Паутина и скала - Томас Вулф

Тем временем женщины оживленно тараторят:

– А цены просто жу-у-уткие!.. Я постоянно слышала, что здесь все дешево, но после этого! – нет уж, больше развешивать уши не буду!.. Сама знаю! Это ужас! Конечно, они думают, что все американцы миллионеры и будут платить любую цену!.. По shy;думать только! Они имели наглость потребовать полторы тысячи франков! Мыс Джимом потом подсчитали – это больше девяно shy;ста долларов – за паршивое платье, какое в Блумингтоне можно купить за двадцать!.. Конечно! Конечно, дорогая моя!.. Я сказала ей!.. Тут же отдала платье и говорю: «Поищите кого поглупее, пусть они платят вам такую цену, но от меня вы этих денег не по shy;лучите!.. Ни в жизнь! .. – говорю. – Мы дома можем купить не хуже за четверть этой цены и приехали не за тем, чтобы нас наду shy;вали!

Тем временем мистер Хумпершлагель с громогласной катего shy;ричностью:

– Нет уж! Больше ни за что! Добрые старые США меня впол shy;не устраивают! Как только увижу снова Статую Свободы, издам такой вопль, что его услышат в Сан-Франциско!.. Говорят, од shy;нажды простофиля – вечно простофиля, но это не про меня. Од shy;ного раза хватит!

И миссис Хумпершлагель:

– А теперь я так боюсь обратного пути! Говорю вчера Фре shy;ду – вот если бы можно было выстрелить тебя обратно… пе shy;редать по проводу… Наверно, я даже рискнула бы лететь само shy;летом, до того боюсь идти на судно! Меня жутко тошнило по пути сюда, а в обратном плавании наверняка будет еще хуже… Желудок у меня расстроен с тех пор, как только мы отплыли. Больше месяца ем через силу. В горло не идет еда, что здесь подают.

– Да, черт возьми, – выкрикнул мистер Хумпершлагель, – здесь никогда не подают ничего съедобного! На завтрак булочка с маслом и чашечка кофе, который…

– Ох, да! – простонала тут миссис Хумпершлагель, – ну и кофе! Какую горькую, черную гадость они пьют! Ох-х! Я вчера за shy;казала Фреду, что как только приедем домой, первым делом вы shy;пью десять чашек хорошего, крепкого, свежего американского кофе!

– Потом все эти маленькие тарелочки с надписями, которые никому не разобрать… и… да что там! – негодующе выпалил ее муж, – они едят улиток!… Истинная правда! – объявил он, по shy;качивая головой. – Вчера в отеле я видел, как один тип доставал что-то из раковины щипчиками, и спросил официанта, что это такое. «Ахх, месье, – манерно выкрикнул мистер Хумпершла shy;гель, – это ули-итка!»… Скорей бы вернуться домой, забыть про эти тарелочки с диковинными соусами и непонятными надпися shy;ми, зайти в ресторан, взять бифштекс в дюйм толщиной – густо посыпанный луком – эдак с галлон настоящего кофе и большой кусок ябочного пирога – вот это я понимаю! – заключил он с мечтательным выражением на лице. – Тут уж отъемся!

– Послушайте, Хумпершлагель, – вмешался Бредшоу, словно его осенила внезапная мысль, – почему бы вам и миссис Хумпер shy;шлагель не пойти с нами как-нибудь в одно местечко, которое мы обнаружили здесь, в Париже? Знакомые сказали нам о нем, и с тех пор мы питаемся там. Французскую жратву я тоже терпеть не могу, но в этом местечке можно получить настоящую, полноценную, приготовленную по-домашнему американскую еду.

– Как? – вскричал Хумпершлагель. – Настоящую – без ду shy;раков?

– Да, сэр! – твердо ответил мистер Бредшоу. – Самую что ни на есть! Настоящие американский кофе, бисквиты, кукурузный хлеб, свиные отбивные, яичницу с ветчиной – яйца поджарят до той степени, как скажете! – гренки, настоящий бифштекс из вы shy;резки, какой только окажется вам по зубам…

– И яблочный пирог? – жадно спросил Хумпершлагель.

– Да, сэр! – твердо ответил мистер Бредшоу. – Лучшего вы и не видели – поджаристый, с корочкой, всегда свежий!

– Ура-а! – торжествующе заревел Хумпершлагель. – Ведите нас в это место! Скажите, где оно находится! Когда сможем, пой shy;дем вместе – братец, я умираю от голода, я не могу ждать!

И так повсюду. Кричаще разодетый бруклинско-бродвейский еврей в элегантной серой шляпе, ухарски сдвинутой набекрень над большим крючковатым носом, в забрызганных грязью свер shy;кающих туфлях, с сигарой, высокомерно зажатой в уголке кривя shy;щегося рта, запустив руки в карманы щегольского пиджака и слегка покачиваясь взад-вперед, обращается резким, покрови shy;тельственным голосом к небольшому кружку внимающих ему знакомых:

– Нет уж!.. Нет уж, дудки!.. Хотел я полюбоваться тем, что у них есть, но один раз взглянул, и будет! Хватит с меня!.. Я пови shy;дал все – лондонский Тауэр, Букингемский дворец, Берлин, Мюнхен, Будапешт, Рим, Неаполь, Монте-Карло – все эти места, – сказал он, снисходительно покачав головой. – Облазил весь этот город, в Пар-риже ничего такого нет, чего б я не знал. Черт возьми! – внезапно зарычал он и, выхватив изо рта сигару, огляделся по сторонам с угрожающем видом, – про этот… город ничего мне рассказывать не нужно! Я побывал в каждом… заве shy;дении, какие только здесь есть. Повидал все.

Он сделал паузу, неторопливо сунул сигару опять в уголок рта, мягко качнулся на носках блестящих туфель, с легкой улыбкой превосходства понимающе кивнул и заговорил с выразительной неторопливостью:

– Нет уж! Нет уж, дудки! Я вдоль и поперек облазил этот город – и поверьте мне, поверьте мне – мы их переплюнули во всем… Что там говорить! Что там говорить! У них нет ни единого заведе shy;ния, которое у нас не было в десять раз лучше… Я всю жизнь слы shy; шал про этот город, подумал – дай-ка взгляну на него. Пар-риж! Да что в нем такого, черт побери! – зарычал вдруг он снова, выхва shy;тив сигару изо рта и так угрожающе навел на слушателей, что те по shy;пятились. – О чем вы говорите, черт возьми? – вызывающе спро shy;сил он, хотя никто не произнес ни слова. – Да я могу показать вам на маленьком старом Бродвее больше заведений, чем этот… город мечтал иметь! Что там говорить! Что там говорить! Здесь самые луч shy;шие заведения выглядят как забегаловка Маллигена на Шестой авеню!.. Нет уж, дудки! Это не для меня! Хватит. Один раз взглянул, и будет! Я сыт по горло! Повидал, что хотел повидать, и конец! Те shy;перь маленький старый Нью-Йорк меня вполне устраивает!

И, удовлетворенный наконец этим торжественным утвержде shy;нием собственного патриотизма, он сунул большие пальцы под мышки, качнулся взад-вперед, передвинул сигару в другой уголок рта и выпустил из ноздрей большой клуб густого, ароматного дыма.

Вот такой была контора «Америкен Экспресс» летом 1928 го shy;да в Париже, куда письмо так и не пришло.

Однажды вечером Джордж отправился в Фоли Бержер и добрал shy;ся туда поздно. В вестибюле было пусто; люди в кассе и двое муж shy;чин за высоким столом у дверей глядели на него холодными галль shy;скими глазами. Джордж просмотрел расценки на билеты; класси shy;фикация их была непонятной; разобраться в ней он не мог. К нему подошел мужчина в вечернем костюме – представитель ночного парижского племени, лет тридцати пяти, с черными, блестящими прилизанными волосами, безжизненными глазами рептилии, боль shy;шим крючковатым носом корыстолюбца, хитрым лицом.

– Месье, – вопрошающе и вместе с тем убедительно произ shy;нес он, – мо-ожет, я чем-то могу помочь вам?

Джордж, вздрогнув, обернулся, поразился великолепному ви shy;ду этого лощеного создания и, запинаясь, промямлил:

– Я… какой билет нужно мне…

– Ах, билет! – воскликнул мужчина с таким видом, словно на него снизошло откровение. – Mais parfaitement! Monsieur, – произнес он вкрадчиво, – permettez moi![21].. Я атташе – Vоus comprenez[22]* – этого театра. Я куплю вам билет.

– Только не… только не слишком дорогой, – промямлил Джордж, стыдясь говорить о каких-то жалких ценах с этим вели shy;колепным ночным существом. – Что-нибудь… что-нибудь за умеренную цену, понимаете?

– Mais parfaitement! – воскликнуло снова лощеное существо. – C'est entendu. Quelque chose du moyen prix[23].

Этот человек взял у Джорджа протянутую стофранковую банкноту, подошел к окошку кассы, быстро переговорил с сидев shy;шими внутри и купил самый дорогой билет. Потом сказав с улыбкой: S’il vous plait, monsieur»[24]*, подошел к столу, где двое стражей двери хмуро поглядели на билет, сделали запись в книге и разорвали его пополам, затем отдал разорванный билет Джор shy;джу с легким поклоном, но без сдачи.

– А теперь,- вкрадчиво сказал он, когда Джордж, несколько ошеломленный быстротой и дороговизной этой процедуры, возна shy;мерился войти,- вы хотите повидать танцовщиц, n'est-ce-pas? [25]*

– Танцовщиц? – промямлил Джордж. – Нет, я пришел по shy;смотреть представление.

– О, – махнул рукой с веселым смехом Темноглазый. – Но время еще есть! Время есть! И для начала мы пойдем к танцовщи shy;цам, n'est-ce pas?

– Как-нибудь в другой раз – я и так уже опоздал на представ shy;ление!