Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха - Игорь Минутко

И тут же началось следствие по делу «Единого трудового братства», в котором оказались «недобитки реакционной буржуазной науки» и, само собой разумеется, опаснейшие «враги народа».

Какими методами велось следствие, можно представить по протоколам допросов Бокия. Это тяжкое, невыносимое чтение… Лишь один фрагмент, чтобы современные читатели… Что? Оглянувшись во мрак социалистического бытия своей родины, сказали себе: «Господи! Да минует нас чаша сия!..»

На допросе первого июля 1927 года Глеб Иванович «показал»:

Конкретного плана совершения теракта у нас не было. Возможность совершения последнего, по крайней мере лично мной, связывалась с теми исследованиями в области производства взрывов на расстоянии при разложении атома, которые вел наводивший нас на мысль о теракте Барченко. Наводя нас на мысль о терроре, Барченко говорил, что его исследования в случае успеха дадут нам в руки могучую силу, которая якобы позволит ему взорвать Кремль, и приводил в пример аналогичные работы Капицы. Полагая, что успех исследований Барченко действительно может дать нам в руки могучее средство, в том числе взорвать Кремль, мы оборудовали для Барченко лабораторию, где он с сотрудником нашего отдела Гоппиусом производил свои опыты.

После такого «признания» — атомной бомбой, произведенной в оккультной лаборатории, того и гляди Кремль сокрушат к чертовой матери вместе с коммунистическими вождями! — сами понимаете, дамы и господа, а также товарищи, церемониться с подобными «врагами народа» не приходится. Да и «хозяин» торопил: у него много неотложных дел чрезвычайной государственной важности, а тут под ногами какие-то мистики путаются.

Суд над всеми изобличенными членами «Единого трудового братства» и их сообщниками был скорый и беспощадный: всем по разным пунктам 58-й статьи Уголовного кодекса Российской Федерации — высшая мера! Расстрел… И приговор привести в исполнение немедленно.

— Немедленно! — затопал маленькими ножками Николай Иванович Ежов и трусцой засеменил в расстрельный подвал Лубянки, чтобы лицезреть «умертвление» собственными глазами.

«А этого Бокия — я сам!..»

И что же? Все напрасно? Все бесследно?.. Нет, прогресс не остановить. Какие, в сущности, пошлые слова!

К немедленному исполнению Строго секретно Конфиденциально

1. Кадры среднего звена реорганизованного сводного отдела Четвертого управления НКВД — бывший спецотдел — сохранить полностью.

2. Сохранить всю научную документацию, все разработки и спецлитературу по оккультной тематике.

3. Сохранить все оборудование, то есть техническую базу.

4. Создать на основе этих трех пунктов научно-исследовательский центр или институт, который будет в дальнейшем заниматься изысканиями только в этой области.

5. Образовать специальную комиссию ведущих работников НКВД, связанных в своей деятельности с наукой, из ученых, специалистов высшего класса, сведущих в этой специфической области, взяв с каждого строжайшую расписку о неразглашении государственной тайны, поручить этой комиссии разработку всех параметров будущего института и смету первоначального финансирования.

6. Представляется целесообразным будущий научный центр вывести за пределы Москвы, и, поскольку мы уже создали 13 научных центров разного профиля, но ориентированных на разработки в области военных изысканий, в закрытых документах именовать новый центр «Объектом-14».

7. Все предварительные работы завершить в трехмесячный срок.

Личную ответственность за исполнение вышеизложенного возлагаю на тов. Ежова.

И.Сталин 24.VII.1937г,

Однако, как ни старался Ежов, сохранить кадры среднего звена бывшего спецотдела при ОГПУ полностью не удалось.

«Вечерняя Москва», 29.VII.1937 г.

В рубрике «Происшествия», набрано петитом:

Вчера рано утром в своей квартире — Газетный переулок, 18, кв. 43 — был найден труп гражданина Брембека Бориса Петровича. Соседка по лестничной площадке Скворцова В.Н. «унюхала», как она выразилась, тяжелый запах из-под двери кв. 43. Сообразив, что она уже несколько дней не видела соседа, гражданка Скворцова позвала дворника, а тот участкового милиционера. Дверь взломали. Труп гражданина Брембека был обнаружен в ванной комнате с удавкой на шее в виде кожаного ремешка. Вскоре приехала оперативно-следственная бригада, и медэксперт определил, что хозяин квартиры был задушен четверо или пять суток назад.

В общем, увы, тривиальное событие: очередное убийство. Если бы не два обстоятельства: во-первых, убийца или убийцы не оставили абсолютно никаких следов, а во-вторых, судя по первому осмотру трехкомнатной квартиры (в ней господин Брембек жил один, холостяком, что при наличии жилищной проблемы в Москве уже странно само по себе), ничего не украдено, то есть убийство проведено не с целью ограбления. А взять было что: оперативные работники, прибывшие на место происшествия, говорят, что такой домашней коллекции произведений западной живописи они давно не видели, и собрать ее можно было, посвятив ей всю жизнь и тратя на приобретение картин огромные деньги. Если у гражданина Брембека не обнаружатся наследники, один из музеев Москвы, может быть, Пушкинский, пополнится несколькими десятками произведений выдающихся мастеров западной живописи.

Возбуждено уголовное дело. Что покажет следствие? Кто убийцы? По каким мотивам совершено преступление? Будем надеяться, что следствие ответит на эти вопросы.

А. Лагунский

К милицейскому протоколу, помеченному 28-м июля 1937 года и подписанному двумя понятыми и участковым милиционером, был приколот лист, вырванный из школьной тетради в клеточку, с недописанным карандашом текстом и «резолюцией» в левом верхнем углу: «Письмо пострадавшего обнаружено на стопе. Наверно, не успел дописать, когда преступники проникли в квартиру».

Вот этот скорбный текст:

Завещание

Коллекцию картин, которую я собирал всю сознательную жизнь, я завещаю своей дочери Анне Борисовне Брембек, проживающей в Польше»…

Да, по нервному, ломающемуся почерку видно, что «Завещание» писалось в невероятной спешке, и можно предположить, что именно в то время, когда хозяин квартиры №43 по Газетному переулку услышал скрежет ключа в замочной скважине и не успел дописать, — ночные пришельцы вломились в его жилище.

Но мне, автору этого повествования, более реальным представляется другое: завещание — это первый импульс действия, предпринятый Борисом Петровичем, как только он осознал — сейчас его убьют.

Но тут же он понял: никогда его «Завешание» не дойдет до официальных властей страны, а если — вот сейчас…— он укажет адрес своей дочери в Польше — город, улицу, номера дома и квартиры, — до Анны Брембек дотянутся кровавые руки Лубянки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});