Николай Чуковский. Избранные произведения. Том 1 - Николай Корнеевич Чуковский

двум молодым летчикам:

— Карякин! Рябушкин! Сведите-ка старшего лейтенанта Серова в столовую.

— Константин Игнатьич, куда вы меня назначите? — спросил Серов.

— После, после поговорим. Сначала поужинайте.

Карякин и Рябушкин, польщенные выпавшим на их долю поручением, отвели Серова в столовую.

— У нас в столовой когда-то работала девушка Хильда, — сказал Серов. — Эстонка…

— Хильда здесь, — проговорил Карякин. — Наверное, на кухне. Сейчас явится.

Но ужин им подала не Хильда, а незнакомая Серову девушка.

— А где Хильда? — спросил ее Карякин.

— Только что здесь была, — ответила девушка. — Я ее позову.

Она вышла, и слышно было, как за стеной перекликались девичьи голоса:

— Где Хильда? Ее старый летчик спрашивает…

— Хильда, Хильда!

— На продсклад ушла…

— Сейчас придет!..

Они уже вышли из столовой и довольно далеко отошли от нее, когда услышали, что кто-то их догоняет. Серов обернулся и увидел Хильду.

Раскрасневшаяся от волнения, от бега, она была такая же красивая, как раньше. Долго трясла она руку Серову и не отпускала. Румяные пухлые губы ее улыбались, но в голубых глазах ее, прямо на него смотревших, стояли слезы.

— Теперь я буду опять подавать вам в столовой, как раньше, — сказала она.

У Серова тоже сверкнули в глазах слезы.

— Вы помните, помните?.. — спрашивал он ее.

Глаза ее потемнели.

— О, все они у меня тут! — сказала она торжественно, коснувшись рукою своего сердца.

Потом, тряхнув головой, опять улыбнулась ему губами:

— Слышите, как гремит?

За лесом, не умолкая, гремела артиллерия.

— Там Эстония, — продолжала она. — Совсем близко… Мы с вами вместе были в Эстонии и скоро вместе вернемся…

Спеша на командный пункт полка, Серов старался как можно меньше хромать, но у хромоты его было ужасное свойство: она от волнения увеличивалась. В сооруженной за одну ночь землянке командного пункта Серов был встречен радостными возгласами майора Шахбазьяна. Оказалось, Шахбазьян отлично знал о всей переписке Серова с Уваровым и сам, со своей стороны, много раз просил Уварова помочь Серову вернуться в полк.

— А как же иначе! — гудел Шахбазьян. — Ведь вы — наш, коренной. Я говорил Уварову: «Иван Иваныч, Серов в полку вырос, в полку сражался, помогал строить полк. Если у полка добрая слава, так в этом заслуга и Серова. Неужели мы его упустим!..»

Он несомненно от всей души был рад Серову. Но в то же время вовсе, кажется, не был уверен, что Серову можно сразу доверить боевой самолет. Серов догадался об этом по слишком подробным вопросам о здоровье, которые задавал ему начальник штаба полка, насторожился и насупился.

— Вы живите, присматривайтесь, — говорил Шахбазьян. — А уж мы найдем, как вас использовать…

В третий раз услышав это неопределенное обещание «использовать», Серов совсем запечалился и поник головой. Но тут внезапно из темного угла землянки раздался голос Лунина.

— Товарищ майор, ведь Серов — летчик.

— Я это знаю, товарищ командир, — сказал Шахбазьян. — И знаю, какой он летчик!

— Летчик он выдающийся! — проговорил Лунин.

— Но этот выдающийся летчик два года не садился в самолет, — сказал Шахбазьян. — Он был тяжело ранен, он ослабел, он хромает…

— Он на земле хромает, а не в воздухе, — проговорил Лунин. — Я привык с ним летать, и он будет моим ведомым, как был когда-то. Не сомневаюсь, что за две недели вам удастся его подготовить… Хромых, проводите старшего лейтенанта в наш кубрик и поставьте ему койку рядом с моей…

В кубрике Серов заснул, едва голова его коснулась подушки. Но поздно ночью он внезапно открыл глаза и увидел Лунина, который стелил себе соседнюю койку.

Лунин ему улыбнулся.

— Константин Игнатьич, а я женился, — неожиданно для себя произнес Серов.

— На ней? — спросил Лунин.

— На ней.

— Хорошо! — сказал Лунин, но в голосе его не было настоящей уверенности.

— Очень хорошо! — сказал Серов.

Лунин вздохнул, улегся и замолчал. Разговор прекратился. Но минут через десять Серов спросил тихонько:

— Константин Игнатьич, вы не спите?

— Не сплю.

— Хочу вас спросить… Это вы вывезли из Ленинграда женщину с двумя детьми? Девочка Ириночка и мальчик Сережа…

Лунин ответил не сразу. Внезапно он сел на постели.

— Это была она?

— Она.

Лунин долго молчал, потрясенный.

— Ну, тогда и вправду все очень хорошо.

4

Для двойного удара, нанесенного по немцам под Ленинградом в январе 1944 года, характерно сложное и в высшей степени точное взаимодействие между артиллерией, пехотой, танками и всеми тремя родами авиации — бомбардировочной, штурмовой, истребительной. Шел мокрый снег, в десяти метрах ничего не было видно, и тем не менее над передним краем немцев каждые пять минут появлялись отряды наших бомбардировщиков, охраняемых истребителями, и сбрасывали бомбы. Когда артиллерия и бомбардировочная авиация разорвали немецкую оборонительную полосу, в образовавшийся прорыв хлынули тяжелые танки. Но танки шли не одни — в воздухе их сопровождали самолеты-штурмовики. С каждым танковым соединением взаимодействовало шесть небольших групп штурмовиков, покидавших поле боя только после появления смены. С каждой группой штурмовиков взаимодействовала группа истребителей. Истребители охраняли танки и штурмовики с воздуха и вели разведку, обнаруживая вражеские огневые точки и узлы сопротивления.

В головном танке каждой танковой колонны находился авиационный офицер, поддерживавший по радио беспрерывную связь с истребителями и штурмовиками.

— Товарищ капитан, дайте работенку, — то и дело обращались к авиационному делегату в танке летчики-штурмовики.

Тот откидывал верхний люк, осматривался и передавал:

— Смотрите влево… Видите два танка? Это наш дерется с немецким. Немецкий — черный. Видите?

— Вижу. Сейчас помогу.

Штурмовик разворачивал свой самолет влево и мутной тенью в падающем снегу проскальзывал над черной бронированной коробкой. Немецкий танк мгновенно вспыхивал.

— Товарищ капитан, как дела? — спрашивал штурмовик, желая знать результаты своей работы.

— Нормально.

Когда танки попадали в полосу сильного огня, которую трудно было преодолеть, авиационный делегат кричал:

— Татаренко, поглядите, откуда стреляют!

Истребители, проносясь в тумане над самой землей, выясняли расположение немецких противотанковых батарей, и штурмовики получали «работенку».

— Как дела?

— Нормально. Танкисты не в обиде.

В этих боях совместно с танками и штурмовиками эскадрилья под командованием Татаренко участвовала с первого дня наступления. Сражаться в таком тесном взаимодействии с наземными частями было тяжело, но ново и увлекательно. В условиях боя точное распределение обязанностей невозможно, — танкистам и штурмовикам приходилось иногда становиться разведчиками, а истребителям — штурмовать. В тех случаях, когда, летя впереди танков на разведку, истребители обнаруживали где-нибудь на перекрестке дорог колонны вражеских солдат или автомашин, они не дожидались подхода штурмовиков, а начинали штурмовать сами.

Татаренко скоро пристрастился к этим штурмовкам. Истребители не имели возможности, подобно штурмовикам, разрушать блиндажи и дзоты; им нужно было подстерегать немцев «на воле», под открытым небом, а