Хроника событий, свершившихся в Чехии в бурный 1547 год - Сикст из Оттерсдорфа

возвратили печати, если это не нанесет ущерба нашим обычаям, правам и чести.

Мы не поедем на съезд в день св. Вита, разве что только кто-нибудь из нас по делам поедет в Прагу, поэтому Е. К. М. пусть не изволит никого подозревать. А если вдруг случится, что кто-то задумает или захочет сделать что-либо неподобающее против Е. К. М., то мы не оставим Е. К. М. и будем вести себя так, как надлежит его верноподданным».

Король с благодарностью принял данный ответ (ибо даже не надеялся, что они так мало помнят о своих печатях и чести) и, поблагодарив их, приказал всех, главным образом тех, кто сейчас при нем находился, переписать. При этом король извинился, сказав, что поскольку он многих не знает лично, то делает это только для того, чтобы установить, кто ему остался верен. И эти верные подходили, называли свои имена и сообщали, где находятся их владения, совсем так, как при императоре Августе исполнилось предсказание, что каждый с родом своим будет идти и присягать.

Послы пражан, видя, что происходит и что все другие имеют доступ к королю, а они не могут добиться аудиенции для своего посольства, послали письмо коншелам, чтобы те, принимая во внимание мандат и то, что высшие сословия так неподобающе открыто показывают свою верноподданность королю, также направили бы королю послание. Так и было сделано:

«Светлейший король, сообщаем Вашей Королевской Милости, что в прошлый понедельник [13 июня], поздно вечером, Кашпар из Гранова, показав некоторым из коншелов пражских городов мандат Вашей Королевской Милости, скрепленный печатью и адресованный в Подбрдский край, быстро прочитал его, сказав при этом, что делает это по поручению В. К. М. Сегодня же (получив мандат от тех, кому он был передан для напечатания), мы приказали прочесть его и внимательно в нем разобрались и хорошо поняли все то, что В. К. М. изволит считать для себя обидным. Глубоко сожалея об этом, мы между собой поразмыслили и вспомнили, что уже во второй раз, сначала к Его Императорской Светлости, а потом и к В. К. М., по обычаю этого королевства, было послано несколько лиц с инструкциями и покорными просьбами. На эти просьбы мы ожидали и до сих пор ожидаем любезного и милостивого ответа. Однако вопреки нашей надежде теперь издан и разослан во все края Чешского королевства мандат В. К. М. А поскольку он обращен ко всем сословиям Чешского королевства, нам по этой причине одним, без участия других сословий, не подобает давать на него какой-либо ответ. Именно поэтому данным письмом мы сейчас покорно и смиренно просим В. К. М., чтобы В. К. М. соизволили смилостивиться и отложить это дело до следующей встречи сословий чешского королевства с нами. Ибо мы, верноподданные В. К. М., ни по какой другой причине не шлем В. К. М. это письмо, кроме как желая В. К. М., господину своему, всех благ и молим Господа Бога о том, чтобы в Чешском королевстве сохранялись спокойствие, любовь и доброе согласие, чтобы В. К. М., как милостивый король и господин наш, в добром спокойствии, счастливо и долго изволили править нами, своими подданными. Мы надеемся на любезный и милостивый ответ.

Дано в Праге в среду после св. Вита [22 июня] лета XLVII. В. К. М. верноподданные бургомистр и коншелы, городские старейшины и общины всех трех пражских городов».

Однако послы так и не смогли дождаться и допроситься какого-либо ответа на приведенное выше послание. В то же время к королю по реке Лабе и по суше прибывали войска и артиллерия. По королевскому вызову толпами съезжались мораване, силезцы, лужичане, а также приехали епископы оломоуцкий и вратиславский[160] и моравский гетман; каменотесы и каменщики непрерывно делали каменные ядра для больших пушек. Также явился князь Август, брат князя Маурициуса[161], приведя с собой около 1000 хорошо вооруженных конников. Он расположился за Лабой в деревне, называемой Ловосице; к нему подошли семь отрядов пехоты, чинившей вокруг себя на все стороны большой и невосполнимый ущерб и вред бедным людям. И везде они открыто заявляли, что король обещал им Чехию в награду, то есть, как говорили латиняне, отдать в виде добычи или на разграбление.

Бедные города, в том числе и пражане, в то время не могли добиться какого-либо ответа, и лишь через много дней, понеся значительные расходы, когда король уже собирался на следующий день отправиться из Литомержице в Прагу, они получили на свои устные и письменные обращения следующий ответ:

«Е. К. М. соизволил выслушать то, что город N. сообщил ему через своих послов. Е. К. М. не сомневается, что жители N. знают, как им поступать в соответствии с мандатом Е. К. М.

Дано в Литомержице в четверг после св. Петра и Павла, апостолов Божьих [30 июня], лета MDXLVII. Генрих, бургграф Майссенский; верховный канцлер королевства Богемии Георгиус Жиабка».

В течение более чем четырех недель, пока король находился в Литомержице, те люди, которым подле него было хорошо и которые много добра себе награбили, днем и ночью пировали и веселились, жестоко обращались с несчастными и бедными людьми, совершая различные насилия: вышвыривали несчастных горожан из домов и захватывали их имущество. А если кто и оказывал им сопротивление, то бывал тяжело ранен или позорным образом убит. Они повсюду грабили и разоряли дворы и амбары, нанесли вред садам и виноградникам, сорвав незрелый виноград и наделав из него молодого вина. Потом они порубили лозы.

Так что, summa summarum, в Литомержице не нашлось бы ни одного человека, который мог сказать, что ему не нанесли никакого вреда. А горожанин Мартин Носидло, имевший двор в предместье, видя, что люди короля наносят ему большой ущерб, просил их не чинить беды ему и другим горожанам, поскольку они не неприятели и не турки, а королевские служилые люди христианского господина и чешского короля. За эти слова, что имущество его разорили, он по королевскому приказу был посажен в башню, где провел много дней и чуть не умер. Но видя, что он человек дряхлый и находится в тяжелом состоянии, его отпустили под залог в 4000 коп гр.ч.[162] с условием, что он обязан явиться в указанное место, когда ему за две недели сообщат об этом. Однако вскоре он был отослан в Прагу и посажен в Белую башню, откуда его не выпускали до тех пор, пока за свое прегрешение он не заплатил 2000 коп гр. ч. штрафа. И