Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич

Если б можно было найти ему какое-нибудь занятие или послать его в санаторию отдохнуть месяца на два на чистом воздухе, — только не в городе, и чтоб он не шатался без дела.

Теперь я должна встать и одеться. Прощай, мое сокровище, моя радость, мой Солнечный Свет, мой бесценный!

Бог да благословит и сохранит тебя! Целую тебя с “бесконечной, искренней преданностью” и остаюсь твоя старая

Солнышко.

Ц. ставка. 31 марта 1916 г.

Мое любимое Солнышко!

Наконец-то я улучил минутку, чтоб сесть и написать тебе после пятидневного молчания, — письмо заменяет разговор — не то что телеграммы!

Нежно благодарю тебя за твои дорогие письма — как давно полученным кажется твое первое! Какое счастье получать их несколько в один день, по пути, возвращаясь домой!

В дороге я читал с утра до вечера — сначала я окончил “The man who was dead”, затем французскую книгу, а сегодня прелестный рассказ о маленьком Голубом Мальчике! Мне он нравится, Дмитрию тоже. Несколько раз пришлось мне прибегать к носовому платку. Я люблю перечитывать отдельные места, хотя их я знаю чуть ли не наизусть — я их нахожу такими правдивыми и красивыми! Не знаю почему, мне это напомнило Кобург и Walton!

Я очень доволен своей поездкой. Слава Богу, все прекрасно сошло. Ты можешь себе представить, как я был приятно удивлен, когда, объезжая войска на большом смотру, увидал наших дорогих казаков, которые, начиная от Жукова и до последнего солдата, ухмылялись и улыбались во весь рот; среди них Шведов и Зборовский. Я передал им приветствие от тебя и девочек!

Они только что вернулись из окопов. Погода была отвратительная — сильный ветер с солнцем, градом и дождем. Твоих Крымцев я, к сожалению, не видел!

Штаб 9-й армии приготовил мне простой завтрак в маленьком городке Хотине, где я также посетил два лазарета. В этот день мы были 9 часов на воздухе. В Каменец-Подольске генералы обедали со мной в поезде. Я много беседовал с Келлером и передал ему твой привет. Он нисколько не изменился. На следующий день, то-есть вчера, я осматривал недавно сформированную дивизию — 3-ю Заамурскую пехотную дивизию. Она производила прекрасное впечатление — великолепные рослые молодцы, совсем гвардейцы. Во время смотра мы слышали обстрел нашими орудиями австрийских аэропланов, которые сбрасывали бомбы на оба наших моста на Днестре. Затем посетил еще 2 лазарета и Лечицкого[807], он начинает поправляться, но еще лежит. Я уехал из Каменец-Подольска после завтрака; погода стала теплой и ясной, и я прибыл сюда сегодня вечером в 9 ч. 30 м. Лег я довольно поздно, потому что должен был приготовиться к военному совету.

1 апреля. Теплое, серое утро после ночного дождя — как раз подходящая погода для продолжительного заседания. Оно началось в 10 ч., продолжалось до завтрака и опять тотчас же возобновится.

Дмитрий сегодня вечером уезжает; он проведет 3 дня дома и затем вернется в свой полк. Я просил его зайти повидать тебя. Забыл тебе сказать, что в КаменецПодольске я два раза видел Мишу. Он выехал раньше меня в свою дивизию, расположенную недалеко от Каменец-Подольска.

Теперь, мой ангел, моя нежная голубка, я должен кончать. Да благословит Бог тебя и детей!

Нежнотебя и их целую.

Навеки твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 1 апреля 1916 г.

Мой родной и милый!

Теперь ты снова в ставке и, боюсь, чувствуешь себя ужасно одиноким. Стоять одному в церкви, во время этих чудных служб, будет грустно. С тобой ли, по крайней мере, Георгий?

У меня приоткрыто окно, и я слышу, как чирикает птичка, в Гатчине распустились первые голубые цветочки; сегодня чудное солнце и очень тихо.

Ольга написала тебе все, что мы делали в городе; я только добавлю, где мы с Татьяной были, пока Ольга была в Зимнем Дворце. Мы ездили в новую маленькую церковь Бари во имя Скоропослушницы и видели там дивную икону — такой чудный, кроткий лик, и во время молитвы перед ней охватывает такое хорошее чувство. Я там поставила за тебя свечку, у Каз. Божьей Матери, куда мы ездили, также. Посылаю тебе маленький образок, привезенный мною оттуда, — у тебя их уже много, но когда ты прочтешь надпись на обратной стороне, она, может быть, поможет тебе в твоей трудной работе. Затем были в складе, обошла его весь, — увы! не очень много народа. Затем посидела у Ксении. Я очень давно не была у нее, а потому нашла большие перемены в ее комнате. Никита здоров.

Спала не очень хорошо, что бывает, когда я переутомлена, и все болит, а потому останусь сегодня утром в постели.

Получила вести от Н.П.; он говорит, что там весна, много птиц, прилетело даже 25 аистов. Кирилл провел у них неделю и, по-видимому, уехал с сожалением. Утром они ездили в разные роты, расположенные в нескольких верстах от них, смотрели стрельбу. Ученья у них еще не было, так как дороги невозможные, и все покрыто водой. После завтрака они гуляли в саду, а затем опять уезжали, а вечером играли в бридж. Роты ходят на молитву по очереди, — моя маленькая церковь устроена в амбаре, а потому там очень уютно и не холодно: они могут стоять без шапок. Батюшка очень рад, что может чаще служить. Полушкин не заботился об этом, а на яхте наши к этому привыкли. Я пошлю им и моим уланам маленькую плащаницу. Я очень рада, что старик Иванов будет с тобой. Я помню, что он всегда намекал мне, как это было бы хорошо. Если все будет спокойно, он надеется 16-го приехать на 5 дней. Гротен появился здесь на несколько дней и, кажется, Кусов. Видела мельком в городе Леневича и Дробязгина в ужасно маленькой папахе.

О, милый, как печальны вербы в одиночестве! Мучительна мысль, что ты один, без нас. Те, кто на войне, окружены своими товарищами и солдатами, ты же несешь всю тяжесть ее, и около тебя все такие скучные люди! Я тоскую по тебе, мне недостает тебя больше, чем я могу сказать, мой единственный, мое все, моя жизнь, мой светик, мой родной, совсем, совсем мой.

Сегодня после обеда посижу в саду, пока дети будут работать, а перед тем пойду к Знамению — я чувствую себя спокойнее, когда приношу ей свои молитвы за тебя, мой ангел.

Любимый мой, почему ты не назначишь флигель-адъютантов из различных полков на дежурство при твоей особе на 2-3 недели, это было бы честью для них; время еще спокойное, а они могли бы рассказывать тебе интересные вещи во время твоих прогулок, более веселые, чем Валя, Кира. и даже блаж. Мордвинов и самоуверенный Воейков; пожалуйста, осаживай его иногда, это следует, он слишком самодоволен, — это выводит меня из себя всякий раз, когда я с ним разговариваю. Не позволяй ему снова говорить против нашего митрополита и обращай поменьше внимания на то, что он говорит. Ну, я опять вмешиваюсь, но он такой человек, которого, по моему мнению, всегда нужно держать в руках и следить за ним. Он недостаточно внимателен к другим и думает прежде всего о своей личной безопасности, я хочу сказать, положении.

Прощай, мой дорогой, мальчик милый, муженек любимый.

Чувствуешь ли ты мою горячую любовь и что я молюсь рядом с тобой, когда ты стоишь на коленях со свечой и с вербами в руках?

Не могу себепредставить, как мы будем проводить эти великие дни врозь.

Да обратится твоя жизнь и царствование от горя и забот к славе и радости и да принесет тебе Пасханичем не омраченную благодать!

Прощай, сокровище мое. Мы будем говеть, как всегда, но это будет страшно грустно без тебя.

Прижимаю тебя к груди и держу в нежных объятиях, целуя все любимые мною местечки с нежной, глубочайшей преданностью. Да благословит тебя Господь!

Твоя

Родная.