Вместе на Край Света - Lars Gert

тебе удастся заставить крошку съесть хоть крошку? Бедная малышка…

Мальчик взял одной рукой тарелку, а другой – светильник. Слабый, неяркий свет осветил во тьме детское личико со светлыми прядями волос.

– Эрика! – Обрадовался Вернер, но от эмоций чуть не выронил и тарелку, и фонарь.

Та словно ничего не слышала и не видела; не притронулась к пище.

– Ну, что ты будешь делать? – Вздохнул друид, подходя к мальчику. – Ладно, пойду покамест ослика покормлю – у него-то с аппетитом всё в порядке; лопает, будь здоров!

Радостно потрепав своего говорящего ослика, Ханимуша, который тут же начал болтать без умолку, сын кузнеца спросил:

– Она не говорит? Не ест… Что произошло?

Дед насупился.

– Её родители потерялись. Эмма убита горем. А братья тоже неизвестно где.

Вернер вернулся в пещеру и начал тормошить несчастное создание.

– Эрика! Я рядом. Я тебя не брошу! Мы найдём твою родню! Обязательно найдём.

Ноль внимания.

– Съешь хоть кусочек! Пожалуйста…

Та отвернулась, ничего не отвечая.

– По дороге я заметил нечто странное. – Продолжил беседу Вернер, выйдя из пещеры. – Никто со мной не разговаривает, точно привидение увидели, или я теперь враг народа… Почему?

– Одни убиты горем, юноша. – Кряхтя, ответил ему дед. – Все в своих мыслях. Другие считают, что раз ты отправился в поход, и вернулся живой – стало быть, не защитил должным образом свою страну. Как говориться, настоящий герой – мёртвый герой. Им всё равно, что тебе пошёл только четырнадцатый год.

– А как считаете вы? Эрика, Хорст, Эмиль? Как считают мои друзья?

– Как считают, как считают… Пойдём колоть дрова. – Сказал Алайсиаг.

Вечером, за ужином, глядя на Эрику, молчаливо свернувшуюся калачиком на стоге сена, Вернер не выдержал:

– Неужели ничем помочь нельзя? Мне горько наблюдать за этим. Она медленно тает…

Подумал-подумал тут друид, и придумал:

– Найди для меня магистерий; сей есть философский камень. Он поможет разговорить Эрику. Возьми с собой её и Ханимуша.

– Как же я узнаю, что философский камень – это философский камень?

– Узнаешь. – С хитрецой ответил старик.

На рассвете, разбудив своего ослика и погрузив с собой тюки с провизией, собранные Алайсиагом, Вернер разбудил немую теперь Эрику и сказал так:

– Пойдёшь со мной? Возможно, по пути мы найдём твоих родителей.

Мальчик не кривил душой: ведь после смерча, обрушившегося на королевство, люди могли оказаться где угодно, так как ветер уносил их вместе с их жилищем в неведомые дали.

Дочь мельника молча согласилась, сонно хлопая ресницами. Сын кузнеца усадил её на своего ослика, силой заставив съесть пряник, а сам пошёл рядом, пешком, держа путь на юг.

– Может быть, вот это? – Спросил самого себя Вернер, крутя в руках какой-то хрупкий чёрный камень. Этот камушек был какой-то странный – точно чёрное бесформенное стекло. То блестит, то не блестит на солнце; то переливается, то перестаёт.

– Глупости! – Помотал мордочкой ослик. – Это же бутылочный камень, обсидиан. Его ещё называют вассер-хризолит; иначе – коготь дьявола.

– А ты откуда знаешь? – Ахнул Вернер.

– Друид и рассказывал, и показывал. Обсидиан вулканическая порода; он появился во время извержений огненных гор. Его и сейчас полно в их окрестностях.

– Ну, надо же! – Поразился мальчик. – Ты так вырос! А где же Хорст? Я не видел его в деревне, и старик что-то молчит. Ведь я к Хорсту тебя отправил, когда случился голод, чтобы он присматривал за тобой.

– Наш конюх ухаживал за мной, пока не слёг; он вручил меня друиду.

– А сам он – жив?

– Хвала высшим силам, он поправился.

Они пошли дальше.

– Не это ли – философский камень? – Задумался Вернер, рассматривая ещё один чёрный камень; очень рыхлый, и какой-то… Нехороший.

– Это мор! – Снова помотал мордой осёл. – Немедленно выброси его и помой руки! Мор плохой камень, и используется всякими чернокнижниками.

Путники шли всё дальше и дальше на юг, пока путь им не преградила река.

– Это не Белая Река! – Покачал головой сын кузнеца.

– Разумеется! Та далеко на севере. Идите дальше вдвоём, а я попасусь покамест здесь. Трава – мурава; хорошая.

– Вброд её не перейти. – Озадаченно произнёс Вернер.

К счастью, поблизости были заросли какого-то древовидного кустарника. Наломав веток одинакового размера, подровняв кинжалом и связав их поперёк с двух сторон тканью, оторванной от его рукавов, мальчик соорудил плот и несколько мгновений спустя гордился своей работой – хоть на ярмарку вези продавать!

Спустив плот на воду и, опробовав его, Вернер протянул руку Эрике. Та уселась рядом, и они отплыли, оттолкнувшись шестом от берега. Им же юнец грёб, задавая направление.

Течение было не сильное, умеренное. Вскоре их судёнышко пристало к противоположному берегу.

Без приключений не обошлось – оба подростка намочили ноги, ибо кораблик был ведь без бортов, и вода хлестала через край.

«Потерпи немного, Эрика! Сейчас я разожгу костёр», приговаривал сын кузнеца, потирая камень о сухое полено – этого добра тут было предостаточно. «Друид сказал: на юг; значит, на юг».

Мальчик дал себе по лбу: они переплыли реку, а тюки с провизией остались у ослика. Что же они теперь будут есть???

Вернер нарвал каких-то корней, а Эрика принялась их нарезать мелкими кусочками. Наесться они вряд ли наелись; ещё и животы разболелись. А дочь мельника, к тому же, простыла после мокрой прогулки, отчаянно чихая.

«Вот так; аккуратно потушим костёр, аккуратно схороним – дабы беречь природу, и чтобы ни одна искра не попала на близлежащий сухостой. И весь мусор за собой уберём».

Чтобы хоть как-то развеселить свою попутчицу, мальчуган нырнул в воду и достал для Эрики со дна прекрасную раковину, внутри которой находилась не менее прекрасная жемчужина.

– Эрика, это тебе. – Сказал мальчик, протягивая ей вещицу. – Надеюсь, краб (или кто там ещё) не сильно обиделся, что я отнял у него такое сокровище.

Девочка впервые за долгое время посветлела, но вместо улыбки ей удалось выдавить из себя лишь вымученную гримасу.

– Прежней я уже не буду, Вернер. – Неожиданно заговорила она, откашливаясь. – Больше всего на свете я хочу домой. Дом, милый дом; дом, который опустел…

Путники спустились в какой-то грот, где было очень сыро и темно. Сам грот был, судя по всему, точкой отсчёта для бесконечного блуждания по лабиринту из многочисленных пещер, с потолка которых свисали сталактиты, а снизу, от пола им навстречу тянулись наросты-сталагмиты, капля за каплей, тысячелетиями воздвигаясь тут.

Здесь, в пещерах Эрике стало совсем худо: она стала харкать кровью.

– Вынеси меня отсюда, прошу. – Слабо пискнула она и потеряла сознание, уронив голову на какой-то прозрачный камень. Этот камень, похожий на кусок льда, Вернер положил