Тигр скал. Мирон Хергиани - Мирон Хергиани

...От волнения Минаан ничего не видел, кроме башни и столба.

Шум толпы, казалось, гудит в его теле. Шум под­хватил его, повлек... Он слышал только шум... Но еще несколько шагов — и первый снежок, угодивший в плечо, отрезвил его, привел в себя. Первое, что про­мелькнуло в голове,— сожаление о том, что он не по­слушался мать. Утром она заклинала всеми святы­ми: оденься потеплее, простудишься. Но он не внял ее просьбам... А эти снежки — как свинцовые ка­тышки...

На башню взобрался быстро. Правда, от снежка, стукнувшего по затылку, на миг чуть не потерял созна­ние, но все же втащил свое тело на зубец башни. «Это наверняка Гвегну метнул, никто другой...» — подумал он. Второй снежок попал в шею... «А это Джохан»... Еще один снежок с силой скользнул по мочке уха — словно кусок мяса содрал. «Это, верно, подарочек Чар-голи... Спасибо, ребята, большое спасибо!..» — ирони­чески поблагодарил он товарищей. А самое обидное, что эти самые снежки он своими руками скатывал, отжимал!..

На столп взбирался ловко, легко, как кошка. Тело послушно подчинялось ему, ноги и руки работали цепко, сильно. Гул толпы доносился снизу. Им овладело стран­ное ощущение, будто именно этот гул поднимает его наверх.

«Еще немного, и будет легче, еще немного»,— подбадривал он себя.

В этих размышлениях он неожиданно для себя оказался почти вровень с крестом. Шум внизу усилил­ся. Еще один рывок, одно усилие — и он взметнулся вверх, очутившись едва ли не выше уровня креста. Теперь толпа ревела. Он обвился вокруг столпа ногами и всем телом. Руки вцепились в перекладины креста, и он расшатывал его, дергал, пытаясь отодрать от столпа.

— Бросай к храму!.. К храму бросай!..— орали из-под липы.

Гости ринулись к храму на случай, если он бросит крест в ту сторону.

— Бросай ниже, к полям! — крикнули еще.

Лагамцы стремились внести замешательство в ря­ды «противника», рассредоточить его силы, сбить с толку.

Жители Сэт-Лахтаги понеслись к полям.

Михаил метнул зоркий взгляд на бурлившую пло­щадь — точно хищная птица, высматривающая добычу.

«Ни к храму, ни в поля не кину. Вон метатели снежков стоят себе, никто на них не обращает внимания, туда и кину. Уж они позаботятся о кресте... Заодно авось кому-нибудь по голове бабахну — в отмест­ку...» — беззлобно усмехнулся он.

А снежки со свистом рассекали воздух, но летели мимо.

Он с силой запустил крест к липам и задел-таки кого-то из метателей.

Крест вручили самому быстрому бегуну — Гуа Палиани, а тот — дай бог ноги — припустил к сельской околице.

— Эй вы, забегайте ему наперерез! Чтобы не про­скочил! — подзадоривал своих махвши противни­ков.

— А ну давай! А ну не робей! — орал мужчина со шрамом на щеке. Сам-то стоял на месте, словно при­мерз, орал, руками размахивал да хохотал. — Видали, как обдурил нас этот желторотый, а! Вокруг пальца обвел! Ай-яй-яй! — Михаил в это время скользил, из­виваясь, по столбу вниз. — Кто мог думать, что этот юнец, у которого молоко на губах не обсохло, так нас одурачит! — разглагольствовал мужчина, но вокруг него почти никого и не осталось, и он обращался в основном к старику Тамби.

Только и Тамби было теперь не до него. Он, словно полководец, то и дело простирал указующий перст, отдавал распоряжения молодым. Правда, голос плохо его слушался, и он негодовал на себя за это, злился. В молодые годы Тамби, бывало, как крикнет, только уши затыкай. Только голос у него был громкий, звучный, красивый, ведь он считался первым певцом в ущелье. Ни празднества, ни заупокойные трапезы без него не обходились — нарасхват был Тамби. А теперь вместо зычного окрика такой хриплый звук вырывается из мощной некогда глотки, что самому тошно. Еще этот выскочка тут зудит, его-то никто не спрашивает, чего он разорался. Он ужасно раздражал. Тамби обернулся к несносному крикуну со шрамом.

— Этот юнец,— сказал он ему, указывая на Ми­хаила,— хорошо нас проучил, но иные дураки только пыжатся и ржут, ни на что другое не годны.— И, чтобы немного смягчить свою резкость, добавил: — Вот, взгляни на тех ребят, семь потов с них сошло, а башню взять не сумели. А юноша, у которого и пушок-то над губой не появился, всех нас обскакал, вот оно как! Это дело, понял? — И он кашлянул, давая понять, что разговор окончен.

— Хе-хе-хе!..— самодовольно усмехался крикун со шрамом, которого звали Иесав.— Если бы не я, никто из них не додумался бы наперерез бежать, так бы и потеряли крест!.. Хе-хе!..

Тамби бросил на него гневный взгляд и, словно отгоняя надоедливую муху, махнул рукой, а потом обернулся к парням, которые обступили башню:

— Эй вы, чего возитесь! Или эта башня из извест­няка построена? Живо, живо, не робейте!

— Пусть кто-нибудь из вас заберется наверх, рас­шатайте столп, как следует расшатайте! — поддержал Тамби и Иесав. Потом поглядел вслед тем, кто бежал за Гуа, и завопил: — Давай-давай-давай! Еще немнож­ко, еще — и крест наш!..

Смекнув, что его вот-вот догонят, Гуа схитрил — вильнул в сторону и побежал к дому Гварлиани, откуда было рукой подать до заброшенной башни Барлиани. Туда он и кинул свой трофей.

Крест, спланировав, опустился на крышу башни, но вход в нее был заложен, а это означало, что крест там и останется.

Теперь гости со всем пылом принялись раскачивать натлисвети. Надо было овладеть хотя бы столпом  и увезти его с собой. Лагамцы старались им  всячески мешать.   Они   пытались  пробиться   к  столпу,   но   сэт-местийцы превосходили их численно, а это сейчас было решающим.  Вскоре  натлисвети  под ликующие  крики был  повергнут.   Его  поволокли  через  улицы  Лагами на ларельские нивы.

***

На следующий день грузинские альпинисты вместе со всеми вышли на трассу. «Охотники-сваны в столет­нем возрасте преследовали туров по скалистым кручам, — думал Михаил, — у них и колени были крепкие, и зрение зоркое, и рука сильная».

Пройдено почти полстены, пройдено хорошо, но не-обходима большая скорость, необходимы секунды. Эти секунды он должен вырвать у скал, вырвать во что бы то ни стало. Он слышит снизу крики болельщиков: «Миша, бери вправо! Вправо бери!..»

Но нет, он идет по прямой. Почти слившись со скалой, продвигается прямо вверх. Вот уже некуда поставить ногу... Уже обеими ногами он повис в воздухе, повис на руках на выступе скалы. Пальцы впились в скалу, они ищут опору, трещину, выбоину...

Снизу кричат в отчаянии, душераздирающе:

«Миша, вправо! Вправо забирай!..»

Нет, он все же поднялся прямо, потом начал спуск и пришел к финишу, выиграв две минуты! На тот кар­низ никто бы не взобрался. Тот карниз стоил двух минут.

Вскоре все закончилось. Словно шторм на море улегся — так, волна за волной, спало возбуждение и участников, и судей, и зрителей. И как оно там ни выло, все смирились и примирились со своей судьбой: кто торжествовал победу,  кто переживал горечь поражения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});