Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин

я наизусть знаю.

Подумав, я не стал брать шапку, ограничившись тулупом и шарфом, но пса укутал как следует. Ему из бани на мороз просто так выбегать нельзя, застудится в две минуты. У него и шерсти-то нормальной нет, здоровенный пёс, а простужается легче какого-нибудь пекинеса.

Рогатые немцы так и лежали в снегу, танк отца Пафнутия тоже не двигался, пулемёт не стрелял, звенела фронтовая тишина. Мир замер в предвкушении неизбежного. Якутянка сделала нам ручкой и, не оборачиваясь, пошла к нашей калитке. Отступать или менять решение поздно.

Мы, не сговариваясь, двинулись за ней след в след через тёмный двор, хрустя изрытым пулями снегом, местами уже перепачканным землёй, гарью и пятнами чёрной крови. Но трупов как таковых не было, — наверное, после доброго десятка повторений все успели запомнить, что по-настоящему убить чёрта очень непросто. Но можно!

Прямо сейчас за голенищем высокого готского сапога (левого, если кому интересны детали) лежало перо коварного чёрного ангела. Второе, то, которое он сам пытался всучить мне, чтобы я вспорол Якутянку. И, судя по мелькнувшему страху в её глазах, это оружие могло бы сработать.

Первое перо, то, что я подобрал своими руками, уже показало себя в бою с чёртом на дне нижегородского оврага. Два взмаха, две полосы накрест по рисунку Андреевского флага — и здоровенный нечистый сдох как миленький. Но в данный момент оно оставалось надёжно припрятанным дома, так что, кроме меня, никто не знает где. Получается, Дезмо не просто так уронил его в снег…

По пути я «снял» с воздуха две противотанковые гранаты и «вернул» их под ноги фашистам. Когда отомрут, вот сюрприз будет. Гесс высоко задрал нос, сурово сдвинул бровки и, обходя танк, на всякий случай порычал для порядка. Ну чтоб эта огромная железная штуковина всё-таки знала, кто тут самый главный, и чужие столбики не метила. А не то кусь тебя, кусь!

За воротами, метрах в десяти, нас ожидал шикарный чёрный автомобиль с ультрамариновым отливом незнакомой мне марки. Высоченный хэтчбек с тонированными стёклами, что-то ближе к американскому джипу, но более мягкая геометрия линий, шипованная зимняя резина, сверкающие литые диски. Я ещё отметил, что на него почему-то совершенно не падал снег, словно силы природы избегали даже касаться этого монстра.

— Это «мефисто», самая надёжная колесница ада, — хмыкнула Якутянка. — Нравится?

Мы с Гессом пожали плечами, автомобили не моя и не его страсть по жизни. Не на метле повезут, и уже спасибо! Я пригляделся к странной эмблеме, сияющей на капоте, — некое подобие перевёрнутого католического креста с двумя розами и белым черепом в центре, на фоне золотого ромба и набором незнакомых мне египетских символов по нижнему краю. Переводить их я даже не пытался, хотя название двух-трёх иероглифов худо-бедно помнил, в студенчестве нам преподавали древнеегипетскую религию и философию.

Черноволосая красавица распахнула передо мной заднюю дверь машины, мой доберман храбро нырнул внутрь первым, удобно устраиваясь в кожаном салоне. Морда довольная, значит, всё мягко, тепло и бензином не воняет. Уже садясь рядом с Гессом, прежде чем захлопнуть дверцу, я не выдержал и на мгновение обернулся.

Наш мир ожил, черти поднялись в атаку, старенький танк вновь заскрежетал гусеницами, давя фашистов массой, а из разбитого окна баньки вновь уверенно застучал героический пулемёт. Война продолжается. Всё справедливо, всё честно, она сразу не обещала нам, что всё будет хорошо.

Но, судя по тому, как решительно и грозно рванула пушка Т-26, в упор разнося группу рогатых гитлеровцев, пытающихся развернуться с фаустпатронами, отец Пафнутий действительно владел ситуацией. Анчутка, словно политрук Брестской крепости, тоже ни на минуту не намеревался сдаваться, так что…

— Всё село перебаламутили, — вздохнул я, но Якутянка с переднего сиденья лишь хмыкнула:

— Не волнуйся, мальчик, звукоизоляцию мы обеспечили. Иначе совсем уж скучно было бы.

— Не думаю.

— Не веришь в то, что мы играем по правилам? — Она сжала тонкими пальцами руль.

Кстати, кажется сделанный в форме восьмиугольника из человеческих костей, обтянутый чёрной замшей. Или я просто себя накручиваю, машина как машина, едем ровно, чего дёргаться?

— Да попробовали бы ваши всерьёз их нарушить. Слышали, наверное, о спецназе отверженных ангелов, так называемом Девятом легионе?

Она ещё хмыкнула, но без насмешки или презрения, скорее уж словно бы над самой собой.

Я тоже много читал и если чего-то не знаю точно, то о многом могу догадываться. Черти в фашистской форме, наверное, могут отыгрывать свои злые игрища, но, как только под раздачу попадут не бесогоны, а обычные люди, небеса разверзнутся в яростном пламени.

Если ориентироваться на ту же Библию, то для полноценного разгона всей этой псевдоэсэсовской кодлы и одного боевого ангела было бы достаточно. Якутянка явно это понимала, поэтому и не провоцировала нас сверх меры, в конце концов, сейчас большая война не в её интересах.

Дорога быстро вывела нас за село, машина просто великолепно шла по снегу. Мои искренние аплодисменты её конструктору, тачку явно не на «АвтоВАЗе» собирали. А потом за стёклами резко исчезли любые огни, как замолк и рассеялся шорох шин…

— Куда мы едем?

— В одно достаточно шумное местечко, где мы сможем тихо поговорить с глазу на глаз втроём, — задумчиво протянула она, подмигнув мне в зеркальце. — Не волнуйся, мальчик, я верну тебя домой. Быть может, не таким, каков ты сейчас, но верну.

Вот представьте себе на минуточку, что я мог теперь о ней думать? Мне оставалось лишь догадываться, что конкретно имелось в виду. Мы едем туда, где она беспрепятственно откусит мне ногу или голову, а может быть, просто так изувечит психику, что к отцу Пафнутию моё туловище доставит взмыленный Гесс на санках и доживать я буду при церкви тихим безобидным овощем, пускающим слюну на грудь? Декарт мне в печень, а не погорячился ли я с согласием на эту поездку?!

Наше «мефистофельское» авто, если можно так выразиться, то ли ехало, то ли летело, то ли плыло. По снегу, по межзвёздному пространству, над землёй ли, под ней — разобрать было невозможно. За полутёмным машинным стеклом мелькало всё. То есть вообще всё, что кому-либо могло бы втемяшиться во всём многообразии самых странных человеческих фантазий.

Я одновременно видел живописные фантасмагории Ван Гога и Врубеля, сотканные из пылающих наворотов звёзд и цветущих ирисов. Тут же всплывали нежные женские образы Ван Дейка, почему-то на фоне щедрых натюрмортов Рубенса, падающих в «Лунную ночь на Днепре» нашего бессмертного Куинджи. И всё это под грозовую, величественную и свободолюбивую музыку русофоба Шопена! Это завораживало и не отпускало