Охотники на жирафов. Переселенцы Трансвааля. Гудзонов залив. - Майн Рид

спасаться, оставался неподвижным и только жалобно покрикивал. Но подумав, что звук выстрела может спугнуть крупную дичь, он оставил свое намерение, со слов Люсьена зная, что всегда поспеет вернуться за ежом: это странное животное иногда целую зиму остается в одном и том же месте. Он решил, что, если не убьет никакой другой дичи, захватит ежа на обратном пути.

Базиль пошел дальше. Лес становился реже, появились кустарники. Деревья отстояли далеко друг от друга, а ивы росли кущами, так что перед глазами охотника было большое открытое пространство. Базиль шел тихо и осторожно. Он поднялся на небольшой пригорок и, стоя за стволом какого-то дерева, стал осматриваться. Пространство, простиравшееся перед ним, граничило с одной стороны с озером, с другой - с таким же лесом, как тот, через который он только что прошел. Там и сям стояли одинокие деревья, и взор на целую милю или более не встречал никаких препятствий. Кустарники виднелись лишь по берегу.

Недалеко от них Базиль вдруг увидел небольшую группу животных. Ему никогда до тех пор не приходилось видеть подобных. Большие развесистые рога, подымавшиеся на голове одного из них, доказывали, что это были какие-то олени, а громадная величина, неуклюжесть, длинные ноги, ослиные уши, огромная голова с отвислой губой, толстая шея с торчащей гривой и в особенности ширина самих рогов неоспоримо доказывали, что перед Базилем были американские олени, самые крупные и, по всей вероятности, самые неуклюжие из всей оленьей породы. Обладателем рогов был самец, остальные - самки и двое однолеток. Последние еще не вполне выросли и, подобно самкам, не имели рогов. Все были темного цвета, издалека казались даже черными, но старый олень был темнее всех.

Сердце Базиля усиленно забилось. Он много слышал об этих оленях, но никогда еще не встречал их, так как они не водятся на юге, не спускаются южнее северной границы Соединенных Штатов. На севере же они водятся до самого Ледовитого океана. Натуралисты не совсем уверены, что это то же животное, что и европейский лось. Они, конечно, чрезвычайно похожи друг на друга, но название "лось" дано в Америке совершенно другому животному - вапити. Американский олень питается преимущественно листьями и ветками деревьев, да и строение его тела таково, что не позволяет легко доставать траву, если она не очень высока или не растет по склону холма. Особенно любит он молодые побеги тополя, березы и ивы, из которых так называемая красная ива особенно ценится им. Он любит также водяные лилии, и летом его можно часто видеть стоящим в воде и жующим эти цветы. Входит он в воду и для того, чтобы освежиться и избавиться от разных насекомых и комаров, осаждающих его в жаркое время года, В этот период он делается доступнее; тогда индейцы охотятся на оленей в пирогах и копьями и стрелами убивают их. Но никогда не встречают они американских оленей большими стадами, так как те любят одиночество и только в известные времена года держатся парами или семьями, как их встретил Базиль. Зимой индейцы преследуют их на лыжах, которые дают им возможность передвигаться с большею быстротой, чем проваливающееся в снег животное. Тем не менее нередко случается, что оленю после погони, длящейся несколько дней, все же удается спастись. Иногда несколько оленей случайно сходятся вместе и так утаптывают снег, что вокруг образуется нечто вроде стен. Такие места охотники называют оленьим прудом и легко могут перебить всех оленей, которые в него забрались.

Базилю страшно хотелось застрелить хоть одного из этих животных, во-первых, потому, что это был бы первый американский олень, убитый им, во-вторых, для того, чтобы внести разнообразие в их стол. Он знал, что мясо оленя чрезвычайно вкусно, в особенности его отвислая нижняя губа. Да и шкура его была бы им весьма кстати, так как именно из кожи этих оленей делается наилучшая индейская обувь и лыжи, которые должны были в скором времени понадобиться мальчикам.

Базиль знал, что подойти к оленям очень трудно, так как в это время года они наиболее пугливы. Летом они так страдают от мошек, что не очень обращают внимание на окружающее, и охотнику легче приблизиться к ним. У них чрезвычайно развит слух, зрение и обоняние, и, кроме того, они очень хитры. Передвигаясь зимой по снегу и желая отдохнуть, они обыкновенно делают крюк и возвращаются для отдыха на прежние свои следы. Таким образом, они заранее знают о приближении охотника, идущего по их следам, и имеют возможность скрыться.

Все это было известно Базилю из рассказов старых охотников, и потому он принял величайшие меры предосторожности. Первым делом он вынул из своего мешка маленькое перышко и, воткнув его в дуло ружья, приподнял ружье кверху. Вскоре перышко понеслось по воздуху, и Базиль точно узнал направление ветра, что в этом случае крайне необходимо. К великой его радости, ветер дул вниз по озеру и почти прямо на него; но особенно было удачно то обстоятельство, что ивы, росшие по берегу, были расположены с подветренной стороны относительно оленей, и он знал, что они очень помогут ему приблизиться к животным. Поэтому, не теряя времени, он направился к ивам и под их прикрытием начал осуществлять свой план.

Целых полчаса употребил он на то, чтобы, то ползком, то крадучись, то на коленях, приблизиться к оленям на расстояние выстрела. Но Базиль, как истый охотник, знал, что труд и терпение в охоте, как и во многих других случаях, всегда вознаграждаются, и потому не торопился. Наконец ярдах в пятидесяти от себя он увидел грудь оленя и его высокие рога, возвышавшиеся над ивами, в листья которых тот запустил свою морду. Базиль видел и остальных трех животных, но все его мысли были сосредоточены на одном самце. В эту минуту он не думал о качестве мяса, иначе он выбрал бы одну из самок или теленка. Но он хотел убить их вожака.

Впрочем, остальные олени были от него дальше, чем самец, который и сам не представлял легкой цели. Он стоял прямо перед Базилем, и тот боялся, что пуля не в состоянии будет пробить его лобную кость, как это было с буйволом. Ему оставалось целить только в бок, и, улучив наиболее удобный момент, Базиль спустил курок. Он услыхал громкий топот испуганных самок и телят, убегавших по равнине. Самого же самца с ними не было, он остался там, где стоял, и, без сомнения, был убит.