Укрой меня от замыслов коварных; Делирий; Возвращайтесь живыми!; Шанс на независимость - Василий Головачев

— Мы вычислили эмиссара Поводыря в Выборге, но он успел сбежать. Два его помощника у нас, дают показания. По их словам, Юну Солнышкину вывезли из Выборга на вертолёте. Сейчас прорабатываем, что это была за «вертушка» и куда направилась.

— Не за границу? — спросил Ылтыын.

— Данных пока нет. Но это не имеет значения. Наши люди в Финляндии предупреждены и работают.

— Мне надо позвонить, — выговорил Роман похолодевшими губами.

Все посмотрели на него.

Олег Харитонович кинул взгляд на часы, поднялся.

— Побудь здесь пару часов. Мы напрягли все наши службы. Позвонить всегда успеем. Нужна ясность. Я приеду после обеда, тогда и решим.

— Я с вами, — встал тот, кого назвали Василием Тимофеевичем.

Оба вышли.

Ылтыын потеребил Романа за рукав:

— Пойдём, я тебя провожу.

В коридоре Роман дёрнул подбородком, указывая на закрывшуюся впереди дверь:

— Кто это с ним?

— Вася Грибов, наш главный контрразведчик. Я его хорошо знаю. Если он вцепится в кого–то, обязательно найдёт. Знаешь, где он работал до Ковчега? В ЮНЕСКО. И в Интерполе. Владеет семью языками.

— По нему не скажешь.

— Так это же хорошо, никто его всерьёз не воспринимает, а это очень весомый аргумент успеха в таких делах, как контрразведка.

— Когда же он успел поработать в Интерполе?

— Этого я не ведаю, лет пять назад, наверно. Он считает, что нынешний директор Интерпола — Поводырь. Вообще эмиссары АПГ сидят везде, в том числе в Интерполе, ЮНЕСКО, ООН, НАТО, во всех крупных корпорациях и компаниях. Так что власть у них колоссальная. Поэтому мы оцениваем это обстоятельство как угрозу всему человечеству, а не только России.

Спустились в подвал, вышли в коридор, тянувшийся метро сто, не меньше, поднялись на первый этаж какого–то строения, стены которого уже не казались казарменно унылыми, как бетонные стены коридора, а пол был покрыт паркетом.

— Наш санаторий, — сказал Ылтыын, заметив взгляд спутника.

Остановились перед белой дверью с табличкой: «Профилакторий».

Ылтыын стукнул в неё костяшкой пальца, толкнул рукой.

За дверью оказалась комната со всей жилой начинкой: кроватью, застланной одеялом, тумбочкой, столом в углу, на котором стоял дисплей компьютера, пластиной телевизора на стене, книжными полками и умывальником.

Читавший за столом книгу молодой парень в белом халате поднял голову, встал.

— Свободен, — сказал Ылтыын.

Парень, то ли врач, то ли санитар, вышел.

— Проходи, заваливайся на кровать да полежи, — посоветовал эскимос.

— Надо звонить! — глухо сказал Роман, глядя на окно; решёток на нём не было, и сквозь стекло был виден симпатичный лесной пейзаж.

— Не я принимал решение. Да и опасна самодеятельность в таком деле. Горячо слишком.

Роман скривил губы.

— Ты мне напоминаешь чайного гурмана: горячо? Подожду, пока остынет.

Ылтыын в сомнении встопорщил брови.

— Не нравится мне твоя решительность.

— Я не намерен ждать решений руководства.

— Волюнтаризм — прекрасное качество только для философа, который ничем не рискует, но не для оперработника.

— Я не оперработник.

— Извини, но пока ты в системе, ты по мере своих сил выполняешь оперативную работу. А для того чтобы вызволить твою жену, надо тщательно подготовиться.

— Ей плохо, понимаешь?!

— С чего ты взял? Поддерживаешь связь?

— Не поддерживаю… чувствую. — Роман достал айком. — Не останавливай меня, шаман.

Ылтыын покачал головой:

— Остановил бы, если бы мог. Но ты делаешь ошибку.

Роман набрал вырубленный на гранитной глыбе памяти номер телефона, по которому ему предлагали позвонить.

Короткий гудок, два щелчка — сработал скремблер, затем раздался густой басовитый голос:

— Внимание, разговор записывается.

— Я Волков, — сказал Роман, затаив дыхание.

Пауза, два всхлипа. В трубке зазвучал другой голос, пожиже:

— Восемнадцать ноль–ноль, поворот с Горьковского шоссе на Орехово–Зуево, чёрный «Бальфур», номер «сто одиннадцать».

— Я хотел бы прежде услышать голос жены!

Ещё пауза, щелчки, тихий шелест, всхлип. И вскрик Юны:

— Рома, не слушай их! Они…

Щелчок, голос пропал, Роман успел лишь крикнуть в ответ:

— Юна! Я скоро…

Тот же голос перебил его:

— Достаточно, предупреждений не будет, приезжайте один.

Щелчок и тишина.

Роман продолжал прижимать телефон к уху побелевшими пальцами, повернул голову к Ылтыыну.

— Я всё слышал, — отозвался тот.

— Мне нужна машина.

— Не сходи с ума.

— Мне нужна машина!

Ылтыын прищурил и без того узкие глаза, разглядывая затвердевшее лицо друга, помолчал.

— Хорошо, поедем вместе.

— Нет! Они предупредили!

— Сыграю роль водителя.

— Тебя не выпустят.

— Меня–то как раз выпустят. Жди, достану машину и ещё кое–что. — Ылтыын повернулся к двери.

Роман удержал его за рукав:

— Это моё дело.

Бывший разведчик наметил улыбку.

— Я всё ещё у тебя в долгу. Да и где наша не пропадала?

Роман остался один. Сдерживая перехлёстывающие через край противоречивые чувства, прошёлся по комнате, вслушиваясь в голосок Юны: Рома, не слушай их, они… Это был её голос, без всяких сомнений, и всё же он должен был услышать мысленный отклик жены, сопровождающий всплеск эмоций. Но не услышал! Отсутствие же знакомого ментального импульса беспокоило, мутило душу, и единственным объяснением этого феномена было блокирование биоэнергосферы Юны, продемонстрированное похитителями.

Ылтыын появился через полтора часа, когда Роман уже собирался звонить ему. В руке у него была большая синяя спортивная сумка.

— Вот, захватил самое необходимое. — Он поставил сумку на стул. — Посмотри.

— Некогда, надо ехать.

— Успеем. — Ылтыын с треском раскрыл сумку, достал пакет, перетянутый дырчатой лентой. — Армейский комбез.

— Зачем?

— Пригодится.

— Мне он не нужен.

— Я натяну. Тебе я принёс твой лемурийский скафандр.

Роман с любопытством заглянул в сумку.

— Как тебе это удалось?

— Все эти прибамбасы хранятся здесь, а охрана — мои друзья. Вот ещё взял на всякий случай.

Ылтыын вытащил две знакомые пластины с «грибами–сморчками» внутри.

— Телепортаторы? Ну ты даёшь!

— Ага, стараюсь. Жаль, программатор не удалось добыть, он в лаборатории ФСБ, а то захватили бы с собой. Зато сюда из Томска доставили вот эту птичку.

Он извлёк из сумки прозрачную коробку, внутри которой сидел нахохлившийся… альбатрос.

— Унц?!

— Так точно.

— А его ты как добыл?

— Как, как… естественный отбор, — небрежно пожал плечами Ылтыын. — Знаешь, что это такое? Это когда сильный отбирает у слабого. Я оказался сильней.

— Шутишь.

— Не без этого. Взял у ребят под расписку. Унц должен быть очень крутым устройством, раз его носил с собой главный Поводырь. Он и нам пригодится. Только форму надо подкорректировать да заставить плясать под нашу дудку. Сможешь?

Роман с сомнением посмотрел на альбатроса, поймал сочувственный взгляд друга, расправил плечи.

— Выйди на пару минут. Вдруг взорвётся?

— Нет уж, — качнул головой эскимос, — дальше мы идём вместе.

Птица в коробке пошевелилась как живая. И хотя на самом деле это была вовсе не птица, а защитное устройство Поводырей, по горло напичканное энергией, Роману показалось, что «альбатрос» понимает его.

Он взял коробку в руки, мысленно погладил пленника по голове.

Давай дружить, рептилоидное отродье?

«Альбатрос» открыл клюв, словно собирался каркнуть в ответ, как чёрный ворон Эдгара По: невермор!

4

Из Фрязино выехали в половине третьего, не дождавшись появления Олега Харитоновича.

Впрочем, он им только помешал бы и уж, во всяком случае, попытался бы отговорить от рискованного, не просчитанного шага.

Никто их не остановил. Видимо, Ылтыына хорошо знали на базе и не допытывались, что он делает и куда направляется с новым постояльцем.

Унц подчинился Роману.

Им мог управлять лишь очень сильный пси–оператор, способный не только «вадить» — отводить глаза, оставаться невидимым, внушать людям иллюзорные картины, захватывать их сознание, но и переп рограммировать их психику! Таких способностей Роман за собой не знал, однако был настроен более чем решительно и в короткой схватке с компьютером унца смог подчинить его своей воле.

Это почувствовал даже Ылтыын.

— Ты полегче, — поёжился он, уважительно отодвинувшись. — Аж голова закружилась, будто водки хлебнул.

— Всё нормально, — пробормотал Роман, мысленно дав команду «альбатросу» изменить форму.

Теперь унц висел у него на груди на цепочке в форме своеобразного медальона, похожего на орден Андрея Первозванного.