Первая Мировая война - Анатолий Уткин

Немцы 27 марта были всего в восемнадцати километрах от Амьена, взяв в плен 90 тысяч человек и захватив 1300 орудий. Союзники возвращали в бой даже раненых. И все же немецкая военная машина казалась неукротимой. К пятому апреля они продвинулись на фронте в семьдесят километров почти до Амьена. До Парижа оставалось шестьдесят километров. В авангарде наступающих армий стояли войска, снятые с Восточного фронта. Расширение клина между французами и англичанами грозило крахом всего фронта. Приказ Фоша звучал как заклинание: "Не потерять ни метра!"

Кайзер с его всегдашней поразительной бестактностью распустил школьников на "каникулы победы" и вручил Гинденбургу Большой орден железного креста с золотыми лучами, в предшествующий раз врученный Блюхеру за Ватерлоо. Но немцы, как и в 1914 году, погнались за открывшимися возможностями, а не следовали принципу "одного кулака, одного удара". Сказались и привходящие обстоятельства. Германская армия после четырех лет блокады впервые увидела склады продовольствия и вина{926}. И это тоже повлияло на их прежнюю смертельную решимость нанести как можно более быстрый и жестокий удар. Немцам так и не удалось коснуться нервного узла оборонительной линии союзников, их поразительная энергия постелено начала показывать признаки утомления. 4 апреля Людендорф вопреки всей своей воле признал: "Преодолеть сопротивление противника вне наших возможностей".

Немецкие потери в ходе текущего наступления уже составили четверть миллиона - примерно столько, сколько у англичан и французов, вместе взятых. Девяносто процентов ударных немецких дивизий были истощены, и часть из них деморализована{927}. Если союзники теряли просто представителей всех армейских профессий, то немцы теряли невосполнимую элиту.

Меняя стратегию на ходу, Людендорф отказался от амбициозного "Михеля" в пользу более осуществимой операции "Георг", направленной на вытеснение британцев из Фландрии. Цель - выйти к Ла-Маншу. Туман снова помог атакующей стороне, когда 9 апреля артиллерия Брухмюллера нанесла свой традиционно страшный удар{928}. После четырехчасовой артподготовки Людендорф бросил вперед четырнадцать немецких дивизий на фронте шириной в пятнадцать километров. Именно тогда, 11 апреля, генерал Хейг издал свой знаменитый приказ по британским войскам, ощутившим всю мощь германского напора. "У нас нет другого пути, кроме как сражаться. Каждую позицию нужно защищать до последнего человека - иного выхода нет. Прислонившись спиной к стене и веря в справедливость нашего дела, каждый из нас должен сражаться до конца"{929}.

25 апреля немцы взяли высоту Кеммель, 29 апреля - высоту Шерпенберг, но это был уже предел. Вот запись официальной германской истории за этот же день: "Наступление не дошло до критически важных высот Кассель и Мон-де-Кат, только обладание которыми заставило бы англичан эвакуироваться из выступа Ипр и позиций на Изере. Крупное стратегическое продвижение оказалось невозможным, и порты пролива недостижимыми. Второе великое наступление не дало желаемых результатов"{930}.

21 апреля в бою погиб лучший ас Германии фон Рихтгофен, одержавший до этого восемьдесят воздушных побед.

В марте-апреле 1918 года немцы в своих страшных наступательных порывах потеряли до полумиллиона солдат. Таких потерь Германия позволить себе безнаказанно уже не могла. Поворачиваясь с севера снова на юг, Людендорф обратился к французам. Он спешил, и ничто, кроме Парижа, уже не казалось ему достойной целью. С полученного в марте плацдарма он начал бить страшным германским молотом по укреплениям, ведущим к французской столице. Подвезенная из глубины Германии "Большая Берта" начала обстреливать Париж, сея панику.

Но ощущение германского всемогущества уже не реяло в воздухе, оно постепенно начало увядать. Как пишет лорд Биркенхед: "После двухнедельной битвы фронт все еще стоял, и последний порыв Людендорфа увял. Амьен был спасен; равно как и Париж; спасены были порты Ла-Манша, спасена была Франция, спасена была Англия"{931}.

В порты Франции начали прибывать по 120 тысяч американских солдат ежемесячно. И хотя немцы, напрягаясь из последних сил, перевели еще восемь дивизий с востока на запад, общее соотношение сил стало необратимо меняться в пользу западных союзников. Британская медсестра внезапно увидела колонну солдат. "Необычная раскованность, вид смелой энергии заставляли смотреть на них с интересом. Они выглядели выше обычных людей; их высокие статные фигуры являли собой заметный контраст с обычными солдатами... Ритм, такое достоинство, такое безмятежное выражение самоуважения. Это были американцы"{932}.

Исторический надир России

Тяжела была доля России, с каждым днем историческое пространство России уменьшалось. Это был, возможно, самый тяжелый период в русской истории. В Брест-Литовске Россия лишилась Польши, балтийских провинций, Финляндии. 28 января 1918 г. Украинская Рада объявила о своей независимости. В апреле и мае декларации независимости последовали от Грузии, Азербайджана и Армении. Все эти территории так или иначе находились под опекой Германии. Канцлер Гертлинг утверждал, что Германия реализует на Востоке принцип самоопределения наций, что Германия "установила хорошие отношения с этими народами (живущими на западе и юге России. - А. У.) и с остальной Россией", настаивая на оборонительном характере германских операций в России, которые якобы следуют за "призывами о помощи", звучащими на Украине, в Ливонии и Эстонии, что якобы делало германское военное вмешательство "морально неизбежным".

В последующие месяцы 1918 г. под вопрос было поставлено само историческое бытие России. На месте величайшей державы мира лежало лоскутное одеяло государств, краев и автономий, теряющих связи между собой. Центральная власть распространялась, по существу, лишь на две столицы. Уже треть европейской части страны оккупировали немцы - Прибалтика, Белоруссия, Украина. На Волге правил комитет Учредительного собрания, в Средней Азии панисламский союз, на Северном Кавказе - атаман Каледин, в Сибири региональные правительства. Великая страна пала ниц. Падение не могло быть более грубым, унизительным, мучительным. Великий внутренний раздор принес и величайшее насилие. Сто семьдесят миллионов жителей России вступили в полосу гражданской войны, включающей в себя все зверства, до которых способен пасть человек.

Россия уже не смотрела на Европу. Та сама пришла к ней серыми дивизиями кайзера, дымными крейсерами Антанты. Запад самостоятельно решал проблему своего противоборства с Германией, а Россия превращалась в объект этого противоборства. Впервые со времен Золотой Орды Россия перестала участвовать в международных делах. Страна погрузилась во мрак. Да, были беды и прежде. Поляки владели Москвой, и Наполеон владел древней столицей. Но впервые со смутного времени внешнее поражение наложилось на неукротимый внутренний хаос, и впервые за пятьсот лет у русского государства не было союзников. Окружающие страны вожделенно смотрели на русское наследство.

Социалисты смотрели на происходящее в другой плоскости. В марте 1918 г. В. И. Ленин назвал государство, главой правительства которого он являлся, лишь передовым отрядом мирового революционного пролетариата, существующим сепаратно "лишь ограниченный, возможно, очень короткий период... Нашим спасением от возникших трудностей является революция во всей Европе".

Однако случилось так, что западные коммунистические партии стали не авангардом, а арьергардом мирового коммунизма. Теоретически большевики не беспокоились о границах государства как "временного наследия прошлого". Член французской военной миссии Антонелли разъяснял Западу, что для большевиков "неважно, например, отдана Литва Германии или нет. Что действительно важно, так это будет ли литовский пролетариат участвовать в борьбе против литовского капитализма"{933}.

Ленин твердо стоял на этой точке зрения. Как сказал он в письме американским рабочим от 20 августа 1918 г., "тот не социалист, кто не пожертвует своим отечеством ради триумфа социальной революции".

Прозападные по своей учености, большевики оказались самыми большими изоляционистами, обусловив связи с Центральной и Западной Европой немыслимым - победой там братской социал-демократии. Поскольку политические миражи рано или поздно рассеиваются, фантом мирового восстания стал уходить за горизонт, а на первый план неизбежно вышла главная функция каждого организма - забота о самосохранении. Постепенно порыв разжигателей мировой революции отодвигается на второй план конкретными задачами выживания. Вперед с неизбежностью жизненного потока стала выходить та российская "самобытность", о которой не мечтали даже славянофилы.

Россия действительно обернулась на Запад, словами А. Блока, "своею азиатской рожей". Западная модель развития была отвергнута установлением небывалой формы правления, связи с Западом надолго были "опорочены" публикаций секретных договоров, отказом платить заграничные долги, созданием революционного Третьего Интернационала.