Гайдзин. Том 1 - Джеймс Клавелл

– Да, – ответила Райко, когда я задал ей тот же самый вопрос. – Девять раз из десяти. Если лекарство не оказывает нужного действия, существуют другие способы.

– Вы имеете в виду врача?

– Да. Лекарство обычно срабатывает, но оно очень дорогое. Я должна заплатить его изготовителю до того, как он даст его мне. Ему необходимо купить травы, вы слышите…

Андре вновь сосредоточился на Анжелике.

– Мама-сан сказала, что оно дает нужный результат, но дорого стоит.

– Дает результат? Всякий раз? И не опасно?

– Всякий раз и не опасно. Но стоит дорого. Ей придется заплатить аптекарю вперед, он должен раздобыть свежие травы.

– О, – произнесла она безмятежно, – тогда, пожалуйста, заплатите за меня, и вскоре я верну вам в три раза больше.

Его губы сжались в тонкую линию.

– Я уже ссудил вам двадцать луи. Я не богатый человек.

– Но сколько может стоить немного лекарства, Андре, самого обыкновенного лекарства? Конечно же, оно не может быть чрезмерно дорогим?

– Она сказала, для такой девушки, которой нужна такая помощь, тайная помощь, какое значение может иметь цена.

– Я согласна, дорогой Андре. – Анжелика отмахнулась от этой проблемы с теплой и дружеской улыбкой, но сердце ее ожесточилось против него за подобное торгашество. – Через тридцать дней я смогу заплатить сколько нужно, из того содержания, которое Малкольм обещал мне, но и в любом случае я уверена, я знаю, что вы сумеете достать его, такой добрый и разумный человек, как вы. Благодарю вас, мой дорогой друг. Пожалуйста, передайте ей, что сегодня ровно восьмой день после того, как у меня должны были начаться месячные. Когда лекарство будет у вас?

– Я уже сказал вам, за день до тридцатого дня. Мы сможем забрать его или послать кого-нибудь за ним накануне.

– А… а недомогание? Как долго оно продлится?

Андре чувствовал глубокую усталость, неловкость, а теперь еще и страшно злился от того, что позволил втянуть себя в эту историю, какие бы многочисленные и устойчивые преимущества она не сулила в будущем.

– Она сказала мне, это зависит от девушки, ее возраста и того, делалось ли это раньше. Если нет, все должно пройти легко.

– Но сколько дней я не смогу вставать с постели?

– Mon Dieu, она не говорила, а я не спрашивал. Я не спрашивал. Если вас интересуют детали, напишите мне список вопросов, и я постараюсь принести вам ответы. А теперь, если позволите… – Он поднялся. Она тут же дала своим глазам наполниться слезами.

– О, Андре, благодарю вас, мне так жаль, вы так добры, что помогаете мне, и мне очень жаль, что я вас расстроила. – Она всхлипнула и с удовольствием увидела, что он в тот же миг растаял.

– Не плачьте, Анжелика, вы меня не расстроили, это не ваша вина, просто… Примите мои извинения, все это должно быть так ужасно для вас, но, пожалуйста, не тревожьтесь, я принесу лекарство, когда настанет срок, и помогу всем, что в моих силах. Напишите мне ваши вопросы, и через несколько дней я дам вам на них ответы. Простите, я… я неважно себя чувствую последнее время…

Она с притворным состраданием принялась успокаивать его, а когда он ушел, взвесила все, что узнала от него, глядя на Хай-стрит через засиженные мухами занавеси, но не видя ничего.

Тридцать дней? Ладно. Я спокойно смогу прожить этот срок, ничего еще не будет заметно, думала она вновь и вновь, стараясь вселить в себя уверенность. Еще двадцать два дня значения не имеют.

Чтобы удостовериться еще раз, она достала свой дневник и начала считать. Потом пересчитала снова и остановилась на том же дне. Седьмое ноября. Пятница. День святого Теодора. Кто он? Я буду зажигать ему свечи каждое воскресенье. Не стоит помечать этот день в дневнике, подумала она, зябко поежившись. И все-таки поставила маленький крестик в углу страницы. Как быть с исповедью?

Бог понимает. Он понимает все.

Я могу подождать, но что, если…

Что, если лекарство не поможет, или Андре заболеет, пропадет или его убьют, или мама-сан предаст меня или произойдет еще что-нибудь: ведь препятствий тысячи?

Эти мысли глодали ей сердце. Они убивали в ней решимость. Настоящие слезы увлажнили ее щеки. Потом вдруг она вспомнила то, что однажды сказал ее отец, много-много лет назад в Париже, как раз перед тем, как он бросил ее и ее маленького брата…

– Да, он бросил нас, – громко сказала, впервые в жизни произнеся вслух правду. – Бросил. Mon Dieu, после всего, что я знаю о нем теперь, вероятно, это было и к лучшему. Он продал бы нас; меня бы, во всяком случае, уже давно продал.

Ее отец повторил слова своего идола, Наполеона Бонапарта:

– Мудрый генерал всегда заранее подготовит линию отступления, откуда потом сможет нанести сокрушительный удар, который приведет его к победе.

Где же моя линия отступления?

Тут в ее сознании всплыло нечто, что несколько недель тому назад говорил Андре Понсен. Она улыбнулась, и все тревоги разом оставили ее.

Филип Тайрер своим самым красивым почерком заканчивал переписывать черновой вариант ответа сэра Уильяма родзю. В отличие от всех предыдущих посланий сэр Уильям на этот раз посылал оригинал на английском языке с копией на голландском, которую должен был подготовить Йоганн.

– Все, Йоганн, готово. – Он закончил написание буквы «Б» в словах «Сэр Уильям Айлсбери, К.О.Б.»[27] затейливым росчерком.

– Scheiss in mein Hut! – Лицо Йоганна расплылось в улыбке. – В жизни не видел такого почерка. Неудивительно, что сэр Уильям хочет, чтобы вы переписывали все его донесения в Лондон.

– Сигата га най! – механически произнес Тайрер. – Это не важно.

– А вы действительно работаете над ним, над японским-то, а?

– Да, работаю, и между нами, только ради бога не говорите Вилли, мне это ужасно нравится. Что вы думаете о его замысле?

Йоганн вздохнул.

– С этими джаппо думать без толку. Ежели хотите знать мое мнение, так у него, по-моему, от всех этих японских околичностей в голове повреждение сделалось.

Послание гласило:

Его Превосходительству Нори Андзё, эсквайру, главе родзю. Я получил ваше послание от вчерашнего дня и довожу до вашего сведения, что оно отвергается полностью. Если вы не выплатите оговоренную часть компенсации за убийство двух британских солдат в срок, означенная сумма будет учетверяться за каждый просроченный день.

Я с сожалением узнаю, что вы совершенно определенно не являетесь хозяевами собственного времени. Я немедленно исправлю для вас эту ситуацию. Через двенадцать дней, считая от сегодняшнего, я отправлюсь в Киото на флагмане в сопровождении всей эскадры, которая встанет на якорь в Осаке. Затем с эскортом кавалерии и обязательными шестидесятифунтовыми пушками нашей королевской артиллерии для произведения королевских салютов, я и все остальные посланники незамедлительно проследуем в Киото, дабы заступиться за вас перед его юным величеством, сёгуном Нобусадой лично или, если его не окажется на месте, перед Его Императорским Высочеством, императором Комэем лично, с обещанием воздать полные королевские почести салютом в двадцать один залп. Пожалуйста, поставьте их в известность о нашем скором прибытии. (подписано) Ее Королевского Величества министр и посол, сэр Уильям Айлсбери, К.О.Б….