Ночные кошмары и сновидения - Стивен Кинг

Он смог совершить последний рывок навстречу их протянутым рукам, краем глаза заметил, как забор проскальзывает мимо него, и сжал пальцы Кэма. Он прыгнул, почувствовал, как рука Мойры крепко хватает его под мышкой, и заполз внутрь, втянув правую ногу в вагон за долю секунды до того, как забор оторвал бы ее с туфлей и со всем прочим.

— Все на борту, детское приключение начинается, — прохрипел он, — с иллюстрациями Н.С.Уайета!

— Что? — переспросила Мойра. — Что вы сказали?

Он обернулся, взглянул на них сквозь спутавшиеся волосы, оперся на локти и запыхтел:

— Ничего. У кого есть сигарета? Помираю.

Они остолбенело поглядели на него, переглянулись, и оба, как по команде, разразились диким хохотом. Пирсон догадался: это значит, что они любят друг друга.

Пока они катались по полу вагона, хватаясь друг за друга и заливаясь смехом, Пирсон присел и начал медленно рыться во внутренних карманах своего грязного, изорванного пиджака.

— Ага, — произнес он, когда во втором кармане рука нащупала знакомую форму. Он извлек мятую пачку и потряс ею: — За победу!

Товарный вагон мчался по Массачусетсу на запад; в открытой двери тускло светились три красных огонька. Неделю спустя они оказались в Омахе. Около десяти утра они уже слонялись по центральным улицам и присматривались к людям, выходившим во время кофейных перерывов из помещений даже под проливной дождь. Они отыскивали Людей десятого часа, охотились за членами Пропавшего колена, того, что пошло за верблюдом, нарисованным на пачке.

К ноябрю их было уже двадцать, и они проводили собрания в подсобке заброшенного москательного магазина в Ла-Висте.

В начале следующего года они совершили первый налет за реку, в Каунсил-Блафс, и перебили тридцать весьма удивленных летучих мышей-банкиров и воротил Среднего Запада. Немного, но Брэнд Пирсон понял, что убивать летучих мышей — почти то же, что сокращать количество сигарет: с чего-то следует начинать.

Пер. Б.Любарцев

Крауч-Энд

К тому времени, когда женщина наконец закончила свой рассказ, была уже половина третьего ночи. За полицейским участком Крауч-Энд протекала небольшая безжизненная речка Тоттенхем-лейн. Лондон спал. Но, конечно же, Лондон никогда не засыпает крепко и сны его тревожны.

Констебль Веттер закрыл тетрадь, которую исписал почти всю, пока американка рассказывала свою странную безумную историю. Он посмотрел на пишущую машинку и на стопку бланков на полке возле нее.

— Эта история покажется странной при утреннем свете, — сказал констебль Веттер.

Констебль Фарнхем пил кока-колу. Он долго молчал.

— Она — американка, — наконец сказал он, как будто это могло объяснить историю, которую она рассказала.

— Это дело пойдет в дальнюю картотеку, — согласился Веттер и посмотрел по сторонам в поисках сигареты. — Но интересно… Фарнхем засмеялся. — Ты не хочешь сказать, что веришь хотя бы части этой истории?

— Я этого не говорил. Так ведь? Но ты здесь новичок.

Констебль Фарнхем сел немного ровнее. Ему было двадцать семь, и едва ли он был виноват в том, что назначен сюда из Максвелл-хилл в северной части города, или что Веттер, который вдвое старше его, провел всю свою небогатую событиями службу в тихой лондонской заводи, называемой Крауч-Энд.

— Возможно, это так, сэр, — сказал он, — но, учитывая это, я все же полагаю, что знаю часть целого, когда вижу ее… или слышу.

— Давай закурим, Фарнхем, — сказал Веттер, немного повеселев. — Молодец. — Он прикурил от деревянной спички из ярко-красной металлической коробки, погасил и бросил обгоревшую спичку в пепельницу около Фарнхема. Сквозь плывущее облачко дыма он пристально посмотрел на Фарнхема. Его лицо было изрезано глубокими морщинами, а нос от лопнувших прожилок был похож на географическую карту — констебль Веттер не упускал случая выпить свои обычные шесть банок «Харп Лагера».

— Ты думаешь, что Крауч-Энд спокойное место, так ведь?

Фарнхем пожал плечами. Он полагал, что Крауч-Энд был захолустьем и, по правде говоря, скучным, как помойка.

— Да, тихое место.

— И ты прав. Это тихое место. Почти всегда засыпает к одиннадцати. Но в Крауч-Энд я видел много странного. Если бы ты пробыл здесь хотя бы половину того, что провел я, ты бы тоже увидел свою долю странного. Прямо здесь, в этих шести или семи кварталах, странного происходит больше, чем где бы то ни было в Лондоне. Готов поклясться. И это говорит о многом. Мне страшно. Поэтому я и выпиваю свою обычную дозу пива и тогда не так боюсь. Посмотри как-нибудь на сержанта Гордона, Фарнхем, и спроси себя, почему он совершенно седой в свои сорок лет. Или, я мог бы сказать, взгляни на Питти, но это невозможно, правда? Питти покончил жизнь самоубийством летом 1976 года. Жаркое было лето. Это было… — Казалось, что Веттер задумался над своими словами. — Тем летом было совсем плохо. Совсем плохо. Многие из нас боялись, что… они могут прорваться.

— Кто мог прорваться? Откуда? — спросил Фарнхем. Он почувствовал, как от презрительной улыбки приподнялись уголки его рта, он понимал, что это далеко не вежливо, но не мог сдержать улыбки. В некотором роде, Веттер был таким же помешанным, как и эта американка. Он всегда был немного странным. Может быть, из-за пьянства. Потом он увидел, что Веттер за его спиной улыбается.

— Ты думаешь, что я рехнулся, — сказал он.

— Вовсе нет, — запротестовал Фарнхем, тяжело вздохнув.

— Ты хороший парень, — сказал Веттер. — Ты не будешь протирать штаны за этим столом здесь в участке, когда тебе будет столько же, сколько мне. Не будешь, если останешься в полиции. Ты собираешься остаться, Фарнхем?

— Да, — твердо сказал Фарнхем. Это было правдой. Он намеревался остаться в полиции, даже несмотря на то, что Шейла хотела, чтобы он ушел оттуда и работал бы в каком-нибудь другом месте, где она могла бы быть за него спокойной. Хотя бы на сборочном заводе Форда. Мысль об этом заставляла сжиматься все его внутренности.

— Я так и думал, — сказал Веттер, раздавливая свой окурок. — Это въедается в кровь, правда? И ты мог бы продвигаться по службе. И ты закончишь ее не в Крауч-Энд. Все-таки ты не знаешь. Крауч-Энд… странное место. Тебе надо будет как-нибудь посмотреть дальнюю картотеку, Фарнхем. О, в ней много необычного… девчонки и мальчишки убегают из дома, чтобы стать хиппи… панками, как они теперь себя называют… мужчины, которые вышли купить пачку сигарет и не вернулись, а когда ты видишь их жен, то понимаешь, почему… нераскрытые поджоги… украденные сумочки… все это. Но между этими делами происходит достаточно историй, от которых стынет кровь. А от некоторых просто тошнит.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});