Вандал (сборник) - Андрей Посняков

– Е, мама, е-е!!!

А потом и сам, при полном одобрении собравшихся, пустился в лихой перепляс, да чуть ли не вприсядку.

– Эй-йо! – довольно скалил зубы вождь или староста, бог знает, кем он здесь считался.

Танцовщицы обступили Сашу со всех сторон, сверкая ослепительно-белыми зубами и золотом браслетов и ожерелий.

– Е, мама, е!

А ничего попадались девчонки, вполне даже симпатичные… особенно вот эта, с ожерельем из серебряных византийских денариев. Неплохое такое монисто, по стоимости на небольшое стадо потянет. И личико приятное у девчонки, и грудь… упругая! Ишь, как колышется, а уж фигурка… впрочем, у них у всех тут фигурки – е, мама, е!

Танцовщица не сводила с гостя глаз – или тому просто так казалось?

Саша даже не заметил, когда вдруг смолкли там-тамы; вокруг резко стемнело, позади пирующих появились подростки с зажженными факелами.

– Нгоно, – наконец-то смог спросить Александр. – Вся эта феерия – неужели в нашу честь?

Чернокожий полисмен ухмыльнулся:

– Фульбе издревле отличаются гостеприимством, а к тому же они считают меня странствующим сыном вождя.

– Хм… интересно – а почему они так считают?

– Да потому что я им об этом сказал. – Пожав плечами, Нгоно поднял выделанную из тыквы чашу с бражкой. – Выпьем за здоровье их старосты. Кстати, он обещал дать нам проводников к побережью!

– Да ты что! – обрадовался Саша. – Вот это здорово, вот это мы удачно зашли. А что тебе еще удалось выяснить?

– Да больше ничего, – напарник несколько потупился. – Сам видишь, не до разговоров пока. Ничего, завтра все подробненько выспросим!

– Да уж, да уж – коль пошла такая пьянка, режь последний огурец! Ну, что – вздрогнули? За здоровье местного старосты! Гип-гип… Ура!

– Ура-а! – потянул Нгоно. – За здоровье.

Нельзя сказать, чтобы Александр сильно опьянел, все же не водку пили, но устал – это точно. И когда староста, через Нгоно, предложил гостям отправиться почивать, молодой человек очень обрадовался. В конце-то концов, хватит тут скакать да пьянствовать, пора и о деле подумать. Вызвать завтра местных на серьезный разговор, установить более конкретно свое местонахождение, а заодно и точное время, так сказать. Вообще-то все эти пляски сильно смахивали на специальный спектакль для туристов: и вопли, и бражка, и девчонки – ну, манекенщицы просто! Наоми Кемпбелл каждой из них и в подметки не годилась бы.

Все это тревожило – не оставляло ощущение какой-то наигранности, фальши. Неужели и вправду аттракцион? Неужто профессор смог лишь пронзить пространство, а время… а время осталось прежним. Вот сейчас явятся из-за деревьев официанты в черных смокингах, начнут выклянчивать чаевые… ага, ну, конечно – вон и староста уже вытащил мобильник! Хотя… нет, это не мобильник – амулет какой-то, талисман на счастье кочевой жизни.

Гостям постелили в шатрах, каждому – в отдельном. Скорее это были просто переносные хижины, нечто вроде вигвамов или чумов – воткнутые в землю колья, связанные вместе и обтянутые циновками да звериными шкурами. Но, в общем – симпатичненько, этакий древне-племенной экстрим. Расстеленная на земле циновка казалась сплетенной из самых пахучих трав, явно пахло шалфеем и мятой, а еще едва уловимо анисом. Чум… или вигвам? – не был закрыт до самого верха, видно, дождей не ждали, и сквозь прорехи внутрь заглядывала луна. Большая такая, серебристая, светлая, прямо не луна, а прожектор.

Луна!!! А не сверкающий астероидный пояс!

Все хорошо, вот только одеяло и подушку гостям выдать забыли. Ну, без одеяла-то можно было обойтись – ночка выдалась жаркой, а вот без подушки Саша не мог никак, а потому все ворочался, не в силах заснуть. Впрочем – недолго. К шатру явно кто-то шел, не особо скрываясь… вот остановился. Мягкий певучий голос что-то спросил…

– Антре, антре, – по-французски откликнулся Саша. – Заходите.

Как ни странно, но его поняли – не трудно было догадаться. Вошли… точнее сказать, вошла… нет – вползла на коленках, по-иному тут было никак. Поздним гостем оказалась та самая танцовщица-манекенщица с серебряным звенящим ожерельем. Узкий поясок, передничек, голая упругая грудь… а какие бедра, какой животик…

Не тратя времени даром, незваная гостья – почаще бы такие заходили! – без лишних слов сразу же перешла к ласкам, причем – весьма изысканным. Ах, как работал ее язычок, как ласкали кожу твердые, налившиеся любовным соком, соски, как…

Александр все же был нормальным молодым мужиком, без всяких модных извращений, а потому – живенько притянул красотку к себе, погладил по бедру, по спине, поласкал грудь: девушка задрожала, зашлась в нетерпении, видно было – по крайней мере, Саша это хорошо чувствовал – все, что здесь сейчас происходит, этой ночной фее очень и очень приятно.

А какие были у нее глаза! И как в них блестела отраженная луна… Ах…

Нежно поцеловав девушку в губы, быть может, чуть более тонкие, нежели принято у красавиц, молодой человек осторожно повалил танцовщицу на циновку, чувствуя жар темно-красной кожи и теплую упругую грудь…

И вот уже два тела сплелись в любовном экстазе, и послышались стоны, и мерно зашуршала циновка, а вот девушка вскрикнула… нет, не от боли, от удовольствия… вот что-то зашептала… вот – засмеялась…

И за всем этим сверху подглядывала луна.

– Какая ты славная! Нет, в самом деле – славная, – шептал Александр по-французски. – О, ма шери… Как тебя зовут? Имя? Скажи мне имя?

– Сигаль, – странно, но девушка его поняла, отозвалась!

Неужели и впрямь все здесь – туристский аттракцион? Вот ведь – понимает же по-французски… Но… опять же – луна? Она-то откуда взялась? Ведь взорвали же!

– Откуда у тебя это ожерелье?

Танцовщица улыбнулась:

– Ромеи. Колония Юлия.

Колония Юлия… так римляне прозвали Карфаген!

– Тю парль франсе?

– Не понимаю.

– Ах да, да – латынь! Ну, конечно же – это латынь. Где ты научилась этому языку, девочка?

– Там же, в Колонии Юлия… но я плохо уметь говорить. Больше слушать. Вот – хочу слушать тебя. Расскажи – кто ты? Ты вандал, да? Римлянин? Или, быть может, гот?

– Тсс!!! – Саша провел пальцем по жарким губам девушки. – Слишком много вопросов. Дай-ка, я поцелую тебя еще разок… иди…

Танцовщица не упрямилась, наоборот, улыбнулась, с готовностью предаваясь любви. И снова пылкие объятия, и горячие поцелуи, и томный взгляд этих божественных черных глаз… И подглядывающая луна – вот она, над головою, в прорехах шатра. Целая, целая… еще не взорванная. Ишь, как лукаво смотрит… и, кажется, смеется.

Саша задремал бы, но нет, Сигаль не давала – будила, и тоненький голосок ее звенел, точно золотой колокольчик:

– Ну, откуда же ты, признайся! Мне интересно спросить.

– Надо говорить – «интересно знать». Я вандал, ты права, паломник и воин. А мой друг Нгоно – сын вождя.

– Ты из Карфагена?

– Из Гиппона.

– Гиппон? Увы, я там не жила. А Карфаген… кого ты там знаешь? Может быть – кого-то при королевском дворе?

– Увы, я не настолько знатен.

На все вопросы Александр отвечал уклончиво, чувствовал почему-то, что не зря девчонка выспрашивает: не столько по своему личному любопытству, сколько… сколько волею пославшего ее старосты? Одно пока радовало – похоже, это совсем не аттракцион и путники попали туда, куда надо. Колония Юлия – Карфаген, ромеи… Что еще она знает?

– Гуннерих, наследник… Я как-то видел его в храме. Случайно.

– Гуннерих? Ты говоришь о правителе Африки?

Ага… вот он уже и правитель. Еще бы уточнить – какой сейчас год?

– Ты веришь в Иисуса Христа, Сигаль?

– Иисус? – Девчонка замялась. – Это такой худой распятый бог? Не сказать, чтоб я в него верила.

– Потому и не можешь сказать, когда его распяли.

– Нет… Давно уже.

Ладно, покуда можно обойтись и без точной даты – главное уже известно! Гуннерих – нынче король, «правитель Африки», иначе рэкс!

А девочка-то не из простых – ишь, как бойко болтает по-латыни. А сказала, что плохо говорит.

– Значит, ты не простой воин?

– Пожалуй, что нет.

– Но у тебя нет родичей при дворе Гуннериха-рэкса?

– Увы, как-то не обзавелся.

– Жаль… И влиятельных друзей нет?

– А зачем ты спрашиваешь? Хочешь вернуться обратно в Карфаген? Ну, конечно, там куда веселее, чем здесь…

– Не очень-то там весело. – Девчонка вдруг напряглась, и в голосе ее натянутой струною звякнула ненависть, впрочем, быстро исчезнувшая.

А Саша мысленно обругал себя за бестактность. Ясно же было: девчонку похитили из родных мест да продали в самое гнусное рабство, в какой-нибудь лупанарий… Ну да, судя по ее специфическим умениям – именно туда. Нечего и расспрашивать, бередить чужие раны.