остальное. Пение сопровождают только восточные барабаны — дарбуки. На палестинском диалекте эти небольшие инструменты называются табле. Речь в песне идет о мечети Аль-Акса в Иерусалиме и ее огромном значении для мусульман. Воспевается их воля защитить мечеть от врагов. «Мы встречаем смерть с улыбкой» — так описывается готовность пожертвовать собой. Цитируется Коран, упоминаются события времен Мухаммада. Основной тон — это уверенность в победе: «Мы не приемлем капитуляцию. Свет твоего утра близок».

Все больше знакомых Саида выходили на улицы, чтобы сражаться с израильскими военными. Они бросали в военную технику камни и скрывались в узких переулках, куда невозможно въехать. Протест Саида, однако, ограничивался только прослушиванием песен и бойкотированием товаров израильского производства. Об этом вспоминает его мать. Они вместе ходили за покупками, и Саид оплачивал продукты. Мать захотела мороженого, и он передал ей одно. «А почему себе не взял?» — спросила она. «Я бойкотирую израильские товары», — ответил он.

4

Быть взрослым

Даниель в поисках пути

Саид теряет друзей

Даниель //

Пасхальные каникулы 2003 года изменили жизнь Даниеля. Все свободное время он проводил у Нидаля, который стал его лучшим другом. Нидаль действительно, как и планировал, съездил в США поработать у родственников. По возвращении он с восторгом рассказывал о поездке. Ребята из баскетбольного клуба называли Нидаля «болтуном», но Даниель внимательно слушал его рассказы. Старший товарищ по-прежнему импонировал ему. Нидаль рассказывал, что жил в гетто. Что видел, как его сосед из-за ста долларов стрелял в водителя такси. Что конфликты там решаются при помощи оружия. И Нидаль, конечно же, всегда при этом присутствовал и видел все своими глазами.

Помимо прочего, Нидаль рассказал и о происшествии в американском аэропорту. Якобы у него возникли проблемы с визой, и он устроил скандал, не забыв упомянуть и теракты 11 сентября 2011 года, так что его арестовали. В тюрьме он познакомился с латиноамериканцем из Пуэрто-Рико, и тот рассказал ему о настоящей жизни, объяснил ему, что в этой жизни real, а что — лишь fake[13]. Большинство людей и вся общественная система — fake, и только гетто — real. Об этой-то настоящей жизни Нидаль и рассказывал с утра до вечера после возвращения в Саар.

Нидаль говорил на своем, особом языке — смеси немецкого и английского. Обращаясь к окружающим, он начинал или заканчивал предложение словом «старик». «Это что еще за shit[14], старик?» Он ругался по-английски «damn!» («проклятье!»), потом снова переходил на немецкий. При этом делал вид, что больше не может выговаривать звук «р» — разучился в США. «Р» он превратил в «уэ», из «направо» получалось «напуэаво», из «Держи мяч!» — «Деуэжи мяч!»

«Он сделал из себя посмешище», — вспоминает один из игроков. Но Даниеля это не смущало. Ему казалось, что в маленький саарский городок спустилась с экрана звезда из фильма о гетто. Нидаль разговаривал как актеры в фильмах, как рэперы в песнях. Он одевался как они, двигался как они, и, кроме того, он пожил настоящей жизнью гетто. По крайней мере, так он говорил. И потому он был настоящим, пусть даже только для Даниеля.

Всё — fake, нет ничего real //

Нидаль и Даниель все больше отдалялись от других. Их дружба крепла, но Даниель постепенно терял остальных друзей. Те не знали, как себя с ним вести, ведь он всё больше походил на Нидаля. Изменился даже его внешний вид. Теперь он носил дорогие брендовые вещи наизнанку. Внешняя сторона футболки теперь была внутри, логотипа больше не было видно. Девизом стало «Нет — коммерции!» Похоже, Даниелю и Нидалю нравилось, что в дорогих, но надетых наизнанку вещах они еще больше бросались в глаза. Чтобы быть real, они пошли еще дальше. Теперь они слушали только Dead Prez: лишь эта группа играла хип-хоп, который для них был real. «Правы только они, все остальное — shit», — заявил Нидаль ребятам из баскетбольной команды.