Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

вернётся, так сказал… — пробормотала я.

— Застрянет, уж поверь…

В машине мы одновременно набросились друг на друга, хотя моя же одежда продолжала мне мешать, отчего некий оттенок раздражения разбавлял накрывшую меня полноту любовного переживания. Раз за разом оно становилось острее и насыщеннее и без всякого леса, куда он вздумал пригласить меня. Как бездомный, как кот приблудный, как бродяга без стыда и правил. Исправить навязанный стиль отношений не получалось. Ценность его машины ничего тут не меняла, — неудобно и постыдно, а главное, неполноценно! А я уступала и уподоблялась такой же придорожной бродяжке, ибо даже особые девы имели такую нехитрую роскошь как удобную постель. Хорошо ещё, что не на лесной подстилке из травы и мха.

Он утягивал меня в необоримую тёмную глубину открывшегося колодца, ухватив за сердце, за трепещущие опалённые нервы. Как в том самом сне, когда он являлся ко мне в облике какого-то инфернального существа, подавляя больше, чем внушая нежную ответную страсть. Сама обстановка спешки и очевидной неполноценности такой вот любви плющила мою душу, гасила нежность, стремление к доверию, и я не имела различения, где любовь перетекает в муку. А противостоять не только не было сил, а наоборот, он возбуждал во мне дикое ответное устремление к себе. И я нешуточно начинала ненавидеть его заодно со своей неотменяемой женской и так долго подавляемой природной сутью, сладострастно барахтаясь как глупое насекомое в сахарной паутине, когда сладость переживаемого момента отменяет инстинкт самосохранения, что можно ведь и пропасть!

— Ну, когда же, наконец, мы будем любить в человеческих условиях! — произнесла я жалобно после своих же неконтролируемых вскриков и стонов. Желаемой вершины того, что и есть насущный смысл близости, ради чего женщина и позволяет мужчине вторгаться в своё трепетное и чрезмерно чувствительное нутро, достичь не удалось. Этому препятствовала неподходящая и уже надоевшая обстановка, моё неумение окончательно отбросить стыдливость, совместное с моим же нежеланием отдаться всему с реальной уже бесконтрольностью. Зажатость и невозможность разграничить, то ли это неудобство душевное, то ли физическое, — Я хочу полноценной, настоящей любви!

— Разве я тебе в этом отказываю? — спросил он. — В чём неполноценность?

— Во всём. Если ты не понимаешь, что наши отношения неполноценные, то к чему и объяснять… — я замолчала, наблюдая, как жадно он присосался к моей груди и удивляясь тому, что мне и это уже неприятно. Злость глушила все чувства.

— Похоже, что твоя мама не кормила тебя грудью в своё время, чтобы вволю, — заметила я, — Но в моей груди нет нектара, который с такой жадностью ты пытаешься выцедить из меня!

— Тебе не нравятся мои ласки? — опешил он. — И при чём тут моя мама? А кстати… — он откинулся на спинку сидения, отпустив меня из своих объятий, — У меня было искусственное вскармливание в младенчестве, и моя мама так и не потревожила свою пышную грудь такой вот обременительной работой… — от внезапной обиды он надул губы, будто его, действительно, оторвали от источника насыщения и оставили наполовину голодным. — А вот моя земная жена доходила до оргазма, когда кормила нашего сына грудью…

Упоминание о том, что у него была когда-то семья где-то там, в загадочных глубинах звёздного колодца, откуда он и прибыл, подействовало угнетающе. Учитывая подобный массив его личного опыта, что такое для него я? Случайно залетевшая в его жизненное пространство пылинка? Он вовсе не настолько молод, насколько таковым казался. А значит, и настолько простым, прозрачно-проницаемым для меня, каким тоже порой казался.

— Твой сын уже взрослый…

— И не только взрослый, он работает со мной вместе. Здесь, — пояснил он. Я облизнула пересохшие губы. Его сын здесь?!

— Тогда всё понятно. Зачем тебе идти в Храм Надмирного Света, если у тебя уже есть дети, и дочь, и сын… взрослые дети. Может, и ещё где-то живут твои дети, — добавила я с нескрываемой печалью. — Это у меня нет ни семьи, ни детей… И уже совсем скоро я вовсе не буду выглядеть как юная девушка, обольщая своей вечной молодостью, потому что не обладаю запредельным волшебством, каким наградила тебя твоя цивилизация. Тон-Ат, конечно, мог бы продлить мою молодость, если уж он маг, и если бы я осталась с ним навсегда. Но в этом случае, что толку от молодости, если нет любви? Нет детей, чтобы испытывать оргазм от их прикосновений к своей груди, налитой материнским молоком, а не одной лишь похотью…

— Похоже, ты ошиблась в своём выборе, — ответил он, не пояснив, кого имеет в виду. Бесплодного Тон-Ата или себя самого?

— Предупреждаю, это в последний раз… я не хочу таких вот отношений. Лучше я буду одна, чем так…

— Хочешь сказать, что я тебя не устраиваю? — он глядел на меня затуманенными глазами, не успев отойти от собственного чувственного запоя, — Выходит, твой муж-колдун настоящий ас в этом деле, и мне так и не удалось превзойти его высший пилотаж?

Насыщенность его речи странными и непонятными терминами лишь усиливала вдруг возникшую неприязнь к нему, — Мне хочется ударить тебя! — прошипела я, вовсе не шутя, и схватила его за уши. — Ты реальный лысый оборотень, околдовавший меня и подвергающий каким-то пыткам, а внушаешь, что это и есть любовь. Тон-Ат любил меня, а ты… я не знаю, каким словом обозначить происходящее. А ведь говорила мне бабушка, что Чёрный Владыка положил на меня глаз сразу же, как только я появилась на этот свет. Её зловещие таблицы так говорили: нет, и не будет, мне счастья! — я заплакала, царапая его за шею с умыслом причинить боль.

— Не ожидал, что в тебе скрыт такой вот садистский комплекс, — он лениво, но сильно сдавил мои руки, и опять какая-то невнятная белиберда вместо понятных слов!

— Говори нормально, раз уж я не знаю твоего языка! Но что и ожидать от оборотня, от того, кто не ставит ни во что всякую здешнюю душу! Неужели, в твоём подземном доме так ужасно, что ты не хочешь приглашать меня к себе? Сколько можно трепать меня как куклу и унижать во мне достоинство женщины… злоупотреблять моей любовью…

— Чего ты злишься? Ведь нам же хорошо. Всё остальное не имеет ни малейшего значения, — он пригнул мою голову к себе и впился в мои губы. Я вынужденно смолкла.

— С этого и стоило начинать, — произнесла я, отрываясь от его губ, — С поцелуев, а уж потом и всё прочее…

— Всё прочее ещё будет, уж поверь. Будет тебе и подземный мир, и хрустальная пирамида… Экзотика в любви тоже супер ценная штука, уж поверь. А когда накала