М.С. - Владимир Чистяков

В зубах зажата заколка для волос в форме цветка. Подарок Софи. Немного рассеянная художница очень любила красивые вещи, совершенно не задумываясь о их стоимости. И заколка — лучшее тому подтверждение. Цветок напоминает лилию, символы чистоты и непорочности. Тонкие серебряные лепестки в изобилии украшены драгоценными камнями. Кармино-красными рубинами, синевато-зелеными, цвета морской воды, под цвет глаз хозяйки, аквамаринами, и бриллиантами великолепной огранки. В центре цветка — знаменитый карминовый рубин «Глаз Демона», сокровище мирренской короны, один из свадебных подарков Тима V. А сама лилия выполнена по заказу, и скорее всего, ещё и по эскизу Софи. Немалая часть поредевшего после революции состояния ушла на этот подарок. М. С. о цене не спрашивала, прекрасно понимая мотив поступка сестры. Пусть в мире умножится прекрасное. И достойное украшение ляжет на волосы юной красавицы.

До войны каждый день сверкал в волосах подарок.

Только когда приходилось заходить к людям, М. С. говорила «Сними. Мелкий человечишко за самый маленький камушек убьет не задумываясь. А о «Глазе демона» и говорить нечего, из-за него войны начинались и города горели».

Марина не спорила, но едва дом оказывался за поворотом, как снова лилия оказывалась в волосах. Очень любит девочка все красивое. А теперь ещё и памятью стала лилия. Кажется ей, что маленький бриллиант возле рубина — словно слеза скорби. И не было её раньше.

Марина убрала расческу, в отличии от драгоценной заколки, самую обыкновенную. М. С. хмыкнула, временами кокетливой, временами морозно-ледяной стервозной красавицей в стиле Софи-Елизаветы, Марине-Елизавете не бывать. Однако, стиль Софи в девочке уже очень хорошо чувствуется. Любимые прически ясно от кого позаимствованы. В одежде черный, а временами красный цвет предпочитает. Высокие каблучки очень любит.

В том, что в марках косметики раз в двести пятьдесят лучше матери разбирается, можно не сомневаться.

Впрочем, весьма сложно найти женщину, уделяющую своей внешности меньше внимания, чем М. С., серебряная тезка сестрицы из адмиральского салона, или мраморная древняя богиня, разве что. Так что волосы самой М. С. уже довольно давно пребывают в стабильно живописном беспорядке.

— Я ещё никогда не видала кого-либо с личиком ангела, но в камуфляже и с автоматом.

— Пока дойдём до столицы, я из ангела вполне успею стать аггелом. Если уже не стала.

— Не умеешь острить, лучше уж не берись.

— Извини, я не хотела тебя обидеть.

М. С. хмыкнула. Между собой они частенько разговаривают по-русски. М. С. просто очень любит этот язык, а Марина прекрасно знает. Впрочем, закончила М. С. по-грэдски.

— Меня обидеть невозможно.

Она снова поднесла к глазам бинокль. Какой-то полу электрический аппарат чужаков. Как говаривала она сама про этот прибор «Ненавижу чужаков, но обожаю их оптику». А Марина в этот момент почему-то подумала, что Мама сама на четверть кэртерец, а следовательно и в ней есть сколько-то их крови. Впрочем, единственный кэртерец, которого Марина знала всем — характером, манерой разговора и даже шуточками почему-то очень напоминал Маму. Неужели Мама только из-за своей крови такая? Или тут в чём-то другом дело? Софи может, что-нибудь интересное на это и сказала бы. С ней говорить было очень легко. С Мамой не так.

Из состояния размышлений Марину вывел голос матери. Бинокль уже убран, и теперь М. С. явно валяет дурака, усевшись на поваленный ствол, и словно в задумчивости подперев кулаком подбородок. Особой опасности нет, буквально на лице написано.

— Всё-таки интересно, кто они. Может, всё-таки попытаться пройти через этот КПП, с позволения сказать?

— А что иначе?

— А иначе — чесать по болотам. Дней пять, а в компании со спецом вроде тебя и все десять. Очень хочется? И это только после того, как ты отлежишься. А ночи сейчас дождливые.

Марина не обиделась. Кажущаяся тяжеловесной и неуклюжей на ровной дороге Мама, в любом месте, где дороги отсутствуют как класс, передвигается с немыслимой легкостью и грацией. Марине Мама даже казалась иногда лесной кошкой, или даже рысью. А Марина, хотя и зовется иногда «Восходящей звездой грэдского балета», то за сучек заденет, то о корень споткнется. Вот вчера вечером об очередной и зацепилась. В небольшой овражек скатилась, пересчитав спиной все корешки да камушки, лодыжку вывихнув, кучу синяков наставив, да ещё и мышцы на ноге потянув. Ладно, хоть лицо не пострадало, а то уж больно не хотелось походить на фото Мамы в молодости.

— А есть выбор?

— А я вот и пытаюсь разобраться, благо время у нас ещё есть. Ты с твоей ногой только через неделю сможешь нормально ходить. А пересиживать эти дни в лесу-удовольствие ниже среднего. Да ещё и под дождём. А то может под крышей получиться отсидеться.

— Мужик, далеко направляешься?

Тот словно проснулся и натянул вожжи. Лошади встали. Что перед ним не бандит или возвращающийся домой солдатик, понял сразу. Но то что на обочине стоит Чёрный Саргоновец тоже совсем не обрадовало. Да к тому же баба, и явно из офицерья. Однако, человеку с автоматом в руках лучше не хамить. Особенно подобному субъекту из полных фанатиков.

Мужчина был на войне и там их навидался, фанатиков саргоновских. И относился к ним со смешанным чувством страха и уважения. Ибо они не болтали. О чём говорили — так и поступали. И то, и другое бывало по-всякому. Сила в них какая-то есть. Нечеловеческая.

— К себе в деревню.

— А раз так, то выкладывай, что творится в городе.

— А ничего особенного, люди живут, да хлеб жуют.

— Да ты шутник, как я погляжу.

Мужчина уже пожалел о своей шутке, ибо заметил, как нехорошо дёрнулось левое веко офицера. Да за одно и рука, бывшая не слишком далеко от курка. Но трусом он не был.

— Да уж с вами шути, не шути, в лучшем случае без ноги останешься, а то и без головы.

— Это тоже верно, однако ты не ответил: что в городе.

— А что было, то и есть: ваш глава города себя чуть ли не императором объявил, ну и сидит.

— А КПП с пулемётом на дороге чей? Тоже его?

— Да вроде как.

— А если я через него сунусь, то окрошку из меня сразу состряпают, или сперва поговорят?

— Быстрее вы из них окрошку состряпаете, чем они из вас, потому что это те ещё лопухи и чёрным вроде вас не чета.

— А если я не хочу ни из кого ничего стряпать?

— Так и пропустить могут, если вас не сильно много.

— А с чего это? Иногда и одиночка с автоматом дел наворотить может.

— Так те, кто наворотить хотят через КПП не так проходят, как вы собираетесь.

— Ну и много тут шлялось этих самых любителей наворачивать?

— Да был кое-кто.

— И что с ними сделали?

— Да кого прогнали, а кого и побили, люди-то после войны совсем с ума посходили. Иному убить — что муху прихлопнуть.

— Ну, тогда поворачивай, вместе и поедем. До города, если всё нормально будет. А нет — не обижайся. Сам про окрошку говорил. Эй, Маришка, давай сюда.

Мужчина ожидал, что из кустов вылезут ещё двое или трое с автоматами в обнимку. Но кусты не шевелились довольно долго, а потом на дорогу выбралась девочка не старше четырнадцати лет, правда, тоже с автоматом. В руках тащит тяжело набитый рюкзак. Пока шла до телеги, мужик успел заметить, что она довольно сильно хромает. И что похожа на чёрного офицера как дочь… или сестра.

— Ясно, почему вы не почесали по болотам.

— Какой ты наблюдательный.

М. С. помогла дочери забраться на телегу, закинула её вещи и скинула свой рюкзак. Автомат Марина снимать не стала. «Это правильно» — подумала М. С., скосив глаза на черноволосую голову. Всё нормально, сообразительная девочка без напоминаний спрятала куда-то драгоценную заколку.

— А раз ты такой наблюдательный, то выкладывай: врач в вашем городишке есть?

— Больница как была, так и стоит, а что у них есть — сами узнаете.

Генерал (а про себя крестьянин решил, что чин у неё никак не меньше… если не больше) хмыкнула. А взгляд как был, так и остался очень нехорошим. Хотя… Мог ли он быть другим?

— Растяжение, вывих и множественные ушибы. — устало констатировал врач.

— Кто бы сомневался! — с грустным сарказмом прокомментировала М. С.. — Ну, и где тут комнату на десять дней можно снять?

— Поспрашивайте у рынка.

У входа уже поджидают. Трое. Один в милицейской форме, перешитой из старой полицейской, и двое в цивильном, но с красными повязками на рукавах и винтовками за спинами. Судя по выправке, повоевали в свое время всех. Дядьки в возрасте, но ещё на многое способные. Окопники. Вспомнилось почему-то что пехота танкистов не жалует, а на ней-то острохарактерная куртка.

Старший подошел. Как в прежнее время козырнул. Смотрит колюче. Однако, представился.