Рыцарь прерий - Донна Валентино

– Джеффри! – Джульетта понимала, что ей следует возразить против подобного обращения, но не могла бы сказать, почему именно это необходимо. – Джеффри, поверьте, я вовсе не ангел!

– Превосходно, – отозвался он. – Ведь ангелы имеют дело только со святыми, а я отнюдь не святой.

Он обхватил ее голову обеими руками, приподняв лицо. Его пальцы принялись рисовать круги на ее щеках, по гладкой коже под глазами.

– Оспин нет, – пробормотал он. – И дыхание сладкое, как у ребенка, который еще не знает, что такое больные зубы.

Даже выросший в глуши фермер мог бы подыскать более красивые комплименты. В свои более легкомысленные дни Джульетта слышала их немало – но это было до того, как она в течение одного года стала женой и вдовой и поняла, что романтические склонности женщины могут обречь ее на жизнь, полную разочарований.

– Докажи мне, Джульетта, что ты не сон и не ведьма. И целоваться ей приходилось – если уж говорить правду, то больше, чем следовало бы, – но ничто не подготовило ее к чувствам, которые вызвало в ней прикосновение губ Джеффри д'Арбанвиля к ее губам.

Несмотря на слова беззаботного флирта, в его голосе слышались нотки отчаяния, и прикоснулся он к ней не с любовной лаской, а так, словно ему жизненно важно было убедиться в том, что ее волосы, кожа, губы – все это реальное, а не плод его фантазии. У Джульетты подкосились ноги, она пошатнулась в его объятиях, и Джеффри пришлось поддержать ее своими сильными руками. И тут Джульетту предали ее собственные руки: не обращая внимания на ее твердое желание высвободиться из объятий гостя, они легли ему на плечи. Джульетта вцепилась в него так же отчаянно крепко, как он ее обнимал.

Джеффри успокоился, когда она прижалась к нему, и чисто мужская дрожь страсти напомнила ей о том, насколько он огромен, сколько в нем силы. Его губы, уверенные, подвижные, опытные, ласкали и дразнили ее, так что все ее тело затрепетало от невыразимого желания.

Она почувствовала прикосновение его языка, и эта горячая ласка пробудила в ней тревогу. Задыхаясь, отчасти от необходимости наполнить легкие воздухом, а отчасти от осознания непристойности собственного поведения, Джульетта вырвалась из объятий Джеффри.

Он дышал так же тяжело, как она. Джульетта мысленно проклинала собственную слабость: при виде его тяжело вздымающейся груди у нее горело все тело, не забывшее, как оно прижималось к этому мускулистому торсу. Джульетта строго приказала себе перевести взгляд на что-нибудь другое: в комнате должно найтись нечто достойное ее взгляда, кроме этой груди над неправильно надетым ремнем. Внезапно она поняла, как рада, что Джеффри не заправил рубашку в брюки, что ее ткань, спускаясь из-под туго затянутого на талии ремня, падает свободными складками.

– Я пришла сказать вам, что вы должны уехать отсюда завтра с рассветом, – с трудом проговорила она, избегая его обжигающего взгляда.

Он кивнул, быстро и с готовностью, и это движение, казалось, вернуло ему самообладание.

– Должно быть, это к лучшему, Джульетта. Ведь вы доказали мне, что вы не сон и не ведьма. И некие части моего тела все еще желают действием доказать мне, что я не сплю и не умер.

Глава 4

Джеффри пробудился, когда на востоке только-только забрезжила тонкая серая полоска на фоне черной ночи, возвещая о приближении рассвета. Чтобы не разбудить Джульетту и капитана Чейни, наткнувшись на что-нибудь в незнакомом доме, рыцарь поднял удивительно подвижное стекло и протиснулся в маленькое окно.

Джеффри сомневался, чтобы что-то могло заставить его остаться в этих местах. И все же лучше было не испытывать своей решимости, заставляя Джульетту встать с постели. Сонная, теплая и растрепанная, она стала бы для него слишком сильным соблазном. Не важно было, кто она: ведьма, соблазнительница или просто женщина. Кто бы она ни была, но она порождала в нем ужасающую слабость, так что ради спасения собственной души ему следует поскорее умчаться отсюда на Арионе. Низко пригнувшись, Джеффри пробежал к конюшне, бесшумно ступая по толстому упругому дерну.

Арион приветственно заржал, и Джеффри показалось, что более отрадного звука он еще никогда не слышал.

Он ощупал все стены каждого стойла, но не нашел ни единой свечи или факела, или огнива, чтобы их зажечь. Опомнившись, он обругал себя за несообразительность: конечно же, для Джульетты естественно закреплять эти необходимые вещи на том уровне, до которого сможет дотянуться сама! Он снова начал ощупывать стены, на этот раз ниже: необходимо было найти какой-то способ осветить темную конюшню. Однако ему не удалось найти ничего, кроме какой-то штуки из металла и стекла, от которой разило недогоревшим углем: по форме он определил, что она похожа на ту, которую Джульетта назвала лампой. Когда он задел ее рукой, в ней что-то заплескалось, покрыв его руку вонючей маслянистой жидкостью.

Он продолжал ощупывать стены, прибавив к объектам своих поисков тряпку, чтобы вытереть руки, и тут его пытливые пальцы наткнулись на живую человеческую плоть.

Несмотря на внезапный сильный испуг, реакция Джеффри была мгновенной: он издал душераздирающий вопль, прибегнув к боевому рыцарскому приему – в случае неожиданной атаки противника самому ошарашить его внезапным резким криком, – и бросился лицом вниз на устланный соломой пол. Однако он не услышал ни свиста стрелы, ни пения тетивы, ни взмаха разрезающего воздух меча – только явно детский возглас ужаса и стук маленького тела, упавшего рядом с ним в грязь.

– Джефф… Джеффри? – проскулил кто-то.

– Робби? – Джеффри поспешно поднялся на ноги, вглядываясь сквозь предрассветный полумрак в бледное пятно испуганного личика Робби. – Кровь Господня, будь у меня на поясе меч, ты бы уже остался без головы!

– Извините. Я тут решил пообщаться с вашим конем, чтобы ему не было скучно. Я еще никогда не видал такого коня.

Неловко получилось: перепугал мальчишку самым ужасающим боевым кличем, да еще плюхнулся на землю, словно заостроженный лосось. Но трогательная забота юнца об Арионе напомнила Джеффри, в каком странном месте он оказался: здесь не было под рукой оруженосцев, чтобы ухаживать за скакуном рыцаря, помогать рыцарю одеваться или освещать ему путь в темноте.

– И как поживает Арион? – спросил Джеффри, вставая и стряхивая солому и грязь с рубашки и брюк, которые внушали Джульетте столько забот.

– О, просто великолепно! Сейчас зажгу лампу, чтобы вы сами посмотрели!

Джеффри услышал негромкий скрежет, а потом до его носа донесся тот же сернистый запах, который исходил и от его пальцев. Послышалось громкое царапанье – и у кончиков пальцев Робби расцвело пламя.