Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Игорь Минутко

В эту акцию вмешивается Белое Братство. Начинается невидимая надземная война Белого и Черного воинств на уровне тонких энергий. И Черные проигрывают сражение. На земле в своем начинании Требич-Линкольн терпит крах.

Впрочем, крах этот на взгляд людского общества выглядит вполне обыденно: миссионеров Востока, прибывших для открытия первого храма в Канаду, в Ванкувер, тут же, прямо в порту, выдворяют из страны.

Требич-Линкольн обескуражен, но сдаваться не собирается. Наоборот: он идет ва-банк. Следующей страной, где будет поставлен первый буддистский храм, станет Англия. Да, да, уважаемые британцы! У господина Линкольна давно нет враждебных чувств ни к Великобритании, ни к ее жителям. Все покрыто пеплом забвения. Он под своим именем посылает главе британского правительства Макдональду телеграмму: «Из этого доминиона (имеется в виду Канада — И. М.), где мне любезно позволили высадиться, посылаю правительству и английскому народу заверение в том, что являюсь их другом, а не врагом. Искренне желаю процветания и мира».

Корабль из Ванкувера, на котором плывут в Европу миссионеры, прибывает в Ливерпуль. И прямо у трапа, как только Требич-Линкольн ступил на землю «гостеприимной» Англии, его арестовывают: ордер на высылку из страны, датированный 1919 годом, остается в силе. Великобритания — страна консервативная, законы и принятые на их основе постановления создаются не на годы, а на века и действуют неукоснительно. В туманном Альбионе действительно закон есть закон.

Конечно, в реализации своего проекта о пяти буддистских храмах Требич-Линкольн и его воины могли употребить свои сверхвозможности. Но есть незыблемое правило: в публичной, открытой деятельности черные маги всех степеней посвящения обязаны поступать как обычные люди, не используя «на глазах у толпы» свои оккультные силы.

Итак, высылка. Обратный путь: Монреаль, Ванкувер и Япония.

Требич-Линкольн, опять превратившись в Шао Кун-га, принимает окончательное решение: он навсегда остается в Азии. Европа — не для него.

Почти нет сведений о его агентурной деятельности в последующие несколько лет. Только письменные свидетельства, говорящие о том, что его интересы какое-то время связаны с Японией. В октябре 1937 года шанхайский корреспондент газеты «Нью-Йорк Тайме» передал в свою редакцию заявление бывшего члена британского парламента Требича-Линкольна: «Японцам удается установить в Китае всеобщий мир лучше, чем христианам». Загадочное невразумительное заявление. Но что-то за ним таится…

После прихода Гитлера к власти Требич-Линкольн из своего «восточного далека» дважды обращается к европейцам с призывом установить всеобщий мир. Но этот мир весьма своеобразный: он восторжествует на планете, если европейцы и американцы «обратят взоры» на Восток и воспримут учение буддизма как объединяющую веру для всего человечества. Не воспримут — последует кара. В 1939 году Исаак Тимоти под именем Шао Кунга издает брошюру «Путь к спасению» на английском, французском и немецком языках. В ней завершающее несколько туманный, запутанный текст пророчество звучит грозно и недвусмысленно: «Властитель мира, живущий в Тибете, выступит против вас без предупреждений, без предрасположений, без милостей. Он — сила, о которой вам ничего неизвестно, и против которой вы окажетесь беспомощны…»

Это одновременно и дымовая завеса, и подготовка европейского общественного мнения к неминуемому торжеству «огнедышащего фашизма» — сначала в Германии, потом в Европе и наконец во всем мире. А основа фашизма — в древних знаниях оккультизма, которые до поры тайно хранились в стане великих мудрецов, находящемся в горных глубинах Гималаев, на территории современного Тибета. И страна эта — Агарти. Посланцы ее мудрецов — ламы и монахи — передадут «огненный свет своих знаний» вождям третьего рейха, они уже близко, они уже на пути к Германии.

И Исаак Тимоти Требич-Линкольн сделает все, чтобы их путь в новую страну арийцев был как можно короче.

Отныне этой цели будет посвящена вся жизнь ламы Шао Кунга -до того мгновения, когда…

…Жарким июньским днем 1928 года Лидия Павловна Сахранова, московская жительница сорока шести лет от роду, вдова не вдова; вроде при гражданском муже, а где он, непутевый? «Хоть бы открытку кинул»! Я уж не говорю, — отбей телеграмму: «Жив-здоров, чего и тебе желаю. Скоро вернусь. Целую. Твой Кеша». Эх!..» Словом, в этот знойный день, душный, влажный, хоть и небо без туч, Лидия Павловна чувствовала себя в непонятном смятении, ходила по комнатам своего домика в пока еще патриархальном Измайлове, второй раз по забывчивости полила герань на подоконнике; что-то томило ее, обмирало в груди. «Или что с Кешей стряслось? Господи! Пронеси и помилуй! А вдруг…»

Как только подумалось так: «А вдруг…»— села она на колченогий стульчик возле оконца, стала ждать, чувствуя, как сердце — то вприпрыжку, то останавливается.

И представьте себе, дождалась!

Уже под вечер, солнышко за старый сад скатилось, увидела Лидия Павловна, поначалу глазам не поверив: открывается калитка, и по тропинке к крыльцу, несмело, робко даже — он, ее Иннокентий Спиридонович Верховой! Кешенька…

Выбежала, не помня себя, на шее повисла, чуть на землю не обрушила возлюбленного, исхудавшего в странствиях своих до последней невозможности. Лидия Павловна была женщина дородная, в хорошем теле, как давно определили некоторые соседские мужчины, которым оставалось только облизываться. С тех пор как этот «красавец» Верховой в ее доме объявился.

— Кешенька! Родной… Да что же это с тобой на службе начальники сотворили? Одни кости да кожа!.. Я тебя поправлю! Вернулся, кровинушка моя!..

— Вернулся…— шептал, глотая слезы, Иннокентий Спиридонович, осторожно оглаживая рукой широкую теплую спину Лидии Павловны. — Навсегда, Лидуша, вернулся, если примешь, конечно…

— Повтори! Повтори еще раз, любовь моя несказанная, эти… эти сладкие слова!

Через несколько дней Лидия Павловна Сахранова сменила фамилию — стала Верховой, потому что оформили «молодые» (как, посмеиваясь, говорили соседки, сойдясь у водоразборной колонки) свои отношения в ЗАГСе, все по закону, хотя тайно вздыхала Лидуша: в церкви бы повенчаться. Но боязно: новые народные власти заругают.

И прожили Лидия Павловна и Иннокентий Спиридонович Верховой душа в душу целых пятнадцать лет.

Ни одной ссоры, скандала, все — вместе, всегда сдержанно-радостные, какие бы невзгоды ни выпадали. А их хватало… Не в домике, где обитали, а в Москве, в стране, им судьбой определенной. А в державе горько да скорбно — в любом доме, в каждой семье отзовется. Только любовь да взаимная поддержка спасали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});