Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Одно могу сказать: если бы я знал об этом магазине, о картинах и прочем, Щёлоков был бы жив. Уберегли бы мы человека.

У меня, не скрою, были честные и прямые разговоры о Щёлокове с Юрием Владимировичем Андроповым. Особенно — в последние годы. Юрий Владимирович был прекрасно обо всём информирован, прекрасно. У меня же было довольно щекотливое положение. Щёлоков — мой начальник. Я не мог подробно, изо дня в день, рассказывать о его поведении Леониду Ильичу. Получалось, что я «с прицелом» копаю под своего начальника. Видимо, он перепроверял мою информацию… а у кого — не знаю. Очевидно, тот работник… или кто там… докладывал ему о положении дел в МВД не в полном объёме. Словом, мои рассказы и его информация здесь не состыковывались между собой. Поэтому я предлагал Юрию Владимировичу: «Расскажите всё Леониду Ильичу, надо же что-то предпринять, надо нам как-то человека уберечь». А Юрий Владимирович откровенно признавался: «Если бы ты знал, как мне не хочется этого делать, Леонид Ильич себя неважно чувствует…» «Тогда, — говорю, — придётся мне, больше некому. А что мне в конце концов терять? Нечего, кроме подзатыльников». Тем не менее Юрий Владимирович отговаривал: «Не надо, Юра, давай побережём Леонида Ильича». И если бы тот же самый отдел административных органов ЦК, тот же Савинкин, который располагал информацией в достаточном объёме, вот если бы кто-то из них осмелился… — ну, Бог с ней, с личной карьерой, дела государственные и дела министерские поважнее, как говорят в армии, «дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут», — вот если бы кто-нибудь из них явил бы настойчивость и решился бы доложить о всех их «фокусах» Леониду Ильичу, была бы польза, я не сомневаюсь.

Ну, скажем, тот же «подпольный» магазин с заниженными ценами. Возникает только один вопрос: зачем он нужен? Что, министру внутренних дел СССР не могли достать дублёнку или сапожки для супруги — так что ли? Да вопросов не было! Нужно — пожалуйста! Неужели члены коллегии МВД, заместители министра не могли по линии военторга или других «торгов» приобрести для себя всё, что нужно? Тоже пожалуйста! То ли это зуд был какой-то, то ли какие-то изменения в людях произошли, то ли это была дань общей болезни тех лет, названной «вещизмом», — не знаю. Но она, эта жилка, появилась у Щёлокова ещё где-то в середине 70-х, когда он вдруг стал достаточно часто появляться на выставках отечественных и зарубежных, — то есть давала себя знать тяга ко всему красивому, узорчатому, и всему заморскому. Может быть, тут и семья стала на него влиять? Думаю, да. В большой степени. А самое неприятное, что об этой его «жилке» знали почти все. Слава Богу, что я хотя бы в этой истории не замешан. Тут даже Гдлян ничего не мог придумать.

Единственно, что мне ставится в вину, так это то, что я от имени коллегии МВД СССР подарил Щёлокову золотые часы в день его 70-летия. Было это так. Все мы знали, что 26 ноября 1980 года у Щёлокова — юбилей. Члены коллегии, особенно начальник хозяйственного управления министерства генерал Калинин, стали готовиться к этой дате. Не помню сейчас детали моего разговора со Щёлоковым, но я у него спросил: «Товарищ министр, члены коллегии интересуются, что вам подарить к 70-летию?». «А что вы можете?» — спрашивает Щёлоков. Я подумал, говорю: «Члены коллегии решили, что мы можем скинуться и что-то вам купить». Ну, по сколько мы могли скинуться? По 50 или 100 рублей, а из уважения к министру можно было и что-то домой не донести, ещё добавить денег: нас было шесть или семь замов, то есть получалась вполне приличная сумма, хороший подарок. По-моему, Щёлокову это не понравилось. Очевидно, показалось мало. «Не надо сбрасываться, — сказал он, — Калинин сам всё организует». Потом, уже когда шло следствие и генералу Калинину грозил суд, выяснилось, что он приобрёл эти часы (на деньги министерства) в каком-то ювелирном магазине, отреставрировал их, — и вот, не зная, что это за часы и на какие деньги они куплены, я вместе с большим букетом праздничных гвоздик вручил их Щёлокову от имени коллегии. Было это где-то в 10 часов утра, мы все вошли, поздравили его, выпили по бокалу шампанского, то ли за счёт ХОЗУ, то ли за счёт юбиляра, не знаю, и разошлись по рабочим местам. С нами был и Калинин. При Щёлокове это был «образцовый» генерал, с его вечным: «Чего изволите?» Здесь, в «зоне», где мы сидим, это «образцовый» заключённый. Передо мной он тоже пытался «подхалимничать», но быстро понял, что мне проще матом его послать, и тогда он полностью «переключился» на министра. Это был его «ручной завхоз». Кстати говоря, я не помню, чтобы Щёлоков широко отмечал свой юбилей. В этот день приезжали какие-то делегации, это так, но паломничества не было, его стол в этот день не был завален подарками. От КГБ СССР был, наверное, только приветственный адрес; Юрий Владимирович, питая определённые «симпатии» к Щёлокову, не дарил ему ничего. Протокольный адрес — и всё.

Если говорить честно, то я бы сказал, что в последние годы Щёлоков работал не так уж плохо. Но его всё время одолевали какие-то не рабочие мысли. Рабочий день министра кончался где-то около семи часов вечера, у него, как и у всех людей, было два выходных. А мне, если удавалось отдохнуть в воскресенье, так это было хорошо. Мне часто приходилось оставаться за Щёлокова, особенно в вечернее время. Так же много и продуктивно, кстати говоря, работали не только члены коллегии МВД, но и руководители КГБ, прежде всего сам Юрий Владимирович. А о его болезни мы узнали только в последнее время, когда он был уже Генеральным секретарём ЦК КПСС.

Как только Леонид Ильич умер, уже буквально через две недели Андропов отправил Щёлокова в «райскую группу» — так называется в просторечии группа генеральных инспекторов Вооружённых Сил СССР. В общем, это то же самое, что и уход на пенсию. Щёлоков и опомниться не успел. Я знаю, что Андропов с неприязнью относился к Щёлокову не только за «магазин», тут, видимо, существовали какие-то другие, более глубокие причины. Юрий Владимирович был истинным коммунистом. Если человек, носивший в кармане партбилет, совершал поступки, порочащие имя коммуниста, он не только переживал — этот человек вызывал у него принципиальное презрение. А если это был не просто человек, а руководитель, тем более министр, то тут и говорить нечего. Уверен только, что Андропов не питал симпатий к Щёлокову не потому, что ревновал его к Брежневу, это чепуха. Сам Андропов был намного ближе к Леониду Ильичу. Я даже думаю, что, говоря об отношениях Щёлокова и Андропова, нельзя употреблять резкие эпитеты. Не личная ненависть, а принципиальные расхождения во взглядах на то, как должен вести себя руководитель министерства, — вот что было между ними.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});