Михаил Горбачёв. Жизнь до Кремля. - Николай Зенькович

Понятно, что не только семейство министра пользовалось таким чудесным каналом восстановления семейного бюджета. Те работники КДС, кто был в курсе событий, не устояли перед соблазном и обменяли на деньги все старье, что нашлось в доме.

Кроме того, начальник ХОЗУ МВД практиковал ещё несколько надёжных способов изъятия денег у государства. Вместе с работниками Кремлёвского Дворца съездов он «из побуждений угодничества перед Щёлоковым, злоупотребляя служебным положением, совершил хищение из кассы КДС 965 рублей» как бы на покупку венков и цветов для возложения у памятных мест. На самом деле венки и цветы были куплены из подотчётных Калинину денег, предназначенных на похороны тестя Щёлокова. В общем, те 965 рублей «преступная группа» списала и заверила фиктивным актом о том, что все венки и цветы возложены руководством МВД на могилу Неизвестного солдата и к Мавзолею Ленина.

Брали не только деньги, но и имущество. Просто списывали его и забирали домой. К примеру, с учёта дачной службы Калинин таким образом похитил госимущества на 117 514 рублей.

В. Прибытков:

— С министром внутренних дел СССР — Николаем Анисимовичем Щёлоковым — как раз перед этим самым пленумом пришлось разбираться Черненко. И сложность этой разборки, в частности, заключалась в том, что родной брат Константина Устиновича — Николай Устинович — ходил у Щёлокова хоть и не в первых, но в заместителях: в то время он заведовал системой высшего и среднего образования в МВД СССР — всеми учебными заведениями вплоть до Академии МВД, что на Войковской, а также различными курсами, учебными пунктами и так далее…

Естественно, сложившееся положение вещей — с проворовавшимся «начальником всей милиции» — создавало для генсека Черненко немыслимые морально-этические трудности… И если Брежнев не мог (или не хотел) наказывать Щёлокова лишь по той причине, что когда-то давным-давно они вместе работали в Молдавии, то Черненко (тоже работавший со Щёлоковым в Молдавии) дополнительно был отягощён родственной связью с системой МВД..

Но отношение Брежнева и Черненко к Щёлокову, кажется, было куда сложнее… Однажды, когда вся страна с упоением вчитывалась в главы эпохальных произведений Брежнева: «Малая земля», «Возрождение», «Целина», я задал неосторожный вопрос Константину Устиновичу:

— Не понимаю… Брежнев описывает молдавские годы, а про Щёлокова ни слова. Отчего так случилось?

Черненко, тоже работавший в те годы в Молдавии вместе с Брежневым и Щёлоковым и не только читавший указанные произведения Брежнева, но и принимавший самое активное участие в их публикации, внимательно посмотрел на меня и ушёл от прямого ответа:

— Есть кое-какие обстоятельства…

На этом разговор и кончился. Прошло довольно много времени. Не месяцы — годы! И вот, в один прекрасный день, незадолго до того самого июньского пленума, он неожиданно вызвал меня к себе:

— Ты, Виктор, интересуешься, вопросы задаёшь… Вот, почитай! — он положил предо мной добрую дюжину скреплённых машинописных листков.

— Я могу взять их себе? — наивно осведомился я, полагая, что в кабинете ознакомлюсь с документом более обстоятельно.

— Здесь читай! — сказал Черненко, а сам, чтобы не мешать, вышел в комнату отдыха. Это было заключение Военной прокуратуры СССР, направленное в адрес ЦК КПСС. Черненко, будучи завотделом ЦК, обязан был с ним ознакомиться первым.

В документе скрупулёзно перечислялись все прегрешения министра внутренних дел: и то, что он захапал в личное пользование несколько служебных «мерседесов», и то, что не брезговал забирать к себе домой и на дачу, а также раздавать ближним родственникам арестованные милицией вещественные доказательства и конфискованные произведения искусства и антиквариата… Но и это далеко не всё, о чём говорилось в этом документе. Помню, меня поразили два факта — это организация подпольного магазинчика «для своих», в котором реализовывались те арестованные вещи, которые не глянулись самому шефу «над всей милицией», и то, что члены семьи Щёлоковых были замечены в обмене в банках огромных сумм в потёртых, захватанных, довольно ветхих рублях…

Я понял это так, что Щёлоков и его семья не гнушались деньгами, которые следователи ОБХСС вытряхивали из чулок и закопанных в землю бидонов своих «криминогенных подопечных». Деньги, изъятые в «теневой экономике» у созревших раньше перестройки «цеховиков» и «рыночных воротил», менялись на новые более крупные купюры, обращались в личный доход и без того не бедного министра. Как в пословице: «Вор у вора дубинку украл»…

Кем же был Щёлоков накануне Пленума? Генералом армии, но уже не на министерском посту, а в инспекторской группе Министерства обороны СССР. Эта инспекторская группа в шутку называлась «райской». Попав туда кто раньше, кто позже пенсии, генералы не обременялись никакими служебными обязанностями, а прикреплялись ко всем мыслимым и немыслимым благам — пайкам, денежному довольствию, специальному медицинскому обслуживанию… Из этого «рая» генералы обычно попадали в рай поднебесный. То есть прекрасно жили до самой смерти!

Попал в этот «отстойник» и Щёлоков. И жил безбедно до самого Пленума. А тут следствие андроповское продолжается, вопросы всякие неудобные задаёт, обыски грозит проводить. Щёлоков решается обратиться в ЦК! А к кому? Естественно, ко второму человеку в партии — начальнику Секретариата (знакомому с молдавских молодых времён) — Черненко.

Разговор в кабинете с глазу на глаз продолжался у них несколько часов. О чём они там говорили, я не знаю. Но выход Щёлокова из кабинета Константина Устиновича вижу так отчётливо, как будто это было вчера. Столкнулись мы с ним в приёмной нос к носу лишь потому, что Черненко решил показать мне его «живьём» и вызвал в кабинет тогда, когда тот ещё не ушёл.

Щёлоков появился в дверях черненковского кабинета в привычном мундире. Он весь был увешан наградами. Медали и ордена тонко потренькивали при каждом его, как мне показалось, несколько неуверенном шаге. Лицо Щёлокова, покрытое багровыми пятнами, всё равно оставалось общего землисто-серого цвета.

Бывший министр, кажется, не замечал ничего и никого вокруг: он шёл к двери по будто бы начерченной прямой линии. Руки дрожали…

— Вот, полюбуйся! — гневно воскликнул Черненко, как только я подошёл к столу. — Он принёс справку, что оплатил через банк два «мерседеса»… Этим он хочет сказать, что не надо рассматривать его вопрос на пленуме…

Черненко говорил с одышкой — его душила не столько астма, сколько гнев. Я не мог понять, зачем он меня вызвал — никакой видимой причины не было. Да вроде бы и поручений не предвиделось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});