The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

за пределы Первой мировой войны. В ХХ веке еще существовали рубежи, некоторые из которых продолжали процессы предыдущего столетия. Но, похоже, они утратили свою неоднозначность. Конструктивные события происходили все реже и реже, границы превращались в периферийные зоны жестко контролируемых империй, далеких от внутреннего плюрализма Британской империи.

В период после 1918 года усилилась идеология и государственное вмешательство в открытие новых фермерских поселений. Как правило, речь шла не о предприимчивых частных лицах, как, например, в то же время в Канаде или Кении, а о людях из самых низов бедности, отправленных вслед за армиями завоевателей для закрепления "пограничных знаков" в суровых условиях. Идея о том, что сильным государствам необходимо жизненное пространство, чтобы избежать опасности нехватки ресурсов, возникающей при перенаселении, и что они имеют право и обязаны отбирать недостаточно "обработанные" земли у менее эффективных или даже расово неполноценных народов, встречается среди многочисленных ультраправых движений и деятелей общественного мнения в начале ХХ века. Она стала официальной политикой новых империй, возникших в 1930-е годы: фашистской Италии в случае Ливии (и в меньшей степени Эфиопии), Японии после 1931 года в Маньчжурии и нацистской Германии в ее недолговечном "Дранге нах Остен". Все три варианта объединяло видение нации, испытанной в пограничных войнах с особым упором на почву. Гитлер, поклонник экзотических приключенческих романов Карла Мая, проводил прямые параллели между Диким Западом находчивого героя Мая Олда Шаттерхэнда и Диким Востоком, который он начал создавать в начале 1940-х годов. Границы стилизовались как экспериментальные пространства, где новые люди и новые типы общества могли развиваться без помех со стороны традиций: утопический военный порядок в Маньчжурии, арийская расовая тирания в завоеванной Восточной Европе. Крайней формой такого мышления была идеология "крови и земли" в Германии, где этнические чистки и массовые убийства были запрограммированы. Поселенцы не должны были сами выполнять эти убийственные задачи, но в каждом случае они служили инструментом политики. Именно государство вербовало и отправляло их, предоставляя малопригодные земли в чужих колониях и убеждая в священном долге вынести неизбежные тяготы ради "блага нации". Поселенцы фашистской имперской мечты - в Африке, Маньчжурии или на Волге - были подопытными кроликами для управляемой государством Volkstumspolitik. Им не хватало основных черт, присущих первопроходцам Тернера: свободы и самостоятельности.

Еще одним аспектом, появившимся в ХХ веке, причем не только в фашистских или (в Японии) ультранационалистических системах, стало то, что социолог Джеймс К. Скотт назвал "социальной инженерией" сельского расселения и производства. Считалось, что природа может быть рационально использована по максимуму за счет плановых трудозатрат и единых условий аграрного производства. Одним из побочных эффектов этого всегда было усиление государственного контроля над сельским населением. Коллективизация в Советском Союзе и Китайской Народной Республике, каждая из которых была связана с программами по вовлечению "новой земли под плуг", имела этот импульс, как и многие проекты (принципиально менее нелиберальные по замыслу) Управления долины реки Теннесси в рамках "Нового курса" Франклина Д. Рузвельта. В коммунистическом варианте элемент свободы поселенцев полностью исчез, а реальная расчистка земли зачастую осуществлялась солдатами или совхозами. Однако идея о том, что формирование пространства может быть выведено за экологические или "цивилизационные" рамки, была характерна для всех вариантов расчистки земель, инициированных государством, и для более ранних форм поселенческого колониализма ХХ века.

Ключевой термин "поселенческий колониализм" обычно встречается в контексте империй и империализма. Там он рассматривается в основном - по крайней мере, в XIX и XX веках - как частный случай, поскольку до 1930 г. было не так уж много колоний, в которых европейские поселенцы составляли значительную часть населения и где политические процессы играли доминирующую роль. Кроме британских доминионов, которые по форме правления уже давно напоминали национальные государства, это Алжир, Кения, Южная Родезия, Ангола и Мозамбик. Нигде в Азии не было колоний европейских поселенцев, а в Европе особое исключение составляла Северная Ирландия. Поэтому в истории колониализма колониям поселенцев уделялось мало внимания; большее внимание привлекал лишь Алжир - важнейший компонент заморской империи Франции. Рассмотрение колониализма поселенцев в рамках темы фронтира предполагает смещение референции, в результате чего он предстает не как особый тип колониального правления, а как результат и выражение особых форм экспансии.

Колониализм поселенцев: Уплотненная граница

Не всякая пограничная экспансия негосударственных игроков приводит к постоянной и узнаваемой линии разрыва между типами экономики и общества. Ранняя канадская граница представляла собой немаркированную зону контактов между индейцами и белыми охотниками и торговцами пушниной, причем все эти высокомобильные народы находились на разных полюсах от поселенцев, а граница Амазонии никогда не была чем-то большим, чем пространством грабежа и сверхэксплуатации. Таким образом, пограничная колонизация - это подкатегория пограничной экспансии, явление, известное в большинстве цивилизаций и означающее продвижение в "дикую природу" за пределы существующих границ земледелия с целью освоения земель для сельского хозяйства или добычи полезных ископаемых. Такая колонизация по своей природе сопряжена с заселением; экономическая цель - приблизить мобильные факторы производства - труд и капитал - к природным ресурсам, зависящим от местоположения. При этом не обязательно создание нового политического образования, поскольку колония часто основывается на краю уже существующей зоны расселения: например, постепенное расширение сельскохозяйственной зоны ханьцев за счет скотоводческой экономики Центральной Азии, достигшее пика в XIX - начале XX века. Но такая колонизация может происходить и вторично по отношению к основным заморским районам нового заселения, наиболее известным примером чего является открытие Североамериканского континента с восточного побережья наружу. Промышленные технологии значительно увеличили масштабы колонизации и ее экологически разрушительные последствия. В частности, железные дороги усилили роль государства в процессе, который в большинстве случаев исторически был организован негосударственными сообществами. Наиболее масштабной государственной железнодорожной колонизацией стало открытие азиатской части России с конца XIX века.

Колонии поселенцев - это особая форма пограничной колонизации, впервые появившаяся в Европе в греческой античности (а до этого в Финикии): город создавал свои филиалы за морем, в регионах, где можно и нужно было использовать лишь относительно небольшие военные силы. Как в древности, так и в современности это имело решающее логистическое отличие от других видов пограничной колонизации. Море, а также запредельные расстояния на суше (в доиндустриальную эпоху до Гульджи в Синьцзяне из Пекина было добираться дольше, чем из Филадельфии в Лондон), стояли на пути регулярных связей, которые только и обеспечивают социальную преемственность.

В таких условиях колонизация могла привести к возникновению настоящих колоний, причем не просто приграничных поселений, а сообществ со своей собственной политической структурой. Классический пример - раннее английское заселение Северной Америки. Группы, основавшие колонии поселенцев, стремились создать