Большая грудь, широкий зад - Мо Янь

Любые сомнения и колебания считать несущественными. Настоящий манифест об освобождении предусматривает отказ от старого.

Возрастное ограничение — пятьдесят лет. Впредь следует с трепетом исполнять.

Завершить к тридцатому дню шестого месяца, будет послан инспектор для проверки.

Проверку проводить постоянно, раз в месяц, нарушителей ждёт штраф.

На первый раз штраф две сотни юаней, далее возрастает помесячно.

За замужних отвечает супруг, за прочих — отцы и старшие братья.

Предупреждаю: народ невежественный, возможно неверное истолкование.

Доставить извещения в алтари и храмы, следить за разъяснением и толкованием.

Объявлять по дворам и хозяйствам, раз в три дня обходить с гонгом.

Уверен, после окончательного освобождения народ станет крепче и здоровее.

К осмелившимся пренебречь вышесказанным наказание применять без пощады.

Дочитав, он велел шести молоденьким девицам, которых привёз с собой, продемонстрировать, что такое естественные ноги, и те, щебеча, выпорхнули из автомобиля. Двигались они действительно бодро, легко и быстро.

— Почтенные земляки, братья и сёстры! — тут же громогласно обратился к собравшимся уездный. — Раскройте глаза и смотрите!

Толпа не сводила глаз с девиц. Коротко стриженные, на лбу чёлка, голубые блузки с отложным воротничком, короткие белые юбочки, открывающие стройные ножки, белые носочки и белые шанхайские тенниски фирмы «Хуэйли». Ну просто струя свежего воздуха! Прохладный ветерок повеял в грудь жителям дунбэйского Гаоми.

Выстроившись в ряд и поклонившись зрителям, девицы напустили на себя строгий вид и начали: «Ножки наши от природы, от родителей породы». Они прыгали и высоко задирали ноги, демонстрируя, какие они длинные. «Бегай, прыгай до упада, нам увечных ног не надо». Снова прыжки и пробежки. «Из таких, как мы, игрушек, превращают вас в старушек в цепких феодальных лапах. Прочь бинтов вонючих запах! Ножки, ножки от природы — символ счастья и свободы!»

После того как «ножки от природы», отпрыгавшись, удалились, их место занял врач-ортопед с большущей моделью маленькой ножки и стал наглядно объяснять, где кости ломаются, а где бинтование приводит к их искривлению.

В конце господину Ню пришла в голову ещё одна идея. Он велел выйти обладательнице лучших «золотых лотосов» во всём Гаоми, чтобы она дала собравшимся возможность воочию убедиться, насколько уродливы маленькие ножки.

Перепуганная матушка спряталась за тётушкиной спиной.

— Это распоряжение начальника уезда, разве можно не подчиняться? — подал голос городской голова.

Матушка обхватила тётушку за бёдра:

— Тётя, тётя, спаси меня! Я не пойду…

— Иди, иди, Сюаньэр, — сказала тётушка. — Пусть полюбуются. Как говорится, не бойся, что ничего не знаешь о товаре, сравни — и всё будет ясно. Пусть кто-нибудь скажет, что копыта этих диких ослиц превосходят «золотые лотосы», созданные моими руками.

Поддерживая Сюаньэр, она вывела её вперёд и отошла в сторону. Сюаньэр шла нетвёрдой походкой, покачиваясь, как ива на ветру. В глазах старомодных мужчин Гаоми она являла собой образ настоящей красавицы.

Они глаз с неё не сводили, словно хотели приподнять ресницами штанины Сюаньэр и хоть на миг увидеть её «золотые лотосы». В том же направлении устремил свой взгляд и уездный. На мгновение он замер, раскрыв рот, а потом возгласил:

— Вот, полюбуйтесь, такая славная девушка, а из-за бинтования ног превратилась в несусветное страшилище — ни воды принести, ни руками что-то сделать.

— Благородных девиц не для грубой работы растят, на это служанки есть! — бесстрашно парировала тётушка.

— Ты, что ли, мать этой девушки? — глядя в сверкающие глаза тётушки, спросил уездный.

— Ну да, и что из того?

— Её маленькие ножки — твоя работа?

— Ну да, и что из того?

— А ну схватить эту дерзкую ведьму, пусть посидит в кутузке, пока ноги её дочери не будут разбинтованы, — велел уездный.

— Поглядим, кто осмелится это сделать! — зарычал молнией выскочивший из толпы Юй Большая Лапа. Он сжал кулаки и загородил собой жену.

— Ты кто такой? — осведомился уездный.

— Да уж из тех, кто постарше тебя будет! — грубо бросил дядюшка.

— Арестовать его! — приказал свите разъярённый уездный.

Вперёд несмело выступила пара служителей. Они попытались поиграть с Большой Лапой в кошки-мышки, но тот одним взмахом отмёл их в сторону.

Народ недовольно загудел и, подбирая комья земли, стал швырять в девиц с «ножками от природы».

Народ в дунбэйском Гаоми не запугаешь, и на расправу он скор. Об этом господин Ню, видимо, уже был наслышан.

— Сегодня у меня ещё важные дела в уезде, так что на сей раз тебя прощаю. Но раскрепощение женских ног — кампания общегосударственная, и того, кто осмелится выступать против, ждёт суровое наказание! — И тут же, скользнув в салон автомобиля, заорал: — Пошёл! Пошёл!

Водитель метнулся к капоту, вставил заводную ручку и принялся с лязганьем крутить её. В салон суматошно запрыгнули большеногие девицы и свита уездного. Мотор, наконец, зачихал, водитель вскочил на сиденье, крутанул руль, и автомобиль рванулся вперёд, подняв клубы пыли.

Какой-то пацанёнок, хлопая в ладоши, пропел:

— Юй Большая Лапа смел да удал, уездного начальника перепугал.

Этим же вечером к свахе по фамилии Юань, по прозвищу Раскатай Губу заявилась урождённая Люй, жена местного кузнеца Шангуань Фулу. Она вручила свахе подношение — отрез белой ткани — и попросила обратиться к семье Юй с предложением породниться — выдать Сюаньэр за её единственного сына Шангуань Шоуси.

Обмахивая свои большие ноги пальмовым веером, Юань Раскатай Губу говорила с тётушкой так:

— Не случись падения маньчжурских Цинов, почтенная, я порог вашего дома не переступила бы, хоть шилом меня в зад коли. Но нынче на дворе Китайская Республика, и женщины с маленькими ножками большим спросом не пользуются. Сыновья из богатых семей теперь на всё по-другому смотрят. Френчи носят, сигареты курят, девиц им подавай, чтобы за границей учились, чтобы бегали, прыгали, чтобы и говорить складно умели и чтобы хихикали, когда их обжимают. Так что племянница ваша — павший феникс, а это хуже курицы. Семья Шангуань вас не отвергла, так что, почтенная, думаю, пора воскурить благовония. Шангуань Шоуси и внешне хорош, и нрава ласкового. В семье осёл и мул имеется, своя кузница. Не сказать, чтобы богачи, но и не бедствуют. Ничего обидного для Сюаньэр в такой партии нет.

— Разве я растила императрицу для того, чтобы отдать за сына кузнеца?!

— А ты слышала, что говорят, почтенная? Жена императора Сюаньцзуна в Харбине на улице обувь чистит! Вот так, милая моя, нынче и не знаешь, как жизнь обернётся.

— Передай семье Шангуань, пусть сами говорить со мной приходят! — заключила тётушка.

На следующее утро матушка увидела в дверную щель дородную фигуру будущей свекрови Шангуань Люй. Наблюдала она и как тётушка с Шангуань Люй до посинения спорили о свадебных подарках.

— Вы у себя там уж решайте — или мул, или два му под огород, — сказала тётушка. — Не задаром же я её растила до семнадцати лет!

— Хорошо, — сдалась Шангуань Люй. — Будем считать, нашей семье не повезло: чёрный мул — ваш. А вы нам отдаёте тележку с деревянными колёсами.

С хлопком сомкнулись ладони, и сделка совершилась.

— Сюаньэр! — позвала тётушка. — Выходи знакомиться со свекровью.

Глава 57

После трёх лет замужества Лу Сюаньэр оставалась бездетной. «Только и знаешь, что есть, ни одного яйца не снесла, дрянь никчёмная, зачем я тебя только завела!» — честила свекровь курицу, но кого она имела в виду, было ясно. Зажав клещами раскалённую докрасна железку, она швырнула её туда, где бродила пара старых несушек. Те начали клевать её, приняв за корм, и обожгли клювы так, что они задымились.

Сюаньэр толкла под грушей кости с оставшимся на них мясом, и вокруг разлетались красно-белые осколки. Занятой целыми днями Шангуань Люй срезать мясо было недосуг, вот она и купила несколько цзиней костей, чтобы растолочь и напечь пирожки с редиской, — так предполагалось отметить восьмой день четвёртого месяца, который называют праздником благодарения серпа. Взошёл ячмень, пожелтели колосья пшеницы, крестьяне точили серпы и обихаживали лошадей, готовясь к уборке урожая. Погода той весной благоприятствовала, и посевы взошли на славу. Работа в кузнице семьи Шангуань кипела. Крестьяне приходили один за другим — кто новый серп купить, кто побитый поправить. Кузнечный горн располагался посреди двора, под клеёнчатым навесом от солнца. Гудел огонь, разносился запах угля, во все стороны летели снопы искр. Шангуань Фулу держал клещи, Шангуань Шоуси раздувал мехи. Урождённая Люй, в чёрном халате, перехваченном на поясе жёлтым клеёнчатым передником, и в рваной соломенной шляпе, орудовала молотом. Весь передник усыпан чёрными точками от раскалённых искр, лицо в саже и потёках пота, и если бы не груди, выступавшие, как тыквы-горлянки, никто и не признал бы в ней женщину. Удары молота раздавались с утра до вечера.