Как создавалась Библия - Ричард Фридман

Когда мы говорим, что автором Е был шиломский жрец, который считал Моисея своим предком, мы не просто говорим о генеалогии. Мы приближаемся к пониманию, почему он взялся за перо. Мы яснее видим, почему Е уделяет больше внимания личности Моисея, чем J, и не просто уделяет больше внимания, но больше сочувственного внимания. В J нет ничего сопоставимого с Моисеевым обращением к Богу в Числ 11 (Е). В этом отрывке народ жалуется, что в пустыне нет мяса, и ностальгически вспоминает египетскую пищу, словно забывая, что ради этой пищи нужно было влачить рабское существование. Буквально ощущается, сколь сложно Моисею, слыша подобные жалобы, нести данное ему Богом бремя и удерживать в своих руках ситуацию. Он говорит Яхве слова удивительные по горечи и в то же время доверительной близости:

Для чего ты мучаешь раба твоего? И почему я не нашел милости пред очами твоими, что ты возложил на меня бремя всего этого народа? Разве я носил во чреве весь этот народ, и разве я родил его, что ты говоришь мне: «Неси его на руках твоих», как нянька носит ребенка, в землю, которую ты с клятвою обещал отцам его? Откуда мне взять мяса, чтобы дать всему этому народу? Ибо они плачут предо мною и говорят: «Дай нам есть мяса». Я один не могу нести всего этого народа, потому что он тяжел для меня…[61]

Здесь Е не просто источник. Перед нами потрясающей силы произведение, пронизанное интересом, сочувствием и симпатией к Моисею. Автор Е подчеркивает Моисеев завет при Хореве и нигде не упоминает об Авраамовом завете. Рассказ Е об исходе из Египта подробнее излагает, что делал лично Моисей для освобождения народа, тогда как J повествует, главным образом, о деяниях Бога для этого освобождения. В J Яхве говорит:

Иду избавить его от руки египтян и вывести его…[62]

В Е он говорит:

Итак, пойди: я пошлю тебя к фараону; и выведи из Египта народ мой, сынов Израилевых.[63]

Акценты расставлены по-разному. Автор Е подчеркивает личную роль Моисея в исходе. Это согласуется с его отношением к Моисею в других отрывках. С его точки зрения, приход Моисея — величайший момент истории, время завета, время рождения нации, время первой верности левитов в служении Богу.

И это же время, когда мир впервые узнает имя Божье.

Имя Божие

Мы столкнулись с двумя случаями, когда в повествованиях Е появляется имя Яхве. Доселе же говорили о том, что имя Божие — одно из ключевых различий между J и Е. Поэтому давайте разберемся в ситуации подробнее. В J божество именуется Яхве от начала до конца. Автор J никогда не называет его словом «Элогим» в повествовании.[64] В Е божество именуется Элогим до прихода Моисея. С момента встречи Моисея с Богом все меняется. В знаменитом рассказе Е о явлении Бога при неопалимой купине Моисей не знает имени Божьего, а потому спрашивает:

И сказал Моисей Богу [Элогим]: «Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: «Бог отцов ваших послал меня к вам».

А они скажут: «Как ему имя?» Что сказать мне им?»[65]

Божество сперва дает знаменитый ответ: «Я есмь Сущий». (Еврейский корень этих слов — такой же, как и корень имени Яхве.) А затем идет такая фраза:

Так скажи сынам Израилевым: «Яхве, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, послал меня к вам. Вот имя мое навеки, и памятование обо мне из рода в род».[66]

В Е Яхве впервые открывает свое имя Моисею. До этого момента в Книге Исхода он именуется словом «Эль» или «Элогим».

Почему автор Е так поступил? Ответ на этот вопрос не вполне ясен. По мнению некоторых исследователей, рассказ отражает религиозную систему в Северном царстве. Выбирая золотых тельцов (молодых бычков) в качестве подножия для божества, царь Иеровоам, быть может, отождествил Яхве с Элем, главным ханаанейским богом. Эль ассоциировался с быками и его даже иногда называли «Бык Эль». Тем самым, Иеровоам хотел сказать, что Яхве и Эль — разные названия одного и того же Бога. Соответственно, и в Е они сливаются. Тогда понятно, почему у Бога два разных имени: сначала он назывался Эль, а затем открыл Моисею свое имя Яхве. Данная гипотеза привлекательна тем, что показывает еще одну логическую связь между Е и Израильским царством. Она хорошо согласуется с другими ключами, которые свидетельствовали об израильском происхождении Е.

Однако возникают возражения. В Иудее царь Соломон использовал в качестве подножия для божества золотых херувимов. Между тем бог Эль ассоциировался не только с быками, но и с херувимами. Значит, статуи, характерные для каждого из царств, не очень помогают объяснить, почему Е повествует об откровении божественного имени Моисею. Кроме того, как мы уже видели, многое говорит о критическом отношении автора Е к религиозной системе, которую Иеровоам ввел в Израиле. У него Моисей даже уничтожает золотого тельца! Поэтому едва ли он стал бы опираться на богословские постулаты этой религиозной системы в своих суждениях о Боге.

Исследователи древнеизраильской истории выдвигали и другую версию. Возможно, лишь небольшая часть израильтян находилась в египетском рабстве. И возможно, это были только левиты. В конце концов, среди левитов мы даже находим людей с египетскими именами. Левит-ские имена Моисей (Моше), Хофни, Пинхас — египетские, а не еврейские. И в отличие от других племен, левиты не имели собственной территории в Земле обетованной. Отсюда такая версия: эта группа была в Египте, а затем на Синае стали чтить Бога Яхве. Прибыв в Израиль, она встретила там израильские племена, которые почитали Бога Эля. Вместо того, чтобы воевать друг с другом из-за того, чей Бог истиннее, они решили считать, что Яхве и Эль — один и тот же Бог. Левиты стали официальными жрецами объединенной религии: может, навязали себя, а может, пользовались авторитетом. Или такова была их компенсация за отсутствие территории. Вместо земли они получали, как жрецы, 10 % жертвенных животных и продукции.

Эта гипотеза также согласуется с тем, что автор Е, видимо, был израильским левитом. Тогда рассказ об откровении имени Яхве Моисею отражает следующую ситуацию: Богом, которого почитали племена в Земле обетованной, был Эль. У них были традиции о Боге Эле и своих предках Аврааме, Исааке и Иакове. Затем пришли левиты с преданиями о Моисее, исходе из Египта и Боге Яхве. Использование божественных имен в Е объясняет, почему имя Яхве не было частью древнейшей народной традиции.

Конечно, это все это очень гипотетично и неоднозначно. Важнее всего в настоящий момент уяснить, что для Е Моисей намного более важен, чем для J. В Е Моисей — поворотный момент истории. Е гораздо меньше, чем J, рассказывает о мире до Моисея. В Е нет рассказов о сотворении мира и о потопе, и в нем намного менее подробно говорится о патриархах. Зато этот источник больше внимания уделяет Моисею.

От левитского жреца именно этого и следует ожидать. Согласуется с жреческим происхождением Е и тот факт, что Е включает три главы заповедей.[67] В J такого нет. Законодательный материал в других местах Библии, как мы увидим, принадлежит жрецам.

Повествования Е явно формируют единое целое. Они объединены одной общей точкой зрения и одними интересами и глубоко связаны с миром их автора.

Аналогичным образом обстоит дело с автором J: чем больше мы вчитываемся в его произведение, тем лучше видим его целостность и взаимосвязь с миром автора. Например, становится ясно, почему он не ввел разграничение между именами Бога до и после Моисея. С его точки зрения, еще до Моисея происходили очень важные события. Этого автора волновала правящая семья Иудеи, семья Давида. Соответственно, он подчеркивал важность завета Божьего с патриархами. Завет ассоциировался с городом Хевроном, первой столицей Давида. Он обещал в наследие землю, от реки до реки. Иными словами, обещал то, что сбылось при царе Давиде. В этом смысле откровение Аврааму само по себе было одним из поворотных моментов истории, ничуть не меньшим, чем откровение Моисею или народу у Синая. Считать Синайское откровение первым заветом, запечатанным именем Божьим, значило умалять важность завета между Богом и патриархами. Соответственно, J последовательно использует имя Яхве.

Сходство J и Е

Возникает вопрос: чем объяснить большое количество сходств между J и Е? Они часто рассказывают похожие истории. В них действуют, в основном, одни и те же персонажи. У них похожая лексика. Да и по стилю они близки друг к другу настолько, что на одних только стилистических основаниях провести грань между ними невозможно.

Одно из возможных объяснений состоит в том, что один из этих источников основан на другом. Скажем, J представлял собой придворный иудейский сборник священных национальных преданий, и северные левиты сочли нужным создать свой противовес, помогающий легитимировать царство. Возможен и обратный вариант: сначала возник документ Е, а затем в Иудее, не будучи удовлетворены образом Аарона (в частности), написали свою версию событий. Суть в том, что Е в ряде отношений не мог прийтись по вкусу в Южном царстве, a J — в Северном. И возникновение любого из этих текстов, скорее всего, спровоцировало бы возникновение альтернативной версии.