Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Таковы были действия воюющих армий до прибытия нашего в Тарутино. Сие село находится на старой Калужской дороге, в равном расстоянии от Москвы и Калуги. Оно принадлежало Обер-Гофмейстерине Нарышкиной, некогда доверенной особе Екатерины Великой. Лагерь был на правом берегу Нары, которая течет из Московской губернии и впадает в Оку при Серпухове. Глубина ее при Тарутине один аршин, а ширина 20 сажен. Крутые берега Нары обороняли фронт войск, правое крыло коих также было защищено крепким местоположением, но левое, упиравшееся в лес, составляло слабую часть позиции. Вдоль фронта построили временные укрепления; в лесу поделали засеки. Разъезды пошли влево к Боровску и Верее, вправо до Оки, по дорогам Тульской, Каширской и Рязанской. Выбор Тарутинского лагеря был чрезвычайно удачен, представляя возможность предупреждать движение Наполеона на Тулу и Калугу и заслонять полуденные губернии. Тула, по своему оружейному заводу составлявшая предмет особенной важности, решительно была обеспечена армией, стоявшей в Тарутине. Двинувшись из Москвы на Тулу, Наполеон обнажал свое правое крыло и предавал сообщение с Москвой во власть Князя Кутузова, который, в случае надобности, мог прибыть на Тульскую дорогу прежде неприятеля или ударить во фланг и тыл его. Князь Кутузов писал в Тулу, чтобы там были совершенно спокойны и удержались отправлением завода. Согласно с Высочайшим повелением от 26 Августа, в Туле уже было заготовлено 400 подвод, для вывозки на Ижевский завод оружейников и тяжестей. При движении Наполеона на Калугу Князь Кутузов мог действовать против него столь же успешно, своим левым флангом. Тарутинский лагерь представлял великие выгоды не для одного только оборонительного положения, но и для угрожения пути неприятельских сообщений от Смоленска до Москвы, тем удобнее, что путь сей, начиная от Гжатска, склоняется в правую сторону, отчего дорога к Можайску, Вязьме и Дорогобужу ближе от Тарутина, нежели от Москвы. В 1-й линии стали корпуса: 2-й Багговута и 6-й Дохтурова; во 2-й линии: 7-й Раевского, 3-й Графа Строганова и 4-й Графа Остермана; в 3-й линии: 8-й Бороздина, 5-й, или Гвардейский, Лаврова и вся кавалерия; в 4-й линии обе кирасирские дивизии, а за ними резервная артиллерия. Пять егерских полков заняли лес на левом крыле, а два на правом. Несколько полков 1-й кирасирской дивизии, как войско отборное, особенно сберегаемое, разместили в ближних деревнях. Главная квартира Князя Кутузова была сперва в самом Тарутине, но через три дня переведена в деревню Леташевку, 5 верст позади лагеря.

В Тарутине встретили Князя Кутузова депутаты от Калужских граждан, с хлебом и солью. Они предлагали ему услуги и пожертвование и вместе представляли об опасности, угрожавшей городу их, говоря и о принятых ими мерах осторожности. Фельдмаршал отвечал Градскому Главе следующим письмом: «Похвальное усердие ваше, сопряженное с предосторожностью, при настоящих обстоятельствах необходимою, поставило меня в приятный долг изъявить вам мою признательность. Прошу вас успокоить жителей Калуги и уверить, что состояние армии нашей как было, так и есть в благонадежном положении. Силы наши не только сохранены, но и увеличены, надежд на верное поражение врага нашего никогда не оставляла нас. Гражданин ваш, Г. Муромцов, был очевидным свидетелем невыгод неприятеля, какие встречает он на каждом шагу. Истребление сил его, недостаток в продовольствии и совершенная гибель предстоят ему неизбежно, и затем дети мои и любовь к Отечеству дают мне право требовать вашей доверенности, силой коей уверяю вас, что город Калуга есть и будет в совершенной безопасности».

В тот же день Князь Кутузов велел отслужить в лагере молебствие и отдал следующий приказ: «Да всесильная десница Божия, управляющая судьбами Царств, поможет нам преодолеть врага нашего. Приготовиться к делу, пересмотреть оружие, помнить, что вся Европа и любезное Отечество на нас взирают»[353].

Случаи во время движения с рязанской дороги на Калужскую

Соединение 1-й и 2-й армий в один состав. – Отъезд Барклая-де-Толли. – Смерть Князя Багратиона. – Чернышев привозит Князю Кутузову операционный план. – Сущность плана. – Рескрипт Государя. – Объяснение Чернышева с Князем Кутузовым. – Высочайшие повеления отдельным армиям и корпусам.

Со вступлением в Тарутинский лагерь настала новая, светлая эпоха войны. Но прежде, нежели станем говорить, как занялась на берегах Нары заря прекрасного, давно желанного дня, между тем как в Москве померкала звезда Наполеона, должно изобразить несколько важных обстоятельств, случившихся со времени отступления от Москвы до прибытия армии к Тарутину, а также что происходило тогда, то есть до 2 °Cентября, в стане неприятеля и в плененной столице. Во время марша из Москвы к Тарутину не менее военных соображений занимала Князя Кутузова необходимость водворить в армии порядок, расстроенный беспрерывным трехмесячным отступлением, кровопролитными сражениями, ежедневными сшибками, уступкой Москвы, смертью, ранами, болезнями многих начальников. Одной из причин неустройств было также раздробленное управление двумя армиями. На марше, в лагерях, находились они вместе, а между тем каждая имела отдельное начальство, особенный штаб, отчего происходило неминуемое столкновение властей. Главным средством для прекращения таких неудобств было ввести единообразное управление и слить войска в один состав. Приказом, отданным 16 Сентября в Мочах, Князь Кутузов соединил обе армии и назвал их 1-й Западной. Начальство над ней поручил он Барклаю-де-Толли, а Милорадовичу, командовавшему после Князя Багратиона 2-й армией, подчинил резерв, состоявший из пехотных корпусов: 5-го и гвардейского, и двух кирасирских дивизий.

По прошествии трех дней Барклай-де-Толли, уже несколько времени чувствовавший сильное расстройство в здоровье, от телесных и душевных недугов, просил Князя Кутузова об увольнении в отпуск. «С прискорбием, – говорит он в своем рапорте, – удаляюсь я от храбрых войск, служивших под моим начальством, ибо мое желание было умереть с ними на поле чести, но болезнь моя сделала меня совсем неспособным к исправлению моей должности». Получив отпуск, он отправился в Калугу, прожил несколько времени во Владимире и, минуя Петербург, поздней осенью прибыл в свою деревню в Лифляндии. Дорогой несколько раз доходил до него голос народа, неблагоприятно смотревшего на его военные действия, ибо тогда не постигали, в каком чрезвычайно затруднительном положении находился Барклай-де-Толли и сколь важную, незабвенную услугу оказал он сохранением армии, во время отступления до Царева Займища, преследуемый главными силами Наполеона и не дав ему нигде ни малейшей над собой поверхности. Получа донесение о прибытии его в деревню, Император писал ему: «Я был уверен, что вы весьма охотно останетесь в армии, чтобы вашими подвигами принудить к уважению вас даже ваших недоброжелателей, так, как вы это сделали в Бородине. Я вполне уверен, что вы неминуемо достигли бы этой цели, если бы остались в армии. По дружбе, которую не престану к вам сохранять, Я с беспредельным сожалением узнал о вашем отъезде. Вопреки всех неудовольствий, которые вы встречали, вам должно было оставаться, потому что есть случаи, когда надобно поставить себя выше всего в мире. Я никогда не забуду важных услуг, которые вы оказали Отечеству и Мне, и надеюсь, что вы окажете важнейшие. Хотя нынешние обстоятельства не могут быть благоприятнее для нас, судя по положению, в котором находится неприятель, однако борьба еще не кончена; она представит вам возможность ознаменовать ваши великие дарования, которым вообще начинают отдавать справедливость». Барклай-де-Толли отвечал: «Государь! Вы возвратили спокойствие человеку, самому преданному Вашей священной Особе, человеку, которого сердце было раздираемо при одной мысли, что он лишился благосклонности наилучшего из Царей, Государя любимого и обожаемого. Не могу лучше ответствовать на все милости, которыми Ваше Величество меня осыпаете, как поспешив пасть к стопам Вашим. Надеюсь всей России доказать, что Вы доверенностью Своей почтили не недостойного». Вслед за сим письмом Барклай-де-Толли поехал в Петербург, но уже не застал там Государя. Это было в Декабре. Император отправился тогда в Вильну. В ночь, предшествовавшую отъезду, Его Величество три раза посылал осведомляться, не прибыл ли Барклай-де-Толли. В самый день отъезда его из армии получено известие о смерти Князя Багратиона. Так оба полководца, при открытии похода предводительствовавшие армиями, сошли с поприща. Рана Князя Багратиона сначала не казалась опасной, но стечение неблагоприятных обстоятельств час от часу усиливало болезнь. Беспрестанные переезды с одного места на другое, осенняя погода, тряская дорога, невозможность строго соблюдать советы врачей, застарелые болезни, душевные страдания о России, особенно при известии о падении Москвы, – все вместе истощило жизненные силы Багратиона. Через две недели после Бородинского сражения, 12 Сентября, он скончался в деревне Симах, во Владимирской губернии, унося в могилу соболезнование о нем всей России и неведение о возмездии врагам Отечества.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});