Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Лето 1888 года, с 18 мая по 26 августа, Маргерит с сыновьями и «няней» Марией провела в Малине[992]. Здесь она познакомилась с матерью Николая, которая «нежно и с любовью» приняла его вдову. «У нее такое же лицо, как у моего любимого, — записала Маргерит в день приезда, — она так похожа на него, так похожа, что я не могу смотреть на нее, не думая о нем»[993]. Екатерина Семеновна прихварывала и ездила лечиться к докторам в Киев, но по-прежнему искусно управляла разросшейся семьей, все члены которой приехали летом отдохнуть в Малин. Только тут Маргерит впервые увидела Александра Мещерского, который прибыл 17 августа в Малин, чтобы навестить семью своего старого друга и познакомиться с его вдовой.

Бегло ознакомившись с достопримечательностями Киева и Москвы, Маргерит и ее спутники 31 августа прибыли в Петербург. Началась подготовка к длительному путешествию. Теперь главной заботой вдовы Миклухо-Маклая было добиться скорейшего издания его трудов. Как она утверждала впоследствии, П.П. Семенов обещал ей, что первый том дневников выйдет в свет «следующей весной» и будут приняты надлежащие меры для подготовки к печати других трудов. Сфотографировавшись с сыновьями на память в Петербурге, она отправилась на готовый к отплытию пароход «Траве».

23 сентября (5 октября) Маргерит простилась с Михаилом — и с Россией — в Кронштадте. Через две недели путешественники прибыли в Лондон, где их любезно встретили старшая сестра Маргерит, вышедшая замуж за брата ее первого мужа, и его родственники. Мария по-прежнему отлично справлялась со своими обязанностями, но Маргерит решила, что она будет «чужой» в Австралии. Поэтому друзья помогли ей нанять бонну-англичанку. Марию пришлось отправить обратно в Россию[994].

В конце декабря 1888 года леди Маклай, как ее стали называть в Англии и Австралии, с сыновьями и новой бонной отплыла из Портсмута в Сидней на пароходе «Аркадия». Незадолго до этого в журнале «Наблюдатель» появилось стихотворение известного журналиста, поэта и бытописателя Москвы Владимира Гиляровского «Памяти Н.Н. Миклухо-Маклая»[995]:

Он в душной больнице один умирал,Жестоко пред смертью страдая.Но в грёзах порою пред ним возставалДалекого моря рокочущий валИ берег цветущий Маклая.Он видел: в широкой, туманной далиПолоска блестит золотая —То берег неведомый новой земли…Он видел: летят по волнам кораблиНа берег цветущий Маклая.И рвался он жаждавшей воли душойИз нашего бедного края,Из этой столицы туманной, сырой,На южное море, под свод голубой,На берег цветущий Маклая.В приюте усопших, меж разных могил,С крестом есть могилка простая.Там, в снежных сугробах, навеки почил,Кто новую землю на юге открылИ берег цветущий Маклая.

Дон Кихот на Тихом океане

«Для оценки деятельности и заслуг покойного Миклухо-Маклая не наступило еще время», — писал в 1888 году В.И. Модестов[996]. С тех пор прошло больше столетия, и теперь можно высказать некоторые суждения, хотя их затрудняют многообразие деятельности путешественника и плотная пелена легенд, преданий и просто небылиц, которая заслоняет его подлинный облик. «В газетах печатают интервью, которые он не давал, — подчеркивал в июле 1886 года корреспондент немецкоязычной петербургской газеты. — И пишут о нем, что угодно: одни — что он людоед, поедающий каждый день на завтрак кого-нибудь из своих подданных, другая крайность — авантюрист, который вообще не был на Новой Гвинее. Внешность описывают по-разному, а возраст произвольно — от 30 до 60 лет. Эти газетчики вообще не видели Миклухо-Маклая»[997]. Даже почтенный датский литературовед Георг Брандес, который посетил больного путешественника в ноябре 1887 года, не удержался от нелепой выдумки, написав в книге, изданной по возвращении из России, что на «своем» острове таморусс имел гарем из 147 туземных жен[998].

Волна вздорных вымыслов коснулась и вдовы «белого папуаса». В марте 1899 года петербургская газета «Народ», ратующая за неограниченное самодержавие, оповестила читателей, что «17-го марта скончалась Татьяна Ивановна Миклухо-Маклай, вдова известного путешественника и естествоиспытателя Н.Н. Миклухо-Маклая. Покойная была еще не старою женщиною. Она сопровождала своего мужа в его путешествиях, делила с ним все труды и опасности»[999]. К счастью, Маргерит, которая почти на полвека пережила своего супруга[1000], едва ли узнала о своих «похоронах».

Итак, кто вы, доктор Миклухо-Маклай?

«Тамо русс» — один из последних в истории мировой науки известных натуралистов широкого профиля, который не только поставил в центр своих исследований человека и проявления его культуры в рамках географической среды, но и активно работал в отраслях естествознания, непосредственно не связанных с этой проблематикой (океанография, геология и др.). Разумеется, за столетие далеко продвинулись вперед все науки, которыми занимался «белый папуас», так что его труды представляют теперь интерес главным образом для историков этих научных дисциплин. Зато жизненный путь и сама личность Миклухо-Маклая характеризуют его как одного из самых замечательных людей богатого талантами XIX века. «Время убирает ненужное, — резонно считает известный медик и литератор, профессор М.И. Буянов, — поэтому образ этого человека сейчас интереснее, чем его труды»[1001].

Русский эмигрант Лев Мечников (брат знаменитого физиолога) — друг и соратник Элизе Реклю и Петра Кропоткина и сам один из теоретиков анархизма — в 1888 году назвал Миклухо-Маклая «самым симпатичным из современных Дон Кихотов»[1002]. «Донкихотством» предпочел расценить в сентябре 1886 года проект путешественника по созданию русской переселенческой колонии на Новой Гвинее Н.К. Гире в конфиденциальном разговоре с британским послом[1003]. Да и сам Николай Николаевич полушутя-полусерьезно уподобил себя еще в 1877 году в связи с безуспешными попытками учредить зоологические станции в Юго-Восточной Азии «illastrissimo Hidalgo de la Mancha» («достославному идальго Ламанчскому»), то есть пресловутому Дон Кихоту[1004].

Конечно, во всех этих случаях имелся в виду не герой Сервантеса, а определенный социально-психологический тип личности, названный в середине XIX века в русской литературе и публицистике, с легкой руки Герцена и особенно Тургенева, именем Дон Кихота. При всех различиях в трактовке этого образа можно все же выделить некоторые присущие ему черты. Это бескорыстный, наивный мечтатель с фанатическим упорством, но безуспешно стремящийся приносить пользу человечеству в соответствии со своими идеалами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});