Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё - Пер Валё

твердым – вот единственно нужное для настоящего мужчины. Твердым психически и физически. Так он считал – недаром он всегда поощрял издевательства старших над младшими. Это входило в программу обучения.

– Но для этого не обязательно быть садистом.

– Он проявлял себя по-всякому. Он был помешан на дисциплине. Но дисциплина – это, знаешь ли, одно, а наказание за проступки – совсем другое. Нюман почти каждый день кого-нибудь наказывал за самые пустяковые провинности. За оторванную пуговицу, например. И провинившийся имел право выбирать.

– Между чем и чем?

– Рапортом начальству и физической расправой. Но рапорт означал три дня карцера плюс пятно в послужном списке, и большинство предпочитали физическое наказание.

– Какое же?

– Я и сам схлопотал его один раз. За то, что в субботу вечером явился позже срока в расположение части. Я перелез через забор. И разумеется, угодил в лапы к Нюману. И выбрал второе. В моем случае это свелось к следующему: меня заставили стоять по стойке смирно с куском мыла во рту, а Нюман тем временем переломал мне два ребра своими кулаками. После чего он угостил меня кофейком с печеньем и сказал, что из меня вполне может получиться твердый парень и настоящий солдат.

– А потом?

– Как только война кончилась, я позаботился о том, чтобы поскорей демобилизоваться, чинно и благородно. Потом я приехал сюда и стал полицейским. И первый, кого я здесь встретил, был Нюман. Он уже был старшим офицером при отделе общественного порядка.

– И ты полагаешь, что на этом посту он вел себя так же?

– Может, не точно так же. Точно здесь и не получилось бы. Но уж от рукоприкладства он не отказался и тут. Бил подчиненных, бил арестантов. Я много чего понаслушался за минувшие годы.

– Но на него должны были поступать жалобы. И неоднократно, – задумчиво сказал Мартин.

– Точно. Но из-за этой самой чести мундира мы наверняка не сможем отыскать в его досье ни единой жалобы. Все они попадали прямиком в корзинку для бумаг. Большинство даже не регистрировались при поступлении. Здесь, например, ты ничего не найдешь.

У Мартина блеснула внезапная мысль.

– А уполномоченный риксдага по контролю за судопроизводством нас не выручит? – спросил он. – Те, с кем обошлись не по закону, наверняка жаловались уполномоченному депутату, хотя бы некоторые.

– И без толку, – сказал Кольберг. – Такой человек, как Нюман, не забывал окружить себя коллегами, которые в случае необходимости всегда засвидетельствуют под присягой, что ничего дурного он не делал. Молодыми полицейскими, которые знали, что их сживут со света, если они откажутся принести присягу. Либо такими, которые уже закоснели в своем жестоком ремесле и думают только об одном: как бы не запятнать мундир. А уж со стороны комиссару и вообще ничего не грозило.

– Ты прав, – сказал Мартин, – но в канцелярии депутата риксдага не выбрасывают жалобы, даже если по ним и не примут никаких мер. Их подшивают и хранят в архиве.

– Это мысль, – протянул Кольберг. – И не такая уж глупая. На тебя явно снизошло озарение. – Он еще немного подумал и добавил: – Вот если бы у нас существовало движение за гражданские права, которое регистрировало бы все случаи превышения власти. Но в нашей стране его, к сожалению, нет. А уполномоченный, пожалуй, пригодится.

– И орудие убийства, – сказал Мартин. – Такой штык мог сохраниться у человека только с военной службы. Не всякий в состоянии заиметь такую штуку. Я обращу внимание Рённа на эту деталь.

– Обрати. А потом возьми с собой Рённа, и поезжайте в канцелярию уполномоченного.

– А ты что будешь делать?

– Я хочу съездить взглянуть на Нюмана. Там уже наверняка торчит Ларссон, ну и черт с ним. Я еду ради себя. Хочу посмотреть, как это на меня подействует. Может, меня даже вывернет, но теперь никто не заставит меня глотать собственную блевотину.

Мартин Бек уже не казался таким усталым, как прежде. Он выпрямился и спросил:

– Леннарт, ты меня слушаешь?

– Да.

– Почему его так называли? Негодяем из Сефлё?

– Проще простого. Он был родом из Сефлё и при всяком удобном случае твердил об этом. Из Сефлё выходят твердые люди, говаривал он. Настоящие мужчины. Ну а в том, что он был негодяем и подлецом, сомнений нет. Один из самых подлых людей, каких я встречал на своем веку.

Мартин Бек долго глядел на него.

– Пожалуй, ты прав, – сказал он.

– Посмотрим, посмотрим. Желаю удачи. Надеюсь, тебе повезет.

И снова Мартина охватило необъяснимое предчувствие беды.

– День будет нелегкий.

– Да, – ответил Кольберг. – Предпосылки для этого уже есть. Надеюсь, ты теперь меньше боишься запятнать честь мундира?

– Надеюсь.

– Не забывай, что Нюману уже не нужна круговая порука. Да! Сколько мне помнится, у него все эти годы был до гроба преданный оруженосец. Субъект по имени Хульт. Он сейчас должен быть старшим офицером, если только не ушел со службы. Надо бы с ним связаться.

Мартин Бек кивнул.

Кто-то заскребся в дверь. Вошел Рённ и остановился у дверей, нерешительно, чуть не падая от усталости. Глаза у него после бессонной ночи были красные, воспаленные.

– Ну, чем теперь займемся? – спросил Рённ.

– У нас куча дел. Ты готов?

– Само собой, – ответил Рённ, подавляя зевок.

XIII