По ту сторону рассвета - Ольга Брилева

Для Берена.

Ясно-ясно, как будто сорвали дымную завесу — она увидела, что Не-она — это Берен.

Он звал ее. И что она могла ответить? «Держись»?

Держись, сказала она. Не пускай его в себя, потому что смерть, которой он грозится — это дар Единого, а то, что он сулит — это хуже смерти.

Ей было больно это говорить. Она плакала.

Это была своя боль, а потом пришла его — издалека, но очень явственно, и она закричала, хотя он сдержался.

И Не-она сказала его голосом:

— Ну, что присел, ублюдок? Замучился меня пытать?

Лютиэн крикнула — и проснулась.

В спальне было холодно, но она вспотела, как в бане. Сердце билось болезненно и часто. Руки дрожали, отголоски боли пробегали по ним от плеч до пальцев.

Лютиэн не сомневалась ни мгновения: сон, приснившийся ей — правда. Один из тех вещих снов, которые проникают в прошлое или будущее. Встав, набросив на плечи теплый плащ, она выбежала из спальни и быстрыми шагами понеслась по залам дворца Менегрот. Она ничего не искала — шла без цели, кружа по лабиринтам и анфиладам наугад, равнодушным взглядом скользя по гобеленам и фрескам, бездумно касаясь колонн, мозаик и резной мебели…

— Мучают сны? — спросил чей-то голос издалека. — Скверные сны?

Лютиэн развернулась — в конце коридора бледнела другая женская фигурка, тоже закутанная в плащ поверх ночной сорочки. Золотые волосы ловили и отбрасывали то ничтожное количество лунного света, что просочилось в этот коридор через высокие узкие окна под потолком.

— Галадриэль? — окликнула ее принцесса.

Нолдэ приблизилась неслышно. Галадриэль уже с месяц гостила в Менегроте — точно так же, как Лютиэн до этого прожила лето в Тарнелорн.

— Почему ты не спишь? — Лютиэн сжала ее ладонь.

— Десять лет назад было что-то очень похожее, — Галадриэль на миг стиснула губы. — Мгновенный ужас, боль — и пламя… Мне снилось пламя. Это была ночь Дагор Браголлах.

— А сейчас? Что тебе приснилось сейчас?

Галадриэль долго медлила, прежде чем ответить:

— Тьма. Что-то страшное случилось с моим братом.

— С кем? С кем из двух?

— Боюсь себе в этом признаться — с Инглором… А что выгнало из постели тебя?

Лютиэн боялась отвечать. Она не знала, что ответить.

— Твой любимый? — продолжала расспрашивать Галадриэль. — Что с ним? Отчего ты так бледна?

— Не знаю и боюсь узнавать! Галадриэль, gwathel, мне страшно — неужели жестокий замысел отца исполнился?

— Ты спрашиваешь не у той, у кого следует, Лютиэн. Твоя мать — майя, она говорит с Ардой ее языками. Узнай у нее.

— Холодно, — Лютиэн обняла золотоволосую нолдэ, заключив ее в теплую ограду. — Скажи, Галадриэль, отчего так печально и больно — любить?

— Разве только печально и больно? Ничего больше?

— О, нет, сестра… Конечно, нет… Но сейчас все эти радости кажутся такими преходящими — словно ничего и не было.

— Если бы не было ничего, ты бы не чувствовала потерю так остро. Пойдем ко мне в комнату, я согрею вина.

…Галадриэль затеплила масляную лампу, над ней поставила маленький треножник с бронзовым кувшинчиком. Лютиэн сидела, поставив локти на стол и склонив голову на руки.

— Отчего отец был так несправедлив… — прошептала она. — Наше счастье и без того было бы недолгим, а он лишил нас и этого.

— Он хотел тебе добра, как он это понимал. — Галадриэль разлила вино.

— Я знаю, gwathel, но сердце болит. Сколько же в мире зла от того, что кто-то хочет другим добра, как он это понимает?

— А сколько зла от того, что кого-то вовремя не остановили, не вмешались…

Лютиэн подняла на подругу глаза — голосом Галадриэль говорила старая боль. На миг в глубине зрачков промелькнули и алые отблески факелов на Эзеллохар, и мертвенное сияние клинков, откованных Феанором, и холодный белый блеск льдов Арамана.

— Скажи, Артанис, — нарушив запрет отца, Лютиэн назвала нолдэ ее валинорским именем. — Если бы Келеборн пришел к твоему отцу просить твоей руки — разве Арфин услал бы его на поединок с Морготом?

Галадриэль покосилась на дверь, за которой спал ее муж.

— Вряд ли мой отец так поступил бы, — с улыбкой сказала она. — Хотя бы потому что он хорошо знал свою дочь… Я отправилась в Эндорэ за… гораздо меньшим, чем любовь.

Лютиэн ничего не сказала на это — но задумалась.

* * *

Силы своей матери она себе не представляла, хотя обладала частью ее — а кто знает до конца хотя бы и свои силы? Лютиэн была созданием Арды, и одновременно — дочерью существа, пришедшего из-за пределов Арды. Она могла черпать силы и знания прямо из Арды, слушая ее стихии. Но тот, кто пробовал хоть раз, тот знает, как легко заблудиться в потоках бытия и времени. Она обратилась к Мелиан лишь тогда, когда ее собственный поиск ничего ей не дал. Голос души и памяти Берена терялся в хоре агонии, которым были северные земли. Не в силах его отыскать, Лютиэн пришла к матери — как давным-давно приходила за советом и помощью. Маленькой девочкой — разбив коленку, подростком — теряясь перед первым поражением в попытке передать свои мысли и чувства искусством, девушкой — смущенная признанием Даэрона… Мама, что мне делать?

— Где он, матушка?

— Ты и в самом деле хочешь знать? Знание подчас тяжелее неведения.

Сердце сжалось.

— Да, Владычица. Я хочу.

— Хорошо, будь по-твоему. Он на Острове Оборотней, в руках Саурона Гортхаура. На его руках — оковы, его разум помрачен едва ли не сильнее, чем сердце. И в этом мраке он думает о тебе.

— А мой брат? — выступила вперед Галадриэль. — Что с моим братом, Высокая?

— Он тоже в этом плену… Сейчас их жизни сплетены, и один зависит от другого, как если бы, связанные одной веревкой, они шли над пропастью. Но спасения для них я не вижу.

Лютиэн беспомощно оглянулась на Галадриэль.

— Разве эльфы Нарготронда не торопятся на помощь своему королю? — прошептала она. — Неужели две слабые женщины должны идти спасать тех, кто им дорог?

Мелиан ничего не ответила, лишь посмотрела на дочь с любовью и тоской — и Лютиэн кинулась прочь от этого взгляда — задыхаясь от слез, спотыкаясь от горя…

Она миновала мост, ведущий из Менегрота, и бежала, пока не иссякли силы.

Осенний лес окружал ее. Матово-серое небо лежало на ветвях мэллорнов и тополей. Листва под ногами поблекла и пожухла — дни бабьего лета миновали, и золотисто-бурый ковер хранил влагу осенних дождей. Плотная, мягкая слежавшаяся подстилка поглощала шум ее шагов, пружинила, приглашая пробежаться. Лютиэн брела, не откликаясь на этот призыв, касаясь ладонью засыпающих деревьев, тревожа своей тоской их дремоту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});