Пятая труба; Тень власти - Поль Бертрам

голову, что его вечно улыбающееся лицо могло стать таким испуганным. Однако он быстро пришёл в себя и сказал свирепо:

«Вы с ума сошли, и жизнь вам надоела, раз вы пришли сюда».

«Мне кажется, что по временам вы видите привидения, мастер Якоб, да и немудрено», — отвечала я.

«Что вас привело сюда и зачем вы пугаете честного человека, который собирается делать своё дело?» — грубо спросил он.

Голос его продолжал, однако, дрожать.

«Я хотела выйти и заблудилась», — объяснила я.

Я решилась рассказать ему всё, но в этот момент слова как-то не шли у меня с языка.

Он пристально посмотрел на меня, и на его лицо мало-помалу вернулось обычное циничное выражение.

«Бедный дон Педро не мог быть так любезен, как привык быть любезен с дамами, — сказал он. — Надеюсь, впрочем, что его общество вам понравилось. Не стоит сердиться на него, — продолжал он, разгадав выражение моего лица, и волноваться из-за пустой штуки, которую народ зовёт добродетелью. Нищим и арестантам не приходится выбирать».

«Дон Педро мёртв», — прервала я его.

Мастер Якоб впился в меня глазами.

«Боже мой! Неужели это правда?» — вскричал он.

«Да, я убила его», — отвечала я, говоря прямо, хотя и хотела сначала подготовить его к этому.

Он продолжал в изумлении смотреть на меня, словно желая удостовериться, в своём ли я уме.

«Да, это правда, — поспешила я подтвердить. — Если вы дадите нам теперь возможность бежать, мы отдадим всё, что у нас есть. Кроме того, графиня потом вам даст, сколько вы пожелаете».

Но он или всё ещё не верил мне, или хотел поторговаться как следует. Выражение его лица вдруг переменилось и, свирепо улыбнувшись, он отвечал:

«Вы сегодня в игривом настроении! Просите мастера Якоба выпустить вас! После того, что вы наделали! Предлагаете ему ваши драгоценности! Я уверен, что рано или поздно мне придётся поработать над вами обеими. Разве вы не знаете, что я и сейчас могу взять все эти безделушки, которые при вас, в награду за свои труды и на память о вас. Я мог бы потребовать от вас и большего».

При этих словах я похолодела.

«Не забывайте, однако, о доне Хаиме! — воскликнула я. — Он не забывает ни добра, ни зла».

«Дон Хаим теперь далеко», — холодно отвечал он.

«Далеко или близко, но он этого не простит, — в отчаянии вскричала я. — И если вы будете способствовать тому, чтобы над нами надругались, а потом нас умертвили, то вы опять увидите перед собой привидения, а вы до них не охотник».

Странное дело — это подействовало на него.

«Будьте вы прокляты, — пробормотал он. — Кто это вас научил говорить о привидениях?»

«Клянусь вам. — торжественно сказала я. — что если мы умрём в этих стенах, замученные вашими руками, наши души не дадут вам покоя, и страшен будет смертный час ваш».

До сих пор мы говорили тихо, но теперь, сама того не замечая, я повысила голос. Благодаря причудливому устройству свода, мои последние слова повторились слабым эхом. Мастер Якоб задрожал, он хотел было выругаться, но слова замерли у него на губах.

«Чем ж я виноват, — хрипло спросил он. — Я ведь только слуга, который должен исполнять приказания своих господ, кто бы они ни были — дон Хаим, дон Педро или дон Альвар. Они уходят, а я остаюсь. Сегодня я должен пытать жертвы одного, завтра — другого. Разве я могу этого избежать?»

Время от времени проносился откуда-то снизу тихий жалобный звук, похожий на отдалённое журчание воды. Мне кажется, что под зданием проходил канал. Теперь этот звук повторился опять, словно кто-то простонал от боли. Может быть, это и на самом деле было так.

Мастер Якоб вздрогнул. Вдруг он, видимо, принял неожиданное решение.

«Каким путём вы ушли от дона Педро?» — спросил он меня.

Я рассказала.

Он ещё с минуту колебался и потом сказал.

«Я пойду и приведу сюда графиню, если только город уже не взбунтовался, узнав о внезапной смерти дона Педро. Ждите здесь».

Он вышел.

Не знаю, долго ли я ждала, но мне показалось, что вечность. Тихие стоны продолжали раздаваться время от времени. Холодный воздух легко касался меня, едва задевая, подобно рукам мертвеца. Казалось, как будто все те, кто умер здесь в отчаянии и муках, хотели прошептать мне на ухо свои полные ужаса рассказы; как будто скорбь всего человечества опустилась на меня в эти минуты. Горячие слёзы лились из глаз моих, но я не могла плакать. Слишком велика была скорбь в этом тихом шелесте. О, Боже мой, для кого всё это — страсть, преступления, страдание?

Я почувствовала, что должна бежать отсюда во что бы то ни стало, что не могу оставаться здесь, когда в моих ушах ещё раздаются эти ужасные звуки, и холодное дыхание касается моих щёк. Наконец я увидела надо мной на лестнице какой-то просвет. Я бросилась вперёд, мимо мастера Якоба. Он засмеялся, когда я прошла мимо него, но я не обратила на это внимания. На второй площадке лестницы передо мной вдруг предстала Изабелла, держащая сзади себя фонарь.

«Марион, что случилось?» — вскричала она.

«Мастер Якоб хочет помочь нам бежать», — отвечала я.

«Я знаю. А как дон Педро?»

«Дон Педро мёртв. Я убила его».

Мне не следовало говорить этого так резко, так внезапно. Но мои нервы были слишком напряжены. Изабелла схватила меня за руку и в ужасе бросилась в сторону.

«О, твои руки в крови!» — воскликнула она.

Но через секунду она поднесла мою руку к губам и поцеловала её.

«Прости меня, Марион, ты сделала это ради меня, я так, по крайней мере, думаю, если я…»

Она не окончила фразы. Дрожь побежала у неё по всему телу.

Мастер Якоб повелительно приказал нам уходить. Он провёл нас по низким, тёмным коридорам, в которых, кажется, нельзя было найти дорогу и днём. Проскользнув почти ползком в тёмное и низкое отверстие, мы вдруг очутились в просторной комнате, освещённой ослепительно ярко.

«Ну, теперь выбрались, — произнёс мастер Якоб. — Вот вам платье. Снимайте своё и надевайте вот это. Да живо!»

Церемониться было некогда. Мы сделали, как он сказал. А он в это время чем-то занялся у стола.

«Теперь графиня пусть подпишет вот это обязательство и вручит его мне. Время теперь ненадёжное, и я, быть может, не дождусь от неё ни гроша,