Взлет и падение третьего рейха (Том 1) - Ширер Уильям

Геринг: Так почему же вы не позаботились о том, чтобы били меньше стекол?

Когда коммерсант надоел фельдмаршалу, его отпустили. О его дальнейшей судьбе ничего не известно.

Представитель министерства иностранных дел заметил, что при разработке дальнейших мер в отношении евреев следует учитывать общественное мнение в Америке {Американский посол в Берлине Хью Вильсон был отозван президентом Рузвельтом 14 ноября, то есть через два дня после "консультаций" с Герингом. Больше он на этот пост не вернулся. Немецкий посол в Вашингтоне Ганс Дикхофф, который в тот же день доложил в Берлин о том, что в Штатах "поднялась буря негодования" из-за устроенного немцами погрома, был отозван 18 ноября и тоже не вернулся на свой пост. 30 ноября германский поверенный в делах в Вашингтоне сообщил в Берлин посредством кода, что "ввиду ухудшения отношений и недостаточных мер по обеспечению безопасности секретных материалов" в посольстве "секретные досье политического содержания" следует перевезти в Берлин. "Досье настолько объемны, - предупреждал он, - что их невозможно будет уничтожить сразу, если в том возникнет необходимость". Прим. авт.}. От этого замечания Геринг взорвался: "Это страна негодяев!.. Страна гангстеров!"

После долгих обсуждений было решено поступить следующим образом: изгнать евреев из германской экономики; передать все промышленные предприятия, принадлежащие евреям, их собственность, включая ювелирные изделия и произведения искусства, в руки арийцев с компенсацией в виде долговых обязательств, по которым евреи смогут получать только проценты, но не сам капитал. Практически меры по изгнанию евреев из школ, с курортов, из парков, лесов и т. д., а также вопрос о том, выдворять их из страны после того, как они будут лишены собственности, или заключать в гетто, предстояло решить на дальнейших заседаниях комитета.

В конце встречи Гейдрих суммировал все сказанное: "Несмотря на то что мы изгоним евреев из экономической сферы, нашей основной задачей остается вышибить их из Германии вообще". Граф Шверин фон Крозиг, министр финансов, гордившийся тем, что представляет в нацистском правительстве "старую добрую Германию", согласился, что придется сделать все, чтобы изгнать евреев в другие страны.

Когда же речь зашла о гетто, то он нерешительно заявил: "...Перспектива оказаться в гетто - не самая приятная..."

В 14.30, почти через четыре часа, Геринг прекратил совещание.

"Я закончу наше совещание такими словами: "Немецким евреям придется в качестве наказания за свои гнусные преступления и так далее уплатить один миллиард марок. Это сработает. Эти свиньи не совершат больше убийств. Кстати, должен заметить, что я не хотел бы сейчас быть евреем в Германии".

Много бед обрушилось со временем на евреев по воле этого человека, рейха и его фюрера. А время бежало быстро. В ночь на 9 ноября 1938 года - в ночь, разбуженную погромами и освещенную заревом пожаров, - третий рейх сознательно свернул на темную и страшную дорогу, возврата с которой уже не было. Многие евреи были убиты, замучены и ограблены и раньше, но эти преступления, за исключением тех, что творились в концлагерях, совершали головорезы в коричневых рубашках. Они орудовали, побуждаемые алчностью и желанием удовлетворить свои садистские наклонности, причем государство смотрело на это сквозь пальцы. Теперь само правительство Германии организовало и провело большой погром. Убийства, грабежи, поджоги синагог, домов, магазинов в ночь на 9 ноября - это преступление, содеянное рейхом. Ему же принадлежат и декреты, опубликованные в официальной газете "Рейхсгезецблатт", - три таких декрета были опубликованы в тот день, когда состоялась встреча у Геринга. В соответствии с этими декретами евреев облагали штрафом в размере миллиарда марок, изгоняли из экономики страны, лишали той собственности, которая у них еще оставалась, и отправляли в гетто и еще более страшные места.

Мировая общественность была потрясена и возмущена варварством, происходившим в стране, хваставшейся своей многовековой христианской и гуманистической культурой. Гитлер в свою очередь был взбешен реакцией мировой общественности и еще раз убедил себя, что это доказывает наличие "всемирного еврейского заговора".

Теперь, в ретроспективе, очевидно, что жестокость, которую рейх обрушил на евреев в ночь на 9 ноября, и варварские методы, которые применялись по отношению к ним позднее, являлись признаками фатальной слабости, которая привела впоследствии диктатора, его режим и нацию к окончательному краху. На страницах этой книги мы встречали много примеров, подтверждающих наличие у Гитлера мании величия. Но до поры до времени он умел сдерживать себя для собственного же блага и для блага своей страны. Были периоды, когда его действия, не только смелые, но и тщательно рассчитанные, помогали ему одерживать одну головокружительную победу за другой. События 9 ноября и их последствия показали, что Гитлер начал терять контроль над собой. Мания величия брала в нем верх. После изучения стенограммы встречи у Геринга 12 ноября стало ясно, что именно Гитлер в ответе за катастрофу, происшедшую я тот ноябрьский вечер; именно с его одобрения была начата эта кампания; именно он требовал от Геринга, чтобы тот очистил Германию от евреев. С этого момента хозяин третьего рейха редко пытался сдерживаться, что спасало его прежде. И хотя в дальнейшем ему еще удавалось одерживать удивительные победы, семя самоуничтожения было посеяно.

Слабость Гитлера передавалась нации подобно вирусу. Будучи очевидцем, автор этих строк может подтвердить, что ад 9 ноября вселил в сердца многих немцев такой же ужас, как в сердца американцев, англичан и других иностранцев. Но при этом ни представители христианской церкви, ни генералы, ни представители "старой доброй" Германии не выступили с открытым протестом. Они смирились с тем, что генерал Фрич назвал "неизбежностью" и "судьбой Германии".

Эйфория, охватившая жителей Европы после подписания Мюнхенского соглашения, быстро улетучилась. Гитлер выступил с речами в Саарбрюкене, Веймаре, Мюнхене. В них он обращался ко всему миру, в частности к англичанам, с советом не лезть не в свои дела и не проявлять озабоченность "судьбой немцев, проживающих в рейхе". Как громогласно заявлял он, их судьба - удел Германии, и только ее. Понадобилось не очень много времени, чтобы даже Невилл Чемберлен понял, что представляет собой правительство Германии, которое он так рьяно умиротворял. Минул насыщенный событиями 1938 год. Наступил зловещий 1939-й. Чемберлен узнал, что у Гитлера, с которым он так истово соглашался в интересах мира в Европе, на уме совсем иное {28 января 1939 года лорд Галифакс тайно предупредил президента Рузвельта, что "еще в ноябре 1938 года появились подозрения, которые теперь почти переросли в уверенность, что Гитлер планирует дальнейшие захваты весной 1939 года". Министр иностранных дел Великобритании сообщал: "Донесения указывают на то, что Гитлер, подбадриваемый Риббентропом, Гиммлером и другими, намеревается совершить нападение на страны Запада в качестве прелюдии к последующим действиям на Востоке". - Прим. авт.}.

Вскоре после Мюнхена Риббентроп совершил поездку в Рим.

Чиано записал в своем дневнике, что мыслями Риббентроп уже "переключился" на войну.

"Фюрер убежден, - заявил германский министр иностранных дел Муссолини и Чиано, - что мы неизбежно вступим в войну с западными ' демократиями в ближайшее время - года через три или четыре... Чешский кризис показал нашу силу! У нас есть превосходство в инициативе, поэтому мы будем хозяевами положения. На нас не могут напасть. С военной точки зрения ситуация превосходная: уже в сентябре (1939 года) мы сможем вести войну с великими демократиями" {В немецком варианте записи беседы Риббентропа и Чиано в Риме 28 октября, сделанной доктором Шмидтом, подтверждается воинственное настроение Риббентропа. Приводятся его слова о том, что Германия и Италия должны готовиться к "вооруженному конфликту с западными демократиями... здесь и сейчас". На этой встрече Риббентроп уверял Чиано, что Мюнхен показал силу изоляционистов в США, так что "Америки опасаться нечего". - Прим. авт.}.

Молодому итальянскому министру иностранных дел Риббентроп показался человеком "самовлюбленным, болтливым и пустым". Так записал он в своем дневнике, после чего добавил: "Дуче говорит, что достаточно взглянуть на его голову, чтобы понять, как мало у него мозгов". Германский министр иностранных дел приехал в Рим для того, чтобы убедить Муссолини подписать военный союз между Германией, Японией и Италией, проект которого итальянцам показывали в Мюнхене. Однако Муссолини не торопился. Как отмечает Чиано, он еще не был готов окончательно сбросить со счетов Англию и Францию.

Сам Гитлер в ту осень носился с идеей отколоть Францию от ее союзника, отделенного от нее проливом. 18 октября, принимая в "Орлином гнезде", расположенном высоко над Берхтесгаденом {Это удивительное сооружение возводилось в течение трех лет и обошлось очень дорого. Добираться туда было чрезвычайно трудно. Сперва надо было преодолеть десять миль по дороге, как бы прилепившейся к скале, потом - длинный туннель, прорубленный в горной породе, а оттуда подняться на лифте на 370 футов. В результате человек оказывался на горе высотой шесть тысяч футов, откуда открывалась захватывающая панорама Альп. Вдалеке виднелся Зальцбург. Описывая позднее это убежище, Франсуа-Понсе удивлялся: "Кем же было задумано это строение человеком, обладающим здравым умом, или человеком, обуреваемым манией величия, жаждой повелевать и одиночеством?" - Прим. авт.}, французского посла Франсуа-Понсе, он яростно обрушился на Великобританию. Послу показалось, что лицо у фюрера бледное и усталое, но это нисколько не помешало ему обрушиться на Альбион. Фюрер утверждал, что от Британии исходит угроза, слышатся призывы к оружию, что она слишком эгоистична, высокомерна, что именно она хотела помешать духу Мюнхена. С Францией же все обстоит наоборот, и потому Гитлер хотел бы установить с ней более тесные дружеские связи. Чтобы доказать это, он готов подписать дружественный пакт, гарантирующий незыблемость существующих границ (это означало, что Германия не претендует на Эльзас и Лотарингию), а в будущем устранение разногласий путем консультаций.