Путь в Европу - Сборник статей

Игорь Клямкин: А каковы сейчас показатели безработицы? В восточных землях они выше, чем в западных?

Клаус Шредер:

На востоке Германии она составляет около 15%. Это – по официальной статистике. С учетом же тех, кто проходит переквалификацию, она выше, хотя и не намного. На западе страны показатель безработицы почти в два раза ниже – примерно 8%.

Хочу, однако, сказать и о том, что безработица – это не только проблема людей, труд которых оказывается рынком не востребованным. Это и проблема государства, вынужденного такую невостребованность компенсировать. Пособия по безработице составляют в Германии 58—68% от заработка на последнем месте работы. Сейчас действует такая система, при которой человек, потерявший работу, в течение первого года получает компенсацию в размере 1000 евро в месяц, в течение второго года – 850 евро, в течение третьего – примерно 770, а потом – 650—700 евро.

Лилия Шевцова: Самое низкое ваше пособие превышает реальную среднюю зарплату в большинстве посткоммунистических стран. Надо полагать, что не стимулирует это и трудовую эмиграцию, которая в этих странах существенно снижает уровень безработицы. Я не права?

Клаус Шредер:

Пожалуй, не совсем. Сейчас отток населения из Восточной Германии уменьшился, но за период с 1989-го по 2005-й он составил около 2 миллионов человек. И это, кстати, была чувствительная потеря, так как среди уехавших был много высококвалифицированных специалистов – прежде всего молодых женщин, которые в восточных землях не видели для себя никаких перспектив. Они лишились работы, потому что в ГДР была очень высокая занятость женщин – около 90%. В Западной Германии дело обстояло не так – там женщины после рождения детей обычно завершали свою профессиональную карьеру или прерывали трудовую деятельность на несколько лет. С учетом этого выстраивался и западногерманский рынок труда: общее количество рабочих мест соответствовало относительно невысокому спросу на них со стороны женской части населения. Когда же эта модель рынка труда была механически перенесена на восток, она стала дополнительным источником безработицы и, как следствие, массовой «утечки мозгов» в западные земли.

Но безработица, повторяю, на востоке Германии все еще остается очень большой, что создает огромные социальные нагрузки на государство и бизнес. На пособия по безработице и пенсии мы расходуем ежегодно около 100 миллиардов евро.

Игорь Клямкин: О пенсиях мы вас попросим потом рассказать подробнее, равно как и о зарплатах. Но сначала хотелось бы все же завершить разговор о приватизации. Как она осуществлялась в промышленности, более или менее понятно. А в аграрном секторе?

Клаус Шредер: Лишь немногим бывшим землевладельцам, собственность которых была экспроприирована в Восточной Германии после войны, удалось вернуть свои земельные участки. Как правило, собственниками земли становились люди, которых у нас называют «красными баронами», т. е. бывшие директора социалистических сельскохозяйственных кооперативов. Они становились собственниками, используя свое положение и связи и применяя, мягко говоря, не очень прозрачные методы. Есть исследования, согласно которым в 90% случаев приватизация кооперативов проходила с нарушениями законодательства. Таких нарушений было намного больше, чем при приватизации через Опекунский совет.

Лилия Шевцова: Это странно, учитывая немецкий культ законности и законопослушания…

Игорь Клямкин: Наверное, в периоды глубоких системных трансформаций традиции, в том числе и правовые, бессильны перед эгоизмом частных интересов. Тем более если речь идет о трансформациях жизненного уклада, основанного на «социалистической» законности, в которой от прежней правовой традиции мало что осталось. Но почему все же приватизация аграрного сектора не осуществлялась через Опекунский совет? И почему, в отличие от большинства восточноевропейских стран, в Восточной Германии не была проведена реституция? Почему земля не возвращалась ее бывшим владельцам?

Клаус Шредер:

Федеральная власть, как я уже говорил, пыталась избежать социальной напряженности. Этим и мотивировалась в первую очередь ее реформаторская стратегия. Реституция в нее не вписывалась. Право решать вопрос о собственности бывших сельхозкооперативов было предоставлено членам самих этих кооперативов. Они и решали на своих собраниях, как трансформировать отношения собственности и кого избрать управляющим. Ну и, понятно, у директоров было немало рычагов, чтобы убедить людей, нередко плохо информированных и плохо разбиравшихся в происходившем, проголосовать именно за них.

Одним из аргументов директоров были их обещания сохранить собственность бывших кооперативов, воспрепятствовать их дроблению. Этот аргумент выглядел убедительным, так как присоединение восточных земель к Западной Германии означало и их вхождение в Евросоюз, чьи сельскохозяйственные субсидии находятся в прямой зависимости от размеров земельных участков. Это значит, что бывшие кооперативы на востоке Германии сразу стали получать и получают до сих пор больше дотаций, чем сравнительно небольшие фермы на западе.

Правда, недавно Евросоюз предложил урезать дотации немецким производителям, что, естественно, вызвало резкие протесты со стороны прежних руководителей кооперативов, ставших собственниками этих предприятий. Они требуют сохранения дотаций ЕС или, в крайнем случае, компенсаций со стороны нашего федерального правительства. Война за деньги развернулась нешуточная…

Игорь Клямкин: Вы рассказали, каким образом «красные бароны» становились управляющими. А как они превращались во владельцев земли и предприятий?

Клаус Шредер: Чаще всего они скупали у рядовых совладельцев их доли собственности за мизерную плату. «Красные бароны» не всегда являются единственными владельцами бывших кооперативов, но они владеют значительной частью собственности, достаточной для контроля над предприятием.

Лилия Шевцова: Теперь давайте вернемся к упомянутым вами пенсиям. Каков их размер в Восточной Германии? Они такие же, как в Западной?

Клаус Шредер: Средняя пенсия у мужчин в восточных землях 1100—1200 евро, у женщин – 800—900 евро. В Западной Германии она несколько меньше – у мужчин на 50 евро, у женщин – примерно на 200. Правда, зарплаты больше на западе, ее средний размер колеблется там, в зависимости от отраслей, от 2500 до 3000 евро, между тем как на востоке она на 10—15% меньше.

Лилия Шевцова: Но почему на востоке пенсии больше? К тому же у женщин – намного больше…

Клаус Шредер: Я уже говорил, что в ФРГ женщины после рождения детей надолго прерывали свою трудовую деятельность или прекращали ее. Поэтому у них меньше трудовой стаж, что и сказывается на размере пенсий. В ГДР женщины могли выходить на работу чуть ли не сразу после родов, потому что там была очень развита система яслей и детских садов. К тому же в ФРГ отдавать младенцев в ясли было не очень-то принято. Считалось, что по меньшей мере первые три года ребенок должен находиться с матерью.