Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

разнести полицейские участки, как привлечь на свою сторону солдат, а солдаты сами явились к ним!

Соединенные толпы солдат и рабочих осадили казармы московцев. Запасный батальон был выстроен во дворе. Часть солдат присоединилась к толпе. Офицеры отстреливались из пулеметов из военного собрания. Части удалось скрыться. Много убитых и раненых. Часть восставших атаковала бараки самокатчиков. Там велосипедисты, руководимые офицерами, блестяще и героически долго отстреливались. Толпа подожгла заборы, бараки. Погибло много там. Толпа разгромила полицейские участки. Подожгла их. Наконец, осадила знаменитую тюрьму Кресты и освободила всех арестованных. Преступники всех категорий увеличили революционную толпу.

С Выборгской стороны уже столь победоносная толпа направляется обратно к Литейному мосту. Освобождают арестованных из Дома предварительного заключения, поджигают здание Окружного суда на Литейном. Строят на всякий случай баррикаду на Литейном. Мешают прискакавшей пожарной команде тушить Окружной суд. Но что же делать дальше? Кто-то кричит: «В Думу, в Государственную думу!» И революционный поток, бушующий уже несколько часов, беспрепятственно направляется к Таврическому дворцу…

Указ о роспуске Государственной думы был послан Родзянко поздно вечером 26-го числа, а опубликован утром 27-го. Но правительство не приняло никаких мер к тому, дабы в Думу с утра никто не пропускался и чтобы не было допущено никаких около Думы манифестаций. Хабалов этого не понимал, градоначальник, по действиям, как бы не существовал, а старого и опытного полицейского генерала Вендорфа, знавшего, какие принимались меры при роспуске Первой и Второй Думы, видимо не считали нужным спросить. Благодаря такой непредусмотрительности и бездействию высших властей, с девяти часов утра в Государственную думу стали собираться депутаты. В комнате № 11 совещалось бюро Прогрессивного блока. В кабинете Родзянко совещался совет старейшин. Обсуждали, как отнестись к государеву указу. Было решено: указу о роспуске подчиниться, считать Думу нефункционирующей, но членам Думы не разъезжаться и немедленно собраться на частное совещание.

Такое иезуитское решение облетело [Таврический] дворец и вышло за его пределы. Его и поняли так, что Дума царского указа не признает, а потому и не расходится! Керенский дал электрический звонок для сбора депутатов в Большой зал заседаний. Крупенский, подбежав к Родзянко, советовал помешать затее Керенского. Родзянко приказал выключить звонок Большого зала. Депутаты приглашались на частное заседание в полуциркульный зал. Все взволнованы. Председательствует Родзянко. Произносили речи: Некрасов, Чхеидзе, Аджемов, Керенский, Милюков, Родичев и другие. Некоторые предлагали возглавить движение. Некрасов предлагал выбрать диктатором артиллерийского генерала Маниковского. Милюков рекомендовал [проявлять] осторожность и выжидать, что покажут события. Решили: выбрать пока Временный комитет — «для водворения порядка в столице и для сношений с общественными организациями и учреждениями». То был второй революционный шаг Государственной думы. В комитет выбрали весь состав бюро Прогрессивного блока, усилив его Керенским и Чхеидзе. Ими социалисты накладывали руку на буржуазию.

Во время собрания узнали, что к Думе двигается вооруженная толпа. Началось смятение. Депутаты спешили скрыться; несколько человек выскочили в окна, в сад, и выбрались задними ходами за пределы дворца. А толпа солдат, рабочих и всякого люда заполнила двор, смяла караул, убила его начальника и затопила лавой все помещения Государственной думы…

Лишь некоторые депутаты, как Керенский, Чхеидзе и другие, казалось, были родственны этой нахлынувшей толпе. По крайней мере, только у них нашелся общий язык с ней. Только они не боялись говорить с ней.

Государственная дума сделалась одним из первых завоеваний революции. Подготавливая революцию уже много месяцев, Государственная дума стала ее первой жертвой. Теперь в Думу шел всякий, кто считал себя на стороне революции. Взбунтовавшийся солдат, солдат, убивший своего начальника, распропагандированный партийный рабочий, интеллигент, мечтавший за рюмкой водки о революции, радикальный журналист, беспаспортный еврей, экзальтированные девицы, молодые люди всяких взглядов и возрастов, авантюристы разных марок и выпущенные из тюрем преступники — все стремились теперь в Государственную думу. Дума стала штабом революции.

Знаменитый план охраны — Протопопова, Балка, Хабалова — провалился блестяще в то утро. Солдатский бунт не был предусмотрен планом. В нужную минуту у командующего войсками не оказалось под рукой ни войск, ни начальника для них. Уже к полудню два колоссальных городских района оказались полностью во власти революции. Кто-то подсказал Хабалову, что в Петроград приехал в отпуск энергичный полковник Преображенского полка Кутепов. Отыскав Кутепова, Хабалов поручил ему с отрядом из двух рот Преображенского полка, двух рот Кегсгольмского, одной роты стрелков, одного эскадрона 9-го запасного Кавалерийского полка и одной пулеметной роты идти в район Государственной думы, смирить бунтовщиков и восстановить порядок.

После очень долгих сборов отряд наконец сформировался и тронулся в путь. На углу Невского и Литейного проспектов некий полковник в николаевской шинели[158] дружески уговаривал Кутепова бросить это дело и вернуться с отрядом к Зимнему дворцу. Кутепов продолжал путь, дошел до казарм Литовского полка, пытался водворить там порядок, но успеха не имел. Пошли дальше. Сплошная толпа мешала движению отряда. Начались столкновения с толпой. Пришлось стрелять. Из толпы отвечали выстрелами.

У Кутепова оказались убитые и раненые. У Кирочной и Спасской отряд окончательно потонул в толпе. Толпа засосала солдат. Подобрав раненых, Кутепов распорядился перенести их в ближайший госпиталь. Солдаты братались с толпой. Отряд рассеялся. Офицерам пришлось укрываться от разъяренной толпы. Сам Кутепов укрылся в одном из госпиталей. Его искали, но сестры не выдали. Отряд исчез бесследно. Хабалов много часов ждал донесений о действиях отряда. Они не приходили. Отправленный для розыска казачий разъезд сначала принес известие, что Кутепов просит подкрепления, а затем — что отряда нет, отряд исчез…

Хабалов растерялся окончательно. Отовсюду просили войск для охраны, а войск не было. Из стоявшего поблизости, на Миллионной улице, запасного батальона Преображенского полка шли нехорошие слухи. Молодые офицеры там были под большим влиянием Государственной думы. Один офицер приходился племянником депутату Шидловскому, стороннику отречения государя. Вести о волнениях в других батальонах, о волнениях в ротах, что стояли на Таврической улице, смущали молодежь.

Командир батальона, полковник, князь Аргутинский-Долгорукий не пользовался должным авторитетом у молодежи. По инициативе одного капитана офицеры решили вывести еще невзбунтовавшиеся роты на площадь Зимнего дворца и уговорить прийти на площадь батальоны остальных трех полков первой дивизии. Фантазерам рисовалось, что это будет отряд, который предложит правительству требования в духе пожеланий Государственной думы. Послали делегатов к семеновцам, измайловцам и егерям. Миссия успеха не имела. Командир одного из запасных батальонов, выслушав делегата, протелефонировал в штаб запасной гвардейской бригады и, узнав, что предложенный ему проект идет вразрез с приказаниями генерала Хабалова, категорически отказался от сделанного ему предложения.

Между тем преображенцы, одна или две роты, вышли на площадь. Вскоре туда